Одним большим прыжком гигант поравнялся с Иварном, резким движением поднял главаря в воздух и согнул его тело в немыслимую дугу. Раздался громкий хруст — Иварн упал на землю и его голова безжизненно запрокинулась вверх.

Люди застыли в оцепенении, ошеломленные тем зрелищем, которое они только что увидели. Лотар окинул взглядом окружавших его воинов, а затем повернулся лицом к Александру.

— Да здравствует Александр! — воскликнул Лотар, взметнув к небу сжатый кулак.

— Да здравствует Александр! — Голоса представителей двух племен слились в едином приветственном возгласе.

Борет уже стоял рядом с Александром и рассказывал, что он знает отличного врага, живущего неподалеку, и при этом показывал пальцем вверх, в сторону горной гряды, выделяющейся контрастной линией на фоне голубого, безоблачного неба.

Он заметил, как Лотар приблизился к появившейся откуда-то Неве и начал что-то шептать ей на ухо. «Так, значит, все было заранее подготовлено», — подумал Александр и кивнул в ее сторону. Она, несомненно, была опасна, поскольку не моргнув глазом организовала убийство собственного дяди, пусть даже тот мало чем отличался от животного. Тут он вспомнил, что с наступлением сумерек ему придется выполнить данное ей обещание, и вздрогнул при этой мысли.

— Скажи мне, Борет, — начал Александр, стараясь перекричать приветственные возгласы окружавших его людей, — нельзя ли в твоем поселении согреть некоторое количество воды? Я прибыл издалека, и в обычаях наших мест сразу после боя омываться горячей водой.

Борет пожал плечами, попытавшись скрыть гримасу отвращения.

— Ну разумеется, о Александр. Я могу это устроить. Александр снова посмотрел на Неву и попытался улыбнуться.

— И проследи за тем, чтобы горячая вода всегда была у меня под рукой. Она может мне понадобиться в любое время. Даже в середине затемнения.

В ответ на такую странную просьбу Борет еще раз пожал плечами, но он был безмерно счастлив сознанием того, что его голова до сих пор находится на плечах, и поэтому не стал спорить.

— Знаешь, мне это кажется просто отвратительным, — с возмущением произнесла Нева, словно он только что предложил ей предаться утехам, обычно приписываемым дворцовым покоям египетских фараонов.

— Но это на самом деле приятно, — возразил Александр. — Уверяю тебя, ты почувствуешь себя так, словно заново родилась.

— Что? И при этом лишиться всех слоев, грязи и запахов, которые я накапливала на протяжении нескольких сотен затемнений? Или, может быть, ты хочешь мне сказать, что я тебе не нравлюсь?

В ее глазах появился угрожающий блеск, и в ответ Александр смог только улыбнуться, надеясь на то, что истинные чувства не отразились слишком явно на его лице.

— Ну а теперь, после третьей ванны, ты снова должен быть готов, — сказала она и высунула руку из-под покрывала, готовая покрыть ласками все его тело.

— Если бы у меня еще было свободное время, я конечно же остался бы с тобой, но, к сожалению, долг зовет меня. Затемнение уже почти закончилось, и я должен посвятить себя новым делам.

Прежде чем она успела выразить более категорический протест, он окликнул Пармениона и покинул лачугу, которую в шутку называл «мои царские хоромы».

Парменион вышел из соседней комнаты и в сердцах пнул ногой часового, поставленного охранять вход, но, очевидно, при первом же удобном случае он сполз на пол и предался безмятежному сну.

— Чертовы идиоты! Прошу прощения, сир.

Александр оставил без внимания его объяснения и бросил на сонного стражника гневный взгляд, заставивший того отвести глаза в пол.

Он зашагал в сторону ворот, охранники поспешили следом за ним.

— Куда мы направляемся? — поинтересовался Парменион.

— Поближе взглянуть вот на это, — ответил Александр и показал в сторону Олимпа, закрывавшего половину неба над поселением.

Парменион погрузился в молчание, и Александр понял, что тот, вероятно, уже наслушался местных суеверий о горе, которую Элдин называл теплообменной башней.

