После пятнадцати минут занятия на полной мощности, на висках у меня выступили капельки пота. Я завел руку за голову и, сжав в кулаке хлопчатобумажную футболку, снял ее. В тот момент, когда я сделал это, открылась дверь.

Мое бешено колотящееся сердце остановилось.

Дженнсин вошла в комнату, в ушах у нее были белые наушники. Ее голубые глаза были прикованы к телефону, а пальцы порхали по экрану. Она проговаривала то, что печатала. Резким нажатием она отправила сообщение и подняла глаза.

Заметив меня, она резко остановилась. Ее глаза расширились.

Блять. Что случилось с ее утренними пробежками?

У каждого спортсмена был код для входа в тренировочный зал в нерабочее время. Мы хотели, чтобы это место использовалось игроками и персоналом. Чтобы его воспринимали как своего рода убежище. Если студент хотел позаниматься в нерабочее время, это было его место. Мы не хотели, чтобы они посещали круглосуточный фитнес-центр в городе или пользовались тренажерным залом кампуса, который был открыт для всех студентов и часто был переполнен.

Я всегда выступал за то, чтобы у игроков был доступ. Но, поскольку мы с Дженнсин неподвижно смотрели друг на друга, возможно, это было ошибкой. Возможно, мне нужно было найти круглосуточное фитнес-заведение. Мысль об использовании дешевого оборудования заставила меня съежиться, но, возможно, это был мой единственный выбор, пока напряжение и неловкость не пройдут.

Избегать друг друга было невозможно. Хотя футбольная и волейбольная команды нечасто бывали на одних и тех же мероприятиях, мы все находились в одном здании. Мы все делили этот тренажерный зал.

И, черт возьми, она жила по соседству.

Я вытер пот с лица своей футболкой, затем вытащил наушник, когда она сделала то же самое.

— Привет.

— Привет. Прости. — Она преувеличенно нахмурилась. — Я и не думала, что здесь кто-нибудь будет.

— Все в порядке. — Я отмахнулся.

Ничего не было в порядке. Ничего не было в порядке.

Она была студенткой. Ей был всего двадцать один год, чертовски молода. Только она вошла в комнату, и каждая клеточка моего тела настроилась на ее частоту.

Дженнсин была одета в черные легинсы в обтяжку, которые подчеркивали рельефные мышцы ее бедер и икр. Они не оставляли абсолютно ничего для воображения. Не то чтобы мне нужно было что-то воображать.

Воспоминание о том, как она лежала обнаженной в моей постели почти месяц назад, было так свежо, как будто это произошло прошлой ночью.

Она была в черном спортивном лифчике, с обнаженным животом. Я облизал почти каждый дюйм ее живота, спускаясь к чувствительной плоти между ее бедер.

Мой член дернулся. Черт возьми.

— Ты не тренируешься с волейбольной командой? — спросил я, прочистив горло.

— Позже. — Она пожала плечами. — Мне нравится тренироваться одной каждое утро.

А еще она присоединялась к тренерскому штабу и другим игрокам, чтобы сделать еще как минимум две силовые тренировки, а также две тренировки по физподготовке.

Конец июля означал, что осенние спортивные сборы были в самом разгаре. Футбольная команда проводила здесь по шесть часов в день.

Лишь немногие из моих лучших игроков добавляли свои собственные тренировки.

Дженнсин надела наушники и направилась через зал к дальней стене. Она сняла с крючка скакалку, затем вышла на открытое пространство и начала двигаться.

Я направился к ряду силовых стоек, планируя потренировать верхнюю часть тела, сосредоточив внимание на плечах. На выполнение жима штанги стоя должно было уйти меньше минуты. Но каждые несколько секунд я поглядывал на Дженнсин, которая все еще прыгала.

Ее волосы были собраны в конский хвост, кончик которого покачивался при движении. Ее движения были быстрыми и грациозными. Она легко поднималась на носочки, а запястья все сильнее и сильнее натягивали скакалку.

Я, казалось, не мог отвести от нее глаз, но она смотрела прямо перед собой.

У меня пересохло во рту.

