– А кто в твоём вкусе?

– Ну я люблю высоких, светловолосых, с такими точеными скулами, да и вообще парни младше тридцати лет обычно мне нравились больше, чем взрослые. И вот сижу я на диване и думаю: “Ну ок, с ним интересно, он не похож на других, он не проходит ни по одному параметру, разве что, глаза голубые”. И я реально весь вечер только об этих холодных голубых глазах и думала. Лёд был какой-то другой, будто не из моего привычного мира, чем бесил меня страшно. Когда мы только начали вместе работать общаться с ним было невыносимо, такой закостенелый сексист, всё-то он знал, на всё-то у него было своё мнение в корне, отличающееся от моего. Сейчас мне кажется, что он специально меня провоцировал.

– А ты, конечно же, спорила ка не в себе, доказывала свою правоту? – Анна выпрямилась и посмотрела на подругу, достала очередную сигарету, пачка была практически пуста, нужно будет зайти в магазин. Мириам не разрешает курить даже в подъезде, придется снова бегать туда-сюда, но лучше так, чем разгневать эту иногда такую суровую женщину.

– У нас не было любви с первого взгляда, это было такое сознательное взрослое чувство, когда ты медленно открываешься кому-то, рассказываешь о самом сокровенном. И в процессе возникает желание прикоснуться, сначала легонько, к плечу, колену, проскользнуть пальцами по руке, когда спускаетесь по лестнице или когда он держит в ладони что-то нужное тебе, например карандаш или точилку, потом это становится всё сильнее, невыносимее, и желание физической близости поглощает тебя на уровне инстинктов так, что ты даже рядом сидеть не можешь от возбуждения.

– Ну так и что тянуть? Ты хотела, он хотел, смысл вот этого всего? Вот вы железные, кончено, он так вообще кремень.

Анна не понимала всех этих сложностей, для неё это было чем-то лишним, если ты хочешь его, а он тебя, то зачем отказывать себе в удовольствиях? Она посмотрела на подругу, и поняла, что эти комментарии лучше держать при себе, и вскоре забыла, как и обо всём, чему в её жизни места нет.

– Я просто хотела, чтобы он сделал первый шаг, разве непонятно. Все хотят, чтобы мужчина сделал первый шаг. – Птичка хмурится и надевает очки с видом человека, которому нанесли смертельную обиду. Анна улыбается и обнимает подругу за плечи.

– Я могла сказать, что хочу его, сделать всё сама, но я так не хотела. Я в своей голове представляла, как он притянет меня, поцелует и я, как Бастилия, которой суждено было пасть, сдамся без боя. А он не делал ничего, даже говорил, что сам ничего делать не будет. В итоге, я первая его поцеловала, в подъезде. Иногда мне кажется, что этого не было, что это какой-то сон, который ускользает, как только проснешься.

– И долго вы играли в эту игру? Я бы так не смогла, мне такое тяжело и непонятно. Зачем тратить время, когда можно получить удовольствие.

Птичка задумалась, она не особо хотела говорить, что он был в отношениях, не хотела лишний раз акцентировать внимание на этом, думала, подруга её осудит, тем более, она сама себя осуждала за это столько раз, что уже и не счесть. Иногда ей казалось – это карма отыгрывается за всё, что она сделала по отношению к той, другой. Хотя, в сущности, она не сделала ничего, скорее наоборот, пыталась выстроить дистанцию, держаться подальше, но как только он это чувствовал, сразу же возвращал всё в прежнее русло с ещё большим рвением. Она поняла это только здесь, когда смогла трезво оценить, проанализировать всё, что произошло с ними. Нет, на ней тоже была вина, но нельзя брать всю ответственность на себя, виноваты были оба.

