Он пишет: «Все сходятся в том, что нужно понимать буквально, что Солнце вращается вокруг Земли с большой быстротой, а Земля стоит неподвижно в центре мира. Рассудите же сами, со всем своим благоразумием, может ли допустить Церковь, чтобы Писанию придавали смысл, противоположный всему тому, что писали святые отцы и все греческие и латинские толкователи?».

Но пока никто не обращает достойного внимания на тот факт, что Церковь говорит одно (все небесные тела вращаются вокруг Земли), а Небо другое (не все небесные тела вращаются вокруг Земли). Стоящие на охране чистоты веры институты ограничиваются тем, что держат новые идеи на безопасном расстоянии от столпов веры. Цензура лишь требует от Галилея удалить из его работ отсылки к Библии, чтобы не допустить иного толкования фраз, какие уже истолкованы святыми, пророками и соборами, и объявлены информацией, исходящей непосредственно от Бога.

После смерти Павла V новым Папой Римским на два года становится Григорий XV, а в 1623 Урбан VIII, с которым Галилей крепко дружил, когда тот еще был кардиналом. Они даже внешне похожи. Их дружба продолжается насколько тесно, что Папа пишет в честь Галилея оду.

Но сюжетные линии стремительно сходятся, и фатальная развязка близка. Когда Церковь осознает ситуацию, под ней уже лежит бомба, изъять которую невозможно. Она не знает, что делать и зависает, как полицейский из рассказа Успенского «Будка», имевший две функции, тащить и не пущать. Попадая в ситуации, где нельзя было ни тащить, ни не пущать, он зависал.

Когда до Урбана VIII доходит, насколько деятельность Галилея смертельно опасна для Церкви, он прекращает с ним общение. В своих письмах Папа пишет: «Синьор Галилей был моим другом; мы часто беседовали с ним запросто и ели за одним столом, но дело идёт о вере и религии».

За ученого начинают аккуратно вступаться его влиятельные сторонники. Папа непреклонен. Великий герцог тосканский Фердинанд II просит за него через своего посла. Папа отвечает: «Ваш Галилей вступил на ложный путь и осмелился рассуждать о самых важных и самых опасных вопросах, какие только можно возбудить в наше время».

Ситуация накаляется. Глава инквизиции кардинал Беллармино советует астрономам не колебать картину мира и предписывает смотреть на вид в телескоп как на иллюзию. «Не стоит думать, — пишет он, — что открытия имеют онтологическое значение. Они противоречат Библии. Одного этого достаточно, чтобы оставаться на стороне истины, а не эмпирических фактов».

Его совету следуют многие законопослушные и добропорядочные ученые мужи того времени. Например, профессор Падуанского университета Кремонини отказывается даже смотреть в телескоп, так как считает, что эта труба показывает ему оптическую иллюзию, а истина в Библии.

Образованная часть общества оказывается перед выбором. На одной чаше весов Церковь, представительница Бога, видимое тело Христово, все время заявлявшая, что Солнце вращается вокруг Земли. На другой чаше созданная Богом картина неба, плюс математические расчеты.

Множество порядочных людей делает выбор в пользу чаши, на которой Церковь. Научные данные они считают искушением от дьявола, которому нужно противостоять, что они успешно и делают, закрываясь от информации, размышление над которой ведет к неприемлемым выводам.

Заявления Церкви, что в телескоп видна иллюзия, а истина в Библии, достаточны ученым простецам типа Кремонини. Но так как не все простецы, растет число людей, верящих своим глазам. Они видят, что информация от Церкви о мироустройстве ошибочна. От Бога ошибочное не может исходить. Тогда чьим же рупором является Церковь? Явно не Бога. Кто же тогда говорит через нее? Тот, кто заявлял себя Богом. Но по тому факту, что он дает ложную информацию, выяснилось, что он не тот, за кого себя выдает. Как же имя того, кто способен на такое, кто лжет в таком масштабе?