Она была сногсшибательна, когда улыбалась. Просто великолепна. Но вот так? Серьезная и замкнутая в себе? Мир сузился до тех пор, пока не осталась только Дженнсин и мерный стук скакалки по полу.

На ее щеках появился румянец. На ее коже блестел пот. Если она и заметила, что я смотрю на нее, то даже не моргнула в мою сторону.

Неужели я больше не привлекателен? Может быть, она узнала обо мне достаточно, чтобы разрушить иллюзию. За последние десять дней, пока я отчаянно пытался забыть ее, ей похоже удалось сделать то, чего не смог я.

Это задевало. Вся эта гребаная ситуация задевала. Но если ей удалось забыть о вечеринке, что ж… я буду продолжал пытаться, пока не смогу сказать то же самое.

Поэтому я отвел взгляд и приступил к работе, сосредоточившись на том, как горят мои мышцы, по мере того как я напрягал их все сильнее и сильнее. С каждым повторением, с каждым движением я ожидал, что Дженнсин отойдет на второй план вместе со всем остальным в комнате.

С таким же успехом я мог бы попросить солнце перестать светить.

Мой взгляд останавливался на ней каждый раз, когда она двигалась по комнате. Пока, наконец, спустя почти час, она не ушла на маты в углу, чтобы сделать растяжку.

Она расставила ноги на ширину плеч и согнулась в талии, согнув пополам свое длинное, худощавое тело.

Прежде чем я успел начать пускать слюни на ее задницу, я подошел к турнику для подтягиваний, укрепленному на стене. Быстрым прыжком я позволил себе мгновение повисеть, скрестив лодыжки. Затем я сделал пятьдесят подтягиваний, вверх-вниз, вверх-вниз. Когда я опустился и повернулся, мои руки горели, а пара ослепительно голубых глаз ждала меня.

Дженнсин поджала губы, чтобы скрыть улыбку.

Получается…

Сегодня не я один пялилась на нее.

Слава богу, черт возьми. Да, это усложняло ситуацию, если учесть, что мы оба должны бороться с этим. Но если это влечение было взаимным, то, по крайней мере, я не был мерзким старикашкой, который подкрадывается к ней, пока она просто пытается двигаться дальше.

Она вытащила наушник из уха, пока ее взгляд блуждал по моей обнаженной груди. Высунув язык, она облизала нижнюю губу.

Кровь прилила к моему члену. Я застонал, провел рукой по лицу и рассмеялся. Это не должно было быть смешно. Это было сродни пытке.

— Черт, Дженнсин.

— Прости. — Она хихикнула. — Все равно это странно.

Странно. Она продолжала использовать это слово.

Оно подходило. Хотя моим выбором было бы слово «больно».

Было чертовски больно пытаться выбросить ее из головы. Было больно каждый раз, когда я вспоминал, что она была студенткой. Было больно от того, как сильно я ее хотел.

Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем она успела заговорить, дверь открылась и внутрь вошли два парня из баскетбольной команды.

— Здравствуйте, тренер. — Один из них дернул подбородком в мою сторону.

Взгляд второго остановился на Дженнсин, улыбка растянулась на его губах, когда он окинул взглядом ее тело с головы до ног.

Придурок.

— Доброе утро, — сказал я громче и резче, чем это было необходимо.

Внимание другого парня переключилось на меня, он заморгал, как будто только что понял, что я здесь.

— Доброе утро, тренер.

Я подошел к скамейке, где оставил свой телефон и футболку, еще раз вытер лицо, прежде чем выпить воды.

Когда парни прошли в глубь комнаты, Дженнсин направилась к двери с непроницаемым лицом и высоко поднятым подбородком. Идиоты наблюдали за каждым ее шагом, практически пуская слюни.

Или, может быть, я был идиотом, думая, что имею какие-то права на эту красоту.

Обычно в мой распорядок дня входили приседания и растяжка, но мне нужно было подышать свежим воздухом, поэтому я направился в коридор, не позволяя себе искать, куда ушла Дженнсин. Я забрал из кабинета свою одежду на день, а затем нырнул в раздевалку, чтобы принять душ.

Холодный душ.