– Они придут на вручение дипломов?
Шейла рассмеялась:
– Шутишь? Моя мать уже сейчас плачет, когда об этом говорит.
Берни по-прежнему хотел жениться на Шейле, но пока ничего ей не сказал. На день Святого Валентина он сделал ей сюрприз – колечко с бриллиантом, которое купил на деньги, доставшиеся в наследство от деда и бабушки. Это был солитер изумрудной огранки, всего в два карата, но очень красивый. В день, когда Берни его купил, он всю дорогу до дома чувствовал стеснение в груди от возбуждения. Он подхватил Шейлу на руки, крепко поцеловал в губы и небрежным жестом бросил ей на колени футляр, завернутый в красную бумагу.
– Детка, примерь, подойдет ли размер.
Шейла решила, что это шутка, и засмеялась, но как только открыла коробочку, смех ее оборвался, челюсть отвисла, и она вдруг расплакалась. Потом швырнула футляр с кольцом ему и, не сказав ни слова, ушла. Берни смотрел ей вслед, застыв на месте с открытым ртом. Он ничего не понимал, пока вечером того же дня Шейла не вернулась поговорить. Они жили в разных комнатах, но чаще всего оба проводили время в комнате Берни: она была больше, удобнее, и в ней стояло два письменных стола. Шейла уставилась на открытую коробочку с кольцом, лежавшую на его столе.
– Как ты мог так поступить?
Берни все еще не понимал, в чем дело. Может, кольцо показалось ей слишком большим?
– Как поступить? Я хочу на тебе жениться.
Он с нежностью посмотрел на Шейлу и протянул к ней руки, но она отвернулась и отошла в другую часть комнаты.
– Я думала, ты понимаешь. Все это время я думала, что это было круто.
– Черт побери, что все это значит?
– Это значит, что я считала, что у нас равноправные отношения.
– Конечно, равноправные, при чем тут это?
– Я думала, нам не нужен брак, нам не нужна вся эта традиционная хрень, – она посмотрела на него с таким отвращением, что Берни был потрясен. – Нам нужно только то, что есть сейчас, и столько, сколько это продлится.
Берни впервые слышал, чтобы она говорила такое, и не мог понять, что с ней случилось.
– И сколько же это?
– До конца дня… неделю… – она пожала плечами. – Какая разница? Кого это волнует? Но ты не можешь закрепить это кольцом с бриллиантом.
– Ну, знаешь ли… – Берни вдруг разобрала злость. Он схватил футляр, захлопнул и бросил в ящик стола. – Прошу прощения за мое буржуазное поведение. Думаю, снова сказалось, что я родом из Скарсдейла.
Шейла смотрела на него так, словно увидела новыми глазами.
– Я и понятия не имела, что ты так серьезно к этому относился! – Казалось, он ее озадачил, стал незнакомцем, она будто внезапно забыла его имя. – Я думала, ты все понимаешь.
Она села на диван, пристально глядя на него. Берни зашагал по комнате, подошел к окну и снова повернулся лицом к Шейле.
– Нет. Знаешь, что? Я вообще ничего не понимаю. Мы уже больше года спим вместе. Мы практически живем вместе. В прошлом году мы вместе ездили в Европу. Как по-твоему, что это было? Случайная интрижка?
Только не для него! Даже в двадцать один год Берни был не таким человеком.
– Не используй эти старомодные слова, – Шейла встала и потянулась, словно ей стало скучно.
Берни заметил, что она не надела бюстгальтер, но это только еще больше все портило: он вдруг почувствовал нарастающее желание.
– Может быть, еще рано? – он посмотрел на нее с надеждой. Сейчас его словами двигало не только сердце, но и то, что у него между ног, и он ненавидел себя за это. – Возможно, нам просто нужно больше времени.
Но Шейла замотала головой и направилась к двери, даже не поцеловав его на прощание.
– Берн, я вообще не хочу выходить замуж, это не мое. После выпуска уеду в Калифорнию на какое-то время – просто потусоваться.
Берни вдруг отчетливо представил ее там, в коммуне хиппи.
– Потусоваться? Разве это жизнь? Это же тупик!
Она с улыбкой пожала плечами:
– Это то, чего я сейчас хочу. – Они долго смотрели друг другу в глаза. – За кольцо все равно спасибо.
