– Хорошо, давай в комнате всё расскажу.

Они перешли в комнату, где сели в кресла и проговорили дальнейший час. Винин, подперев щёку рукой, немного рассказал про предстоящее произведение, однако позже попросил Энгеля рассказать ему о чём-либо, ибо самому рассказывать стало стыдно (казалось, что он слишком много говорит). За спиной вновь почувствовалось присутствие «зверя», но он не появился, ибо Лука отогнал его прочь.

Художник с мольбертом на коленях говорил про свою работу, вспоминая забавные ситуации, обсуждая творения коллег и своих клиентов. В конце концов, Модест заснул, что Энгель не сразу заметил, а, когда увидел мирно спящего товарища, укрыл его пледом, выключил свет, запер дверь на ключ-дубликат и ушёл домой.

Таким необычным образом друзья помогали друг другу в трудные минуты на протяжении одиннадцати лет: либо один приходил к другому домой, либо они говорили по телефону. На всякий случай у них двоих были ключи-дубликаты от квартир друг друга, ибо всякое могло произойти, как выражался Винин.

Но вернёмся обратно.

Энгель благополучно дошёл до дома и вновь окунулся в постель, моментально уснув в обнимку с кошкой. Когда пришло время просыпаться и идти в мастерскую встречать заказчика, он проснулся, наспех позавтракал, причесался и ушёл. Винин проснулся примерно в полшестого утра и, мучимый бессонницей, сел расписывать план книги.

Даменсток, 9 марта, 1044 год

Время 10:34

Смех, доносящийся из кухни, и беседы за столом заглушали тиканье часов. Винин разливал виски себе и приехавшей в гости матери, вспоминая школьные годы и своих одноклассников, пока родительница, слепя улыбкой пуще солнца, ела суп.

Его матушку звали Кира Солнцева и была она добрым детским педиатром. Фамилия её отличалась от фамилии сына, ибо она решила остаться с девичьей фамилией по совету своей матери, которой не нравилась фамилия её суженого. Солнцева была милой кокетливой женщиной пятидесяти лет. Полненькая, с розовым мясистым лицом, вздёрнутым носом, «грустными» глазами и стрижкой пикси она, в отличие от сына, всегда одевалась по-простому: в её шкафу было множество узорчатых кофточек, пару тройку вечерних платьев, брюк и невероятно много пар обуви, словно она была не человеком, а сороконожкой. На её округлом личике постоянно играла улыбка, в глазах стоял блеск, и характером она была под стать своей фамилии – солнцем.

– Да, было дело, – улыбалась воспоминаниям Солнцева.

– Кстати, куда вы едете? А то сказали, что забежали ко мне по дороге, а куда направляетесь не сказали.

– Не рассказала? Ну и ну, а я думала, что сказала!

Оказалось, она ехала в посёлок, где жила её подруга, у которой она собиралась погостить, и решила заехать к сыну, хотя они виделись совсем недавно. Винин был приятно удивлён и обрадован её приездом, по-быстрому приготовил яств на стол и всё узнавал у неё, что нового произошло. Она рассказывала, как пару дней назад встречалась с коллегами с работы, как общалась с бывшим мужем и что в скором времени собирается приготовить любимую шарлотку. Окончив рассказ, она взялась расспрашивать сына о его делах и работе, интересовалась, не нашёл ли её «красавец себе красавицу», на что тот отшутился. Со стороны их беседы больше походили на дружеские и по тону, и по настроению, отчего многие удивлялись, ведь как такое возможно, чтобы сын и мать могли разговаривать в шутливой манере и даже по-доброму насмехаться друг над другом?

– Ну, сынок, на удачу! – воскликнула Солнцева, чокнулась с сыном и залпом опустошила рюмку. Винин сделал небольшой глоток и поставил виски в сторону, пока та начала болтать то о работе, то о подружках, то о мужчинах.

Спустя полтора часа в дверь постучались, и послышался голос извозчика: «Госпожа, отъезжаем!» Солнцева в ответ воскликнула: «Сейчас-сейчас!», пригладила багровую кофточку на груди и поднялась. Винин в коридоре складывал приготовленные им плюшки в материнскую сумочку. Выйдя к нему, она переобулась, поправила причёску и, взяв сумки, поцелуем в щёку попрощалась со своим любимым чадом. Дверь за ней закрылась, оставив писателя в пустой квартире одного.