Ответ был насколько очевидный, настолько и неприятный. Если бы Церковь судила сама себя по своим правилам, она должна была приговорить себя к сожжению на костре. Но она себя судить не собиралась. Вместо этого она активно искала выход из уникальной ситуации.

Уникальность в том, что невозможно, во-первых, отказаться от прежних заявлений о том, что все небесные тела вращаются вокруг Земли, так как они позиционированы информацией от Бога. Во-вторых, невозможно скрыть факты, свидетельствующие против Церкви, так как они на небе. Стоять на том, что в телескоп видны происки сатаны, тоже глупо. Что же делать?

Церковь кардинально меняет стратегию. Когда Галилей на пике славы позволял говорить ей, что она должна учить, как душу спасти, а не как устроен мир, Церковь ему отвечала, что она может не иметь мнения на тему пошива сапог, но не может не иметь мнения об устройстве мира. Теперь же говорит, что тема устройства мира ее не касается, что это сфера науки, а она не ученый. Ее дело маленькое: крестить, венчать, отпевать и читать проповеди про обязанность людей жить по божьим заповедям, что в первую очередь означает быть послушными Церкви и покорными властям.

Церковь обладала гигантской мощью: золотом, инквизицией и запредельный авторитетом. Галилей не имел ничего, кроме расчетов и идеи. Но расчеты имели природу вируса, противостоять которому система не могла. Как маленький камушек вызывает сход лавины с гор, разрушая все на своем пути, так его информация вызвала сход фактов, обрушивших христианскую цивилизацию.

Основой цивилизации является мировоззрение, сумма идей об устройстве мира. Разрушить ее фундамент может только идея. Если бы на каждый крупный христианский город сбросили по атомной бомбе и погибло 90% населения, цивилизация понесла бы огромный материальный ущерб, но никакого идеологического. После атомной бомбежки сохранилось бы главное, основание и костяк системы. Через некоторое время цивилизация полностью бы восстановилась.

Но проблема была в том, что на христианскую цивилизации упала более разрушительная бомба, вдребезги разрушившая фундамент всей конструкции. Авторитет Церкви и христианское мировоззрение не подлежали восстановлению. Старая цивилизация оказалась домом на песке, который как в замедленной съемке начал крениться, покрываться трещинами и оседать.

С этого момента Церкви уже не было места на Олимпе. Она больше не воспринималась тем, чем была до этого — носителем абсолютной истины и путеводной звездой. Теперь она обречена окончательно превратиться в инструмент управления массами, что и случилось на практике.

Чем больше конструкция, тем дольше она разваливается. Самая высокая скорость крушения была в самых образованных странах, где были люди, способные понять математические расчеты и совместить их с астрономическими наблюдениями. Страны, где таких людей не было, продолжали пребывать в счастливом неведении. Россию была в их числе. Но на Западе процесс пошел.

Все имеет свою скорость, улитки, реки, горы. Когда на планете меняются полюсов, начинает меняться климат, очертания материков и океанов. Когда меняется мировоззрение начинаются глобальные социальные процессы. Изменения в обществе шли со своей скоростью.

Не все ученые и не сразу отказались от идеи Бога, так как из того, что Церковь села в лужу, не следует, что Бога нет. Максимум, из этого следует, что нет того существа, о котором говорила Церковь. «Уж кто-кто, а вы-то должны знать, что ровно ничего из того, что написано в евангелиях, не происходило на самом деле никогда» (Булгаков «Мастер и Маргарита»).

Большинство крупных ученых продолжают стоять на том, что Бог существует. Декарт пишет «Размышления о первой философии», где доказывает, что мир и человек сотворены некой высшей сущность. Лейбниц в «Теодицее» говорит, что Бог есть, потому что, если нет, то откуда бы взяться такому сложному и гармоничному объекту, как наш мир. Ньютон в «Оптике» пишет: «Такое изящнейшее соединение Солнца, планет и комет не могло произойти иначе, как по намерению и власти могущественнейшего и премудрого существа… Сей управляет всем не как душа мира, а как властитель Вселенной и по господству своему должен именоваться Господь Бог Вседержитель».