Она тихо закрыла за собой дверь.
Берни долго сидел один в темноте, сидел и думал о ней. Он так ее любил – во всяком случае, думал, что любил – но никогда не видел ее с этой стороны, не замечал небрежного равнодушия к его чувствам. Вдруг он вспомнил, как она обращалась со своими родителями, когда он к ним приезжал. Было не похоже, что она хоть сколько-нибудь заботилась об их чувствах. Когда он звонил своим старикам или перед поездкой домой покупал матери какой-нибудь подарок, Шейле это казалось глупым; на ее собственный день рождения он послал ей цветы, а она над ним посмеялась. Сейчас все это разом вспомнилось. Может быть, ей просто на всех плевать, даже на него. Она просто неплохо проводила время и в каждый конкретный момент делала то, что ей было приятно. И вплоть до этого момента он доставлял ей удовольствие. Он, но не обручальное кольцо. Берни убрал кольцо обратно в ящик письменного стола. Позже, когда лег спать и в темноте думал о Шейле, на сердце у него лежала тяжесть.
С тех пор ситуация не улучшилась. Шейла вступила в группу повышения самосознания, и, похоже, одним из пунктов, который они любили обсуждать, были ее отношения с Берни. Вернувшись домой, Шейла почти каждый раз накидывалась на него по поводу его ценностей, целей, его манеры разговаривать с ней.
– Не говори со мной как с ребенком! Черт возьми, я женщина, и не забывай, что эти твои яйца – чисто декоративные штуки, и не так уж они украшают. Я такая же умная, как и ты, у меня такая же сила воли, мои оценки не хуже твоих! Единственное, чего у меня нет, это кусочка плоти, который болтается у тебя между ног, и кому какое дело до этого?
Берни всякий раз ужасался, а еще больше пришел в ужас, когда она бросила занятия балетом. Она продолжала учить русский, но теперь много рассуждала о Че Геваре, стала носить армейские ботинки и покупать аксессуары в военных магазинах. Особенно ей полюбились мужские нижние рубашки, она не надевала под них бюстгальтер, и сквозь ткань просвечивали ее темные соски. Берни стало неловко ходить с ней по улицам.
Как-то они долго обсуждали выпускной бал и сошлись во мнении, что это ужасно старомодно, но Берни признался, что все равно хочет пойти.
– Ты шутишь? – удивилась Шейла.
Берни объяснил, что это останется в воспоминаниях, и она в конце концов согласилась.
Однако накануне выпускного она явилась в его комнату в расстегнутой до талии армейской форме поверх рваной красной футболки. А на ногах у нее были настоящие армейские ботинки или, во всяком случае, очень хорошая подделка, только выкрашенные сверху золотой краской. Берни уставился на нее, а Шейла засмеялась и сказала, что это ее новые туфли для вечеринок. Сам он был в белом смокинге, который за год до этого надевал на свадьбу друга. Смокинг сидел на Берни идеально, отец купил его в «Брукс бразерс». Рыжеволосый, зеленоглазый, уже слегка загорелый, он выглядел рядом с ней великолепно, а она смотрелась нелепо, о чем ей Берни и сказал.
– Это невежливо по отношению к ребятам, которые относятся к этому событию серьезно. Если мы все-таки пойдем, то из уважения к ним мы должны одеться прилично.
– О, ради бога! – Шейла плюхнулась на его диван, всем своим обликом выражая пренебрежение. – Ты выглядишь, как лорд Фаунтлерой[1]. Представляю, что скажут в нашей группе!
– Мне плевать на твою группу!
Берни вышел из себя при Шейле, и она удивилась. Она лежала на диване, свесив красивые ноги в солдатском комбинезоне и золотых армейских ботинках. Берни подошел вплотную и навис над ней:
– А ну-ка, черт тебя подери, вставай, иди к себе и переоденься!
Шейла улыбнулась ему в лицо:
– Да пошел ты!
– Я серьезно! Ты не пойдешь в таком виде.
– Пойду.
– Тогда мы не идем, – Берни поколебался мгновение, потом подошел к двери. – Ты. Ты не пойдешь. Я пойду один.
Шейла помахала ему:
– Желаю приятно провести время.
