– Вживить себе чип (щелк), который позволит нам играть на равных хотя бы в своей профессии.
Снова раздался щелчок ручки.
– Я христианин, – поднял руку еще один зритель, и до сих пор лоснившийся от самоуверенности лектор вдруг на миг скривился, словно увидел что-то архаичное. Правда, достаточно быстро взял себя в руки, ведь задавший вопрос продолжил говорить. – И слышал, что эти чипы не очень-то сочетаются с христианскими принципами. Еще в Библии сказано: когда придет Антихрист, наложит печать на чело либо на правую руку. И к тому же, не получат ли из-за этого машины над нами контроль?
– Мне даже странно слышать такие слова в наше время. Это предрассудки, – лектор, словно проповедник, поднял вверх правую руку, которая в тот же миг засветилась под лучами вспыхнувшей вдруг прямо над ним яркой лампы, а в левой снова щелкнуло. – Во-первых, чип лишь обеспечит продвинутые навыки в какой-то конкретной области. Нет речи, чтобы полностью выпасть из жизни и уходить в леса. Сознание же ваше он не захватит. Если вам оторвать ухо, вы же не перестанете видеть? Правильно? Человеческий организм – слишком сложная структура. И вживление в руку или даже мозг чипа не даст над вами полного контроля. Просто потому, что наши нервные каналы – а мозг их центр – устроены таким образом, что со временем учатся обходить поврежденный участок – конечно, пока мозг жив. И если чип будет слишком назойливо вмешиваться в работу организма, нервные импульсы его постепенно купируют и начнут игнорировать (щелк).
Ефрем очень внимательно слушал лектора. Так его родители – участники сопротивления? Те пластины, которые висели у них в районе виска, скрывали чипы?!
– Я тоже хочу, – едва слышно, самому себе сказал мальчик.
Он оглядел себя – вид пестрый и не самый презентабельный. Но это ничего, было бы желание. Его рука решительно легла на ручку двери, сжала ее и уже была готова потянуть на себя.
– Что, Рема, подслушиваем? – раздался над ухом вкрадчивый шепот, будто говорил объевшийся сметаной кот из мультика, и дверь так и не сдвинулась с места.
Глава 4
От неприятного недоразумения, которые нередко вызывает испуг, Рему спасла ошибка шутника, сумевшего незаметно подобраться к нему со спины. Тот панибратски положил ладонь на ему плечо, будто давно дружил с Селиверстовым. Инстинкты, отточенные в виртуальных драках, не дали страху захватить организм и сработали на опережение. Ладонь нахала мгновенно была вывернута до хруста. А потом на отработанном рефлексе собственный кулак Ефрема полетел вперед.
Если бы у Ремы был опыт в реале, то наверняка шутник сейчас бы корчился от боли где-то в районе пластикового плинтуса. Ну, минимум – как говорят борцы – в пАртере. VR-технологии в целом бережно относились к хрупкому человеческому телу и не предполагали настоящей ярости. В общем, удар получился неубедительным. Да и в ответ тут же прилетел неслабый тычок под ребра. Теперь уже сам Рема вынужден был нагнуться, чтобы компенсировать боль. И мгновенно за это поплатился. Стукнулся головой – в опасной близости от виска – обо что-то очень твердое и почему-то гулкое. Искры сыпанули из глаз, изображение поплыло, но, к счастью, на этом драка закончилась.
Адреналин в крови прогорел так же быстро, как и возник, и зрение, наконец, синхронизировалось с реальностью. В метре, потирая живот и лоб одновременно, также полусогнувшись, стоял Колька Антипов по кличке Жердь. Уже пятый год он числился в третьем классе и теперь оказался на одном потоке с Селиверстовым. Прогульщик появлялся в школе нечасто, и потому мальчики виделись лишь время от времени, но все же приятельствовали. Жердь уже на голову перерос одноклассников, почему и получил свою кличку, и на общих уроках физкультуры – единственном предмете, который регулярно посещал, – всегда стоял первым. Хотя особой статью – ну разве что кроме гренадерского роста – не обладал. Плечи еще не начали расширяться на мужских гормонах, а голова выросла непропорционально большой и держалась на чересчур длинной шее.
– Привет, Рема, – сдавленно просипел паренек. – Ты чего такой резкий? Я ж пошутил.
Пальцы у Селиверстова разжались, и рука, готовившаяся нанести второй удар, расслабилась. Тем временем Антипов разогнулся, пару раз глубоко вдохнул, расправляя диафрагму.
– А, погоди, не отвечай. Сам догадаюсь. Этих тоже зомбируют? – Жердь, поморщившись от остатков боли, обошел Ефрема по дуге и прильнул к щели, откуда продолжал резонировать звучный бас. Кивнув в подтверждение своих слов, медленно, на цыпочках, отошел назад. И шепотом сообщил:
– Здесь еще два таких зала. Выдергивают туда зрителей, в основном с трибун «С» и «D», и промывают мозги.
– Мозги? – искренне удивился Рема. – Так все эти люди что, не революционеры?
Жердь вытаращил глаза.
– Какие революционеры? Ты что? Опять в «стекляшке» промышлял? Там, где бородатый мужик в сюртуке сидит на лавочке?
Еще в середине прошлого века все библиотеки оцифровали свои запасы мудрости и свели в единую базу. Получить доступ к знаниям можно было уже не выходя из дома