– Разворачиваемся, разворачиваемся! – заорал боцман, когда морской огонь погнало обратно на них. Моряки вытягивали канаты, а рулевой изо всех сил налегал на штурвал. «Королевский Олень» развернулся вокруг своей оси, паруса безжизненно повисли, а потом снова наполнились ветром. Изабо взглянула на левый фальшборт и увидела, что над ними нависают утесы, рядом с которыми высокие мачты казались просто ничтожными. Потом корабль пронесся через огромные ворота, увенчанные грозными изогнутыми шипами и укрепленные толстыми стальными листами.

Через борт на длинных веревках выкинули ведра, чтобы замедлить скорость галеона, и все якоря были сброшены. Все бросились на мачты спускать паруса, отчаянно пытаясь остановить стремительное движение корабля. Утес навис над ними. Изабо инстинктивно прикрыла руками голову, ожидая оглушительного грохота, когда корабль сядет на скалы. Вместо этого ее швырнуло на колени, и корабль еще раз сменил направление. Потом якоря легли на морское дно, и «Королевский Олень», содрогнувшись, замер.

Подъем по скале до Замка Забвения был долгим и трудным. Доннкан и Бронвин насчитали пятьсот восемьдесят шесть ступенек, крутых и скользких от постоянной влажности. Сначала они считали громко и с энтузиазмом, потом запинаясь и тяжело дыша, а под конец сердито и даже со слезами. У Изабо не хватало дыхания, чтобы отвечать, поскольку маленькая Ольвинна сдалась примерно после десятой ступеньки, а сидеть на руках у кого-нибудь из солдат категорически отказалась. Оуэна нес Лахлан, но он был намного сильнее, и у него были крылья, которыми он мог помогать себе. Часто он перелетал с одной площадки на другую, а мальчик крепко вцеплялся в него и визжал, то ли от испуга, то ли от восторга.

Большую часть тяжелого вооружения оставили на кораблях или в караулке в бухте, но бесчисленные мешки и бочонки пришлось поднимать на веревках и воротках. Энит и Мегэн поднимали точно так же, к немалой досаде Мегэн. Но ей все же пришлось признать, что подъем слишком труден для нее, и она сидела в брезентовой петле, с очень прямой спиной и мечущими молнии глазами.

С лестницы Изабо видела залив Забвения, где среди черных жирных хлопьев плавали обломки четырех кораблей и обугленные тела мертвых морских змеев, коней-угрей и фэйргийских воинов. Везде плавал дым. Изабо слишком устала, чтобы чувствовать что-то большее, чем оцепенение, но тяжесть племянницы на руках тянула ее вниз, пока ей не показалась, что она сейчас расплачется от изнеможения. В этот миг к ней подошел Дайд и взял Ольвинну у нее из рук, уложив спящую малышку к себе на плечо и протянув ей руку. Он улыбнулся ей и сказал:

– Почти дошли. Выше нос, моя красавица!

И Изабо почувствовала прилив энергии, который помог ей преодолеть последний пролет.

Они очутились на широком дворике, со всех сторон окруженном огромными стенами и дозорными башнями. На каждой полуразрушенной башне реял флаг Мак-Синна – золотая арфа на бледно-голубом фоне.

Замок Забвения был заброшен тринадцать лет назад, когда фэйрги выгнали Мак-Синна и его семью прочь в грозу. Морские обитатели сделали все, что могли, чтобы стереть крепость с лица земли. Но у них не было ни огня, ни стенобойных машин. Время и погода оставили на крепости куда больший отпечаток, чем это удалось фэйргам.

Большая часть самого замка лежала в руинах, превратившись в кучу замшелых валунов, среди которых там и сям виднелись обрушившиеся арки. Центральная башня была открыта небу, и огромный зал зарос травой и чертополохом, а лестница рухнула и рассыпалась на куски. Но крыши некоторых более мелких крыльев уцелели, и именно там Мак-Синн и его люди разбили лагерь, затянув дыры брезентом и выполов самые разросшиеся колючки. Больше всего труда было положено на ремонт внешних стен, которые снова стояли, высокие и крепкие, защищая от возможного нападения.

Двор был запружен людьми, которые наперебой приветствовали новоприбывших и помогали разгружать оружие и припасы. Изабо опустилась на бочонок.

– Зеленая кровь Эйя, ну и подъем! – выдохнула она. – У меня все ноги болят.