– Ой, так мы играли больше года, то сближались, то отдалялись. Всё просто, он жил с другой очень долго уже, лет десять точно. Я не хотела лезть туда, все эти любовные треугольники не для меня, слишком сложно. А когда поняла, что люблю его, все границы начали расплываться. Я думала об их расставании, хотела, чтобы она нашла себе кого-то другого, чтоб я не была конченой, не знаю как объяснить, чтобы ты поняла, короче, я не хотела быть разлучницей. Клянусь, всё началось после их расставания, и я, хотя бы, знаю, что не разрушала их отношения, я послужила чем-то вроде катализатора. Ну это как когда в соду льешь уксус и она начинает шипеть, гасить соду, у нас так говорят, вот и тут реакция просто началась из-за меня. У нас сложилась эмоциональная близость, в которой каждый видел другого, слышал и слушал, я делилась своими идеями и не боялась быть высмеянной, и он тоже. Он часто говорил мне, что там его не слышат, что он не важен. Для меня же было наоборот, я ему в рот заглядывала. И я перестала думать о чем-то другом, реально, я только и делала, что выискивала намеки на будущее в его словах, взглядах, действиях, мечтала о нём, не видела других рядом с собой. Мне хотелось говорить с ним, рассказывать обо всём, делиться впечатлениями. Он не был готов к такому, для него это было слишком. Такая открытость была для него чем-то новым, неизвестным и пугающим.

Птичка замолчала, посмотрела в очередной раз на часы, было уже почти пять вечера.

– Поехали, уже скоро темнеть начнет.

Анна встала нехотя, ей очень хотелось узнать больше подробностей, почему они разошлись, как жили, каким был первый поцелуй, секс и вообще все подробности, но взглянув на подругу поняла, что ещё рано спрашивать об этом.

Дорога до трамвайной остановки занимает не больше десяти минут, подруги идут молча, Анна курит, Птичка думает о чём-то своём, а потом пускается в бег, их трамвай подъезжает к остановке. Анна бросает сигарету и бежит за подругой. Они успевают заскочить в вагон перед самым закрытием дверей.

Смеясь, две красивые девушки вбегают в трамвай и садятся рядом друг с другом, синхронно достают наушники, кудрявая брюнетка проводные, а её подруга беспроводные последней модели.

Мириам ждёт их на пороге, она, как хорошая добрая мать или бабушка, ворчит, что их не было долго, что они замерзли и, должно быть, сильно проголодались, а она волнуется, ждёт их.

– Я уж думала, что за вами надо посылать Абдуллу на поиски. Так долго ехали ко мне, обед остыл, пора ужинать садиться. Ну что ты смотришь, да я хотела ему позвонить, но тут вы примчались, смеётесь, значит хороший день.

Она обняла их по очереди, расцеловала и отправилась накрывать на стол. Птичка повернулась к Анне:

– Оставайся сегодня у меня, у тебя же смена завтра после обеда? У меня выходной, встанем пораньше, позавтракаем и поедем мне за очками, может еще, что-нибудь купим, я тебе шарф подарю.

Анна соглашается не раздумывая, подруга всегда покупает ей что-нибудь в подарок. Птичка делает это не то, чтобы из корыстных побуждений, она просто обожает смотреть на неподдельную радость девушки, которая была лишена многих вещей в детстве, да и сейчас редко может позволить себе даже маленькие радости, которые необходимы каждой.

Они всегда спят вместе, хотя в гостиной есть свободный диван, им так комфортнее. Одно одеяло на двоих, пару тонких подушек, которые не нравятся Анне, но к которым привыкла Птичка. Она привезла странные привычки из серого города, по крайней мере, так часто кажется окружающим, но в этом и есть её особая прелесть.

В Птичке угадывается острый ум, она хорошо владеет английским языком, быстро учится местному языку, вообще схватывает всё на лету. Хозяин кафе часто говорит, что, если бы у неё была рабочая виза, он сделал бы её управляющей, но с визой помочь не хочет, да и Птичка к этому не стремится, ей нравится легкость, ощущение свободы, некоторая степень безответственности и немного риска в привычной размеренной жизни.

Просидев у Мириам пару часов, подруги отправились в соседнюю квартиру. Птичка сварила кофе, пока Анна была в ванной, села на подоконник и задумалась о прошлом. Когда Анна вышла из душа, увидела, что по щекам подруги текут слёзы. Она подошла к ней нарочно громко, чтобы не испугать и положила руку на плечо. Птичка прижалась к ней щекой, ей было нужно человеческое тепло. казалось, что это мгновение будет вечным, а еще было ощущение, что в мире снова только боль и отчаяние.