– Ушли.

Винин, с тоской смотря в окно, провожал русого извозчика с матерью и уезжающую машину взглядом. В груди всё перемешалось: то было невероятно тепло от приезда матери, то становилось ужасно тоскливо, и пустота заполняла сердце. За спиной медленно проявлялся тёмный силуэт, вечно приносящий с собой неприятные чувства.

– А ведь когда-то ты обижался на мать, – зашептал «зверь», потянувшись острыми пальцами к худощавым плечам. Но не успел он полностью объявиться, как был изгнан подоспевшим Лукой.

Лука, убедившись, что «зверь» ушёл, с волнением посмотрел на Винина и выглянул в окошко. Весеннее солнышко стучало лучами по стеклу, тёплыми пальцами ощупывая кожу. Сверкающая на свету белёсая пыль в ритме вальса кружила в воздухе. У потолка тикали часы, разгоняя тишину.

Лука вытер монокль манжетом рубашки и спросил:

– Поговорил с матушкой?

«Да. Она сейчас к подруге едет», – Винин открыл окно, захотев насладиться свежим воздухом.

– Вот и славно! О чём разговаривали?

Писатель, закрыв глаза, сел в кресло и взялся рассказывать ему о разговорах с матерью, отчего в его памяти пробудились приятные воспоминания, обнимающие и нежно целующие его измученный виной и стыдом разум. Лука сел напротив и ласково заулыбался; он был необычайно счастлив, слушая воспоминания и ощущая, как осадок от присутствия «зверя» исчезает, а с ним пропадали мысли о проступках, совершённых в прошлом, и сказанных когда-то нехороших словах.

– Я так рад, что у вас с матушкой до сих пор остались такие тёплые и дружеские отношения!

«Да, мне очень повезло с мамой. Она у меня просто лучик солнца во тьме».

Лука на вздохе выпалил:

– Я слышал одну фразу, которая гласит: «Удивительно, что может сделать луч солнца с душой человека»… Правда ведь?

«Да, правда… Какая красивая, однако, фраза! Надо её запомнить… И ведь действительно: небольшой лучик солнца может совершенно изменить человека. Всем плохим людям нужен маленький луч солнца, чтобы сделать шаг к перевоплощению из зла в добро… Как думаешь, можно исправить злого человека?»

– Можно, всё возможно, стоит только захотеть!

Опьянённый спокойствием, Винин улыбался. Он вновь погрузился в пучину детских воспоминаний; ему нравилось погружаться в ребячество, чтоб отвлечься от злых размышлений. Правда, со временем становится тяжело осознавать, что это всё – прошлое и его больше не вернуть, как бы ни хотелось; оставалось жить дальше, поражаясь быстроте проходящих дней и лет. Казалось, буквально вчера он ехал из школы домой, а сегодня ему двадцать пять, он – взрослый самостоятельный человек и страшно становится после осознания скоротечности времени, не по себе от размышлений о будущем, к которым Винин медленно подвёл поток мыслей. Холодок пробежал по внутренностям, с сердцем заиграл испуг.

– Как дальше сложится твоя жизнь? – раздался за спиной гнусный голос, а над головой нависла «звериная» тень. – Время-то летит! Скоро придёт старость, а чего ты добился в этой жизни? Ни черта не делаешь, идиот, ни черта!

– Опять ты? – возмутился Лука и бросил в силуэт платок. «Зверь» исчез. – Ей Богу, утомляет! Ты его бредни не слушай, Модест.

Словно по зову, «зверь» загоготал:

– А я-то я не ушёл!

– Брысь!

В этот раз силуэт удосужился уйти и больше не вернулся.

Даменсток, 14 марта, 1044 год

Время 02:34

Неестественно спешно наворачивали круг за кругом стрелки на часах. Из открытого окна в комнату с прохладными струями ветра врывалось уханье сов, что сильно удивило Винина. В их округе совы не водятся, так откуда же им ухать? Выглянув на улицу, он не заметил ни одной птицы поблизости, озадаченно почесал затылок и сел обратно за стол. Его настораживали уличные звуки, а закрывать окно не хотелось, – тогда напрягала тишина.