Покинув ворота, они прошли через лагерь, разбитый воинами Риса. Некоторые из солдат уже проснулись и, завидя Александра, встречали его радостными возгласами, произнося имя своего командующего с характерным шепелявым акцентом. Александр жестами попросил их сохранять тишину, но, когда он скрылся на тропе, ведущей к Олимпу, их крики все еще отдавались эхом. Сопровождающие его стражники начали бормотать себе под нос, что это место считается обителью богов, не любящих, когда их беспокоят, и взмахом руки Александр разрешил им вернуться к подножию горы и там подождать его возвращения. Их не пришлось дважды упрашивать, и, стуча копьями, они начали спускаться вниз по склону.

— Знаете, один из жителей Риса рассказывал мне, что там, наверху, — Парменион показал в сторону нависающей твердыни, — есть пятно, ослепительно сияющее на солнце, которое ничем нельзя поцарапать.

— Как я понял, ты хочешь убедить меня в том, что У нас нет никакой необходимости туда подниматься?

Парменион ничего не ответил, и Александр с улыбкой посмотрел на своего одноглазого компаньона.

— Мне сказали, что несколько сотен затемнений назад на горе поселился какой-то оракул. Местные жители относятся к нему с трепетным почтением и считают, что он служит богам. Если я сумею привлечь его к себе на службу, это повысит мой престиж среди жителей всех окрестных поселений. В любом случае, Парменион, я должен подняться наверх и посмотреть на то странное место и на живущего там человека, иначе я не буду Александром.

Парменион в ответ смог только пожать плечами и пробормотать что-то насчет того, как трудно жить рядом с живой легендой. Тяжело дыша, словно астматик, попавший в облако пыли, он старался не отставать от своего царя, решительно поднимающегося по узкой тропинке к покрытой снегом вершине огромной горы.

По мере того как они поднимались наверх, завывание ветра вокруг становилось все громче и громче. Парменион первый заметил, что земля под ногами мелко дрожит, словно перед началом землетрясения.

Александру пришлось приложить все усилия для того, чтобы подавить приступ страха. Он сам видел, к каким разрушительным последствиям приводит гнев богов, когда они начинают трясти землю, и потому относился к подобному проявлению высших сил с благоговением. Оба замерли на несколько минут, ожидая сильного толчка, но они ощущали только равномерную вибрацию под ногами и слышали громкое завывание ветра.

Александр снова бросил взгляд на возвышающуюся над ним громаду, казалось бы уходящую вертикально вверх и превосходящую по высоте высочайшие пики Азии не менее чем в десять раз.

Он не мог понять, почему жители Риса не расположили свое поселение прямо здесь, выше всех своих соседей, тем самым навсегда избавив себя от их оскорбительных выпадов. Но, очевидно, их страх перед горой был настолько велик, что они опасались даже ходить по ее склонам. Он также знал, что большинство народных суеверий имеют под собой какое-то основание, и ему оставалось только гадать, в чем здесь заключается тайна.

Вскоре воздух наполнил оглушительный рев, и, свернув за поворот тропы, они увидели перед собой стремительный водяной поток, бьющий из уходящего в гору прохода, настолько широкого, что сто человек, взявшись за руки, смогли бы зайти в эту гигантскую пещеру. Александр решил, что могучая река берет начало где-то в недрах горы, и снова испытал душевный трепет. «Откуда берется вода?» — с удивлением подумал он. Ему и раньше доводилось видеть бьющие из-под земли источники, но им всем было далеко до этой широкой стремнины, почти такой же полноводной, как великий Тигр.

Солнце уже светило в полную силу, наполняя все окружающее пространство кристально белым сиянием. Свернув в сторону от реки, они еще долго поднимались по тропе, пока не остановились отдохнуть возле обветренного утеса. Поселение киевантов теперь находилось далеко под ними, едва заметное пятнышко на темном фоне окружающего ландшафта. Дальше они могли видеть селение аваров, расположенное на жалком холмике. Внимательно посмотрев по сторонам, они смогли насчитать в пределах холмистого региона несколько десятков поселений. Плавный изгиб поверхности Кол-барда устремился от них вверх и вдаль с обеих сторон, и теперь, когда они находились над грядами невысоких холмов, им открылся ясный, ничем не закрытый вид на два рога, постепенно превращавшиеся в две зеленовато-голубые полосы, уходившие навстречу неподвижному светилу. Две другие горы теперь были совсем близко, и казалось, достаточно протянуть руку, чтобы их коснуться, а дальше к небу поднимались еще три башни, но их основания покоились на землях гафов, граница с которыми проходила примерно в ста лигах от них.