Лахлан сунул Оуэна ей в руки, поспешно сказав:

– Последи за ним секундочку, Бо.

Прежде чем она успела хоть что-то сказать, он зашагал через толпу, коротко кивая на каждый приветственный крик, хмуро оглядываясь по сторонам. Внезапно его лицо просветлело.

– Изолт! – воскликнул он.

Изолт только что появилась на вершине лестницы, ведущей в разрушенный замок. На ней были ее видавшие виды кожаные латы, волосы спрятаны под кожаным шлемом, одна рука висела на перевязи. Она увидела Лахлана, и ее лицо засияло. Она прыгнула с верхней ступеньки и спикировала вниз, прямо в его объятия.

Лахлан взмахнул крыльями и взмыл ей навстречу, и Ри и Банри встретились в воздухе, слившись в поцелуе. Она вытащила руку из перевязи, чтобы обеими руками обвить его шею, притянув его темную голову ближе. Долгое время они парили в воздухе, не замечая радостных воплей толпы, потом медленно-медленно опустились на землю. Крылья Лахлана окружали ее, скрывая из виду. Их губы встретились, слились, отстранились друг от друга, чтобы что-то сказать, потом снова слились. Он стащил с нее шлем, и длинные рыжие кудри рассыпались по его рукам. Ее пальцы ласкали его затылок, скользнули к его широким плечам, пробежали по спине. Потом к ним бросился Доннкан, пролезший сквозь отцовские крылья и прижавшись к ногам Изолт.

– Мама! – закричал он.

Глаза Изолт были мокры от слез. Она упала на колени, прижав его к себе и качаясь взад-вперед. Лахлан склонился и обнял их обоих, а потом Изолт начала оглядываться, ища близнецов.

– А малыши? – спросила она хрипло.

Изабо поднялась, подняв Оуэна и неся его через толпу. Дайд шагал рядом с ней с сонной Ольвинной на руках. Они увидели Изолт и рванулись к ней, завизжав от восторга.

– Мама, мама!

На миг глаза Изабо и Изолт встретились. Они улыбнулись друг другу, потом Изабо передала ей подпрыгивающего от нетерпения мальчика и отступила.

– Я боялся… – донесся до нее шепот Лахлана. – Ох, Изолт, я так боялся, что ты не вернешься. Прости меня!

– И ты меня прости, – прошептала она, и они снова прильнули друг к другу.

– Что заставило тебя вернуться? – спросил он. – Ты была так холодна, когда мы расставались, и я был уверен, что ты решила остаться в снегах.

Изолт кивнула.

– Я и решила, хотя бы для того, чтобы наказать тебя. Ну, за то, что нарушил гис. Но когда я лежала под той лавиной, думая, что никогда больше не увижу тебя… и ребятишек…

И снова глаза Изабо и Изолт встретились. Все, что было между ними несказанного, было сказано одним этим взглядом. Изабо развернулась и поспешила прочь, задыхаясь от радости и горя. Она дошла до стены и спряталась под ней, отвернувшись от толпы и яростно вытирая руками влажные глаза. Незаметно подошел Дайд, взяв ее под руку. Она обернулась и улыбнулась ему, зная, что ее лицо все в пятнах от слез.

– Что, так больно видеть их вдвоем? – спросил он, тихо и напряженно.

Она кивнула.

– Да, больно от счастья. Я знаю, это глупо, но я так рада… Я так боялась…

Он чуть расслабился.

– Боялась? Чего?

Она покачала головой, смеясь и плача одновременно.

– Сама не понимаю. Что кто-нибудь из них окажется чересчур гордым или снова замкнется. Они оба никогда не могут сказать, что у них на сердце.

Он посмотрел на нее, потом вдруг склонил голову и поцеловал ее, застав ее врасплох. Она не могла удержаться от того, чтобы не ответить, да и не хотела удерживаться. Он оторвался от ее губ и сказал хрипло:

– Вот.

Изабо засмеялась над ним, утирая остатки слез.

– Ты решил, что я плачу от горя или от зависти? Ну, я чувствовала и их тоже, но не по тем причинам, какие ты подумал.

– Я рад, – выдавил он.

– И я тоже, – сказала она искренне. Она увидела, что он собрался снова поцеловать ее, и обеими руками уперлась ему в грудь. – Нет, сейчас не время и не место. Нам надо еще очень многое сделать.