Маня осторожно взглянула на Амина: в полутьме фойе его глаза блестели, и он был таким воодушевленным и прекрасным, и таким молодым, но таким мудрым, что… что…

Она почувствовала, что ее губы пересохли, и…

Амин внимательно посмотрел Мане в глаза и… в ту же секунду приблизил свое лицо к ее лицу и осторожно коснулся горячими губами ее нежного приоткрытого рта.

Она мгновенно ему ответила на поцелуй, повернулась всем телом ему навстречу, он обнял ее, прижал к себе и целовал так жарко, что им обоим показалось, что они охвачены пламенем. И в сердце она тоже чувствовала нежное тепло, ласковыми волнами расходящееся по телу.

Некоторое время спустя они оглядели фойе и поняли, что фильм давным-давно уже начался, а они этого так и не заметили. А еще они поняли, что фильм им сегодня совсем и не был нужен: та жизнь, которая вдруг в одну секунду расстелила перед ними свою волшебную скатерть-самобранку, была гораздо прекрасней и интересней чужого, вымышленного кем-то мира на киноэкране.

Вечером того дня Маня пришла домой поздно. Мать не спала: она, как обычно, читала какую-то книгу, сидя в своем кресле.

Мать внимательно поглядела на Маню, глаза которой сияли как бриллианты, и сказала ей сухо:

– Я случайно встретила твою Валентину, неделю назад. Мы с ней поболтали о том о сем… Она сказала мне, что ты встречаешься с ливанцем из ее института. Это действительно так?

Маня моментально разозлилась на Валечку: вот язык без костей!

– Да, это так, – ответила злым голосом Маня.

– Ну не кипятись, – ответила ей мать. – Я твоя мать, я должна знать о тебе хоть что-то. И потом, ты не так давно в Москве, ты неопытна…

– Мам, я ведь совершеннолетняя и могу делать что захочу! – с возмущением прервала ее Маня. – И потом, я в Москве уже три года!

– Все верно, совершеннолетняя. Но это не значит, что я буду спокойно смотреть, как мой ребенок делает глупости!

– Я просто встречаюсь с парнем! Как и другие девушки!

– Ты встречаешься с парнем из арабского мира! С парнем, о котором ты ничего не знаешь! О стране которого ты даже понятия не имеешь! И ты ошибаешься, если думаешь, что его родители позволят вам соединить ваши жизни. Там так не бывает! – Мать вдруг вскочила и закричала: – Не бывает так, что люди из разных миров могут быть вместе! Не бы-ва-ет! Понимаешь?! Можно вместе спать, можно вместе родить детей! Но потом обстоятельства и другие люди разбросают вас по разным частям света! По разным планетам! И я просто хочу тебе помочь не совершить глупость! Хочу спасти тебя, пока не поздно!

И мать зарыдала в голос страшным, низким, рычащим голосом. И показала Мане знаками, мол, иди, уходи!

Мане стало страшно, как никогда. Она в жизни не видела мать такой. Но она просто не могла сейчас оставить ее одну в комнате в таком состоянии:

– Ма-ам… Мам… ты сейчас говорила о себе и о нашем папе? – дрожащим голосом спросила Маня.

Маня хотела обнять мать, но ей было чудовищно страшно, как будто сейчас это была не ее мама, а неизвестное, пугающее существо с другой планеты; существо, которое она видела впервые и которого не знала.

Она быстро сбегала на кухню и принесла матери воды.

Мать отпила глоток и сказала Мане безжизненным, почти севшим голосом:

– Отпросись с работы завтра. Тебе нужно съездить к бабушке в Петухово.

– Зачем? – изумилась Маня.

– Как зачем? – ответила мать, внезапно придя в себя. – Ты давно у нее не была. Да и отвезешь ей кое-какие лекарства. И побудь у нее неделю-другую. Приди в себя. И… спокойной ночи!

Маня легла в постель, помня жуткий, животный вой матери и ощутив небывалый холод простыней.

Но… сегодняшний ее первый поцелуй и этот вечер, который был таким волшебным, когда в ее груди впервые поселилось нежное тепло, словно жар тела Амина все еще был с ней, сделали так, что она моментально уснула, пообещав самой себе как-нибудь утрясти это недоразумение.

Через два дня она уже была у бабушки и брата, решив побыть тут несколько дней. Все они встретили ее с огромной радостью. Бабка не переставая нахваливала ее, говорила ей, какая она умница.

И это было что-то новое. Она привыкла, что в этом доме она все время была немного хуже всех. И об этом ей напоминал каждый угол: тут она делала уроки, тут ее бабка ругала за тройку по физике, тут она плакала, скучая по маме; тут горевала о том, что она не нравится мальчикам в классе…

Но мысль, что она здесь всего на пару дней, а бабка рада ее видеть, возвращала ее в хорошее настроение.

– Только чего ты беспокоилась, не пойму? – спросила бабка, расцеловав внучку. – Приехали бы на Новый год, как всегда.

– Так мама сказала, что тебе нужно отвезти лекарство, – ответила Маня, вынимая из сумки пачку таблеток.

– Ничего мне не надо, – сказала бабка ворчливым, но все же веселым тоном, – я ж сказала Люде, что у меня этого добра хватает. Да и живу я тут на чистом воздухе, не надо меня таблеткам заваливать. Или поругалась с матерью, а, Маня? – спросила бабка и закурила.

– А я не знаю, поругалась или нет, – задумчиво ответила Маня.

– Ладно, ладно, потом все расскажешь. Вон Киря идет, встречай.

Маня расцеловалась с братом и залюбовалась им: он стал взрослее, выше, мужественнее, одним словом, превратился в настоящего красавца. И хоть на дворе стоял октябрь, на его руках и лице еще держался летний загар, который говорил о том, что он всю весну и лето проработал в поле. Он почему-то вдруг застеснялся Мани, но было видно, как он ей рад.

Бабушка, Киря и Маня вместе поужинали, поговорили о том о сем. Брат после тяжелого рабочего дня сразу лег спать, а баба Капа начала разговор с Маней.

– Так чего мать-то тебя ко мне отослала? За непослушание? – спросила бабка, прищурившись и держа по обыкновению папиросу в углу рта.

– Бабуль, а как ты думаешь, нужно ли держаться за первую любовь или потом еще полно будет любовей? – вместо ответа спросила Маня.

Бабка Капа тяжело вздохнула и внимательно посмотрела на Маню:

– Пойдем пройдемся по деревне. Подышишь хоть чистым воздухом.

Они шли по единственной деревенской улице. Было совсем холодно, вот-вот стукнет мороз. Три уличных фонаря вдоль дороги выхватывали немного пространства у почти ночной темноты, деревья на ветру шуршали еще не опавшей листвой.

– Мы вроде с тобой никогда об этом не говорили, – сказала бабушка. – Ты маленькой была, глупой, да и мне об этом нечего сказать. Но вот про первую любовь… Любила я парня одного, Трофима, еще в техникуме, он тоже в нашем педагогическом техникуме учился. И он меня любил. Мы как-то с ним поссорились, глупые оба были. И я с женатым электриком переспала, назло Трошке. Потом мы с Трошкой помирились, да я поняла, что беременна от Егора твоей матерью. И снова с Трофимом поссорилась, уже специально. Не хотела ему жизнь портить чужим ребенком. Егор, твой дед, меня очень полюбил, ушел от своей жены, на мне женился. Дура я была дурой, жила-то без родителей. Некому было меня наставить. Думала я потом, что найду кого-нибудь, когда дочка – твоя мама – подрастет, уйду от Егора. Да как-то никто не нравился мне. Так что этот вопрос я и закрыла. А потом работа у меня такая была, что не до семейной жизни: ученики, их родители, тетради… А потом ваша мать вас мне привезла. Так что вся моя любовь – вы, ваша мать да моя работа.

– Подожди, бабушка! – изумленно воскликнула Маня. – Это ты про Трофима Матвеича говоришь?!

– Про него, – ответила бабка Капа. – Он женился потом на нашей сельсоветской бухгалтерше, потом стал вдовцом…

– И теперь продолжает к тебе заглядывать! – торжественно закончила фразу Маня.

– Да какое там – «заглядывать». Выпьем по рюмке настойки, и ладно. Да-а… да и не знаю я, Маня, что такое первая любовь. Кто ее знает – первая она или уже последняя. Никто не знает наперед… Так что какой я тебе советчик? – Бабка тяжело вздохнула и замолчала.

– А мама знает это? – осторожно спросила Маня.