– Привет, Берни! – просияла девочка, увидев его. – Огромное спасибо за подарки.

– Тебе очень идет, – Берни подошел ближе. – Пожалуй, можно взять тебя в манекенщицы: будешь демонстрировать детскую одежду в нашем магазине. Где мама? Надеюсь, она нигде не заблудилась. – Он сделал вид, что неодобрительно хмурится, и Джил рассмеялась так искренне, что это тронуло его до глубины души. – И часто с ней такое случается?

Девочка замотала головой:

– Нет, только в магазинах.

– Это кто там сплетничает? – раздался за спиной голос Элизабет. – Привет. Как добрались?

– Прекрасно.

Берни и впрямь получил огромное удовольствие от поездки. Они обменялись теплыми взглядами, и Элизабет заметила:

– Дорога очень извилистая, не всем нравится.

– Меня всегда рвет по пути, – вставила Джил. – Но когда мы сюда добираемся, все проходит. Здесь здорово.

Берни озабоченно посмотрел на нее:

– Ты сидишь на переднем сиденье у открытого окна?

– Да.

– А перед поездкой ешь соленое печенье… Нет, готов поспорить, что это банановые десерты! – он вспомнил про шоколадного мишку и, достав из пакета, вручил его Джил, потом протянул пакеты Элизабет. – Это для пикника.

Элизабет выглядела удивленной и тронутой. А Джил, получив лакомство, аж взвизгнула от восторга: мишка был даже больше ее куклы.

– Мамочка, можно мне его съесть прямо сейчас? Ну пожалуйста! Ну или хотя бы кусочек… например, ухо.

– Ладно-ладно, так и быть, но не ешь много: уже скоро обед.

Джил ускакала, словно щенок с косточкой, и Берни заметил с улыбкой:

– Какой чудесный ребенок!

– Она тоже без ума от вас, – сказала Элизабет, зардевшись.

– Банановые сплиты и шоколадные медведи всегда так действуют. С неиссякаемым запасом этих лакомств я вполне мог бы быть хоть серым волком и все равно бы ей понравился.

Они вместе прошли в кухню, она достала из пакетов покупки и ахнула при виде черной икры, паштета и прочей дорогой снеди.

– Право, Берни, не надо было так тратиться! О боже, вот это да! – Элизабет достала из пакета коробку шоколадных трюфелей, а потом с виноватым видом сделала то же самое, что сделала бы на ее месте дочь: предложила трюфели Бернарду, потом положила конфету в рот и от наслаждения закрыла глаза. – Оооо, какое блаженство!

Это прозвучало так сексуально, что у Берни мурашки побежали по коже. Эта хрупкая, грациозная женщина выглядела сегодня как девчонка: свои длинные светлые волосы она заплела в косу, надела линялую джинсовую рубашку такого же цвета, как ее голубые глаза, и белые шорты, которые открывали стройные ноги. Берни заметил аккуратно покрашенные красным лаком ногти на ногах, и это была единственная уступка заботе о внешности. На ее лице не было и следов макияжа, а ногти на руках были коротко подстрижены. Элизабет выглядела прелестно, но не фривольно, и Берни это нравилось. От ее чуть ли не детской непосредственности теплело на сердце. Она так радовалась, когда доставала из пакетов все, что он привез, что ничуть не отличалась от своей дочери.

– Бернард, вы нас балуете! Прямо не знаю, что сказать.

– Ничего не надо. Мне доставляет огромное удовольствие порадовать новых друзей… у меня их здесь не так уж много.

– Как долго вы здесь?

– Пять месяцев.

– Вы из Нью-Йорка?

Он кивнул.

– Да, прожил там почти всю жизнь, кроме трех лет в Чикаго.

Элизабет достала из холодильника две бутылки пива и протянула одну Берни.

– Я родилась в Чикаго. А чем занимались там вы?

– Для меня это было первое настоящее испытание. Я там управлял магазином, – Берни помолчал, задумавшись. – А теперь вот тем же занимаюсь здесь.

Он до сих пор ощущал переезд в Сан-Франциско как ссылку, хотя сейчас, когда смотрел на Элизабет и потом шел за ней в уютную гостиную, это ощущение стало заметно слабее. В этом небольшом коттедже пол был застелен соломенными циновками, мебель покрывали вылинявшие джинсовые салфетки, в качестве украшений повсюду лежали ракушки и кусочки стекла, отшлифованные морем. Такой дом мог стоять где угодно: в Ист-Хэмптоне, на Файер-Айленде, в Малибу, – поскольку был ничем не примечателен, если бы из окна не открывался вид на пляж, бескрайнее море, а сбоку не блестели на солнце сгрудившиеся на холмах дома Сан-Франциско. Прекрасный вид и прекрасная женщина делали это место восхитительным. Она жестом предложила Берни сесть в удобное кресло, а сама устроилась на диване, подобрав под себя ноги.

– Вам здесь нравится? Я имею в виду – в Сан-Франциско?

– Временами, – честно ответил Берни. – Должен признаться, я мало видел город: очень занят в магазине. Климат мне нравится. Когда улетал из Нью-Йорка, там шел снег, а через пять часов здесь меня встретила весна. Это было приятно.

– А что не понравилось? – спросила она с улыбкой, поощряя его продолжать.

Было в ней нечто такое, что располагало к беседе: хотелось говорить и говорить, делиться самыми сокровенными мыслями. Берни вдруг осенило, что было бы очень хорошо иметь вот такого друга, но он не был уверен, что не захочет большего. Его буквально притягивало к ней: в каждом жесте, взгляде, звуке голоса было нечто неуловимо сексуальное, чему он не мог дать определение. Ему хотелось к ней прикасаться, держать за руку, а когда она улыбалась – целовать сочные губы.

– Наверное, вам здесь одиноко? В первый год я тут умирала от тоски.

– Но все равно остались?

Берни был заинтригован. Ему хотелось узнать о ней побольше, услышать все, что она готова рассказать.

– Да. Сначала у меня не было выбора. К тому времени родственников, к которым я могла бы уехать, не осталось. Мои родители погибли в автокатастрофе, когда я училась на втором курсе Северо-Западного университета, – ее глаза затуманились, и Берни невольно поморщился, как от боли. – Думаю, это и сделало меня слишком доверчивой и уязвимой, и я безумно влюбилась в парня, звезду нашего студенческого театра.

Вспоминая те дни, Элизабет погрустнела. Странно: обычно она об этом никому не рассказывала, но с Берни было так легко, словно они знакомы сто лет. В панорамное окно они видели, как Джил снаружи играет в песке, посадив рядом куклу, и время от времени машет им рукой. Что-то в Берни вызывало у Элизабет потребность быть с ним честной с самого начала. Если ему не понравится то, что услышит, он больше не позвонит, но по крайней мере, если их общение продолжится, между ними все будет ясно, а это было для нее почему-то важно. Она устала от игр и притворства, надоело изображать рафинированную леди. Элизабет посмотрела на Берни широко открытыми ясными глазами.

– В университете я изучала, конечно, и драматургию, – она улыбнулась, вспоминая. – Летом, уже после гибели родителей, мы вместе участвовали в малобюджетной летней постановке. Я была словно зомби, в оцепенении, мало что соображала, вот и влюбилась по уши. Он казался мне таким классным… А перед самым выпуском я забеременела. Чендлер решил пожениться здесь, потому что ему предложили роль в голливудском фильме. И вот он приехал сюда первым, а я вслед за ним. Что касается аборта, я даже мысли такой не допускала, хотя между нами все было уже не так радужно. Он был, мягко говоря, не в восторге от моей беременности, но я все еще отчаянно его любила и думала, что у нас все наладится, – она взглянула в окно на Джил, словно хотела убедиться, что с ней все в порядке, и продолжила: – Я доехала автостопом до Лос-Анджелеса, и мы с Чендлером встретились. Чендлером Скоттом. Позже выяснилось, что никакой он не Чендлер Скотт, кем представлялся. Его настоящее имя – Чарли Шиаво, но он его сменил по какой-то причине. С ролью у него не сложилось, и он занимался чем придется и при этом не пропускал ни одной юбки. Я же работала официанткой, и с каждым днем мой живот становился все больше. В конце концов мы все-таки поженились – за три дня до рождения Джил. Я думала, чиновник, который регистрировал наш брак, упадет в обморок. А потом Чендлер исчез. Джил было пять месяцев, когда он позвонил сообщить, что получил место в труппе в Орегоне, а позже я узнала, что он сидел в тюрьме. Можно подумать, сам факт женитьбы его так напугал, что он постарался исчезнуть. К тому времени ко мне вернулась способность мыслить здраво, и я поняла, что он, по-видимому, с самого начала занимался всякими странными делишками. Его арестовывали за продажу краденого, потом еще раз, за кражу со взломом. Он уходил, потом возвращался, но в конце концов мне это надоело: я подала на развод, переехала в Сан-Франциско и с тех пор больше о нем не слышала. Он оказался прожженным мошенником, но сумел запудрить мне мозги, воспользовавшись моим состоянием. Встреть я его сегодня, не думаю, что снова попалась бы на эту удочку. Как бы то ни было, я получила развод, вернула себе девичью фамилию, и вот мы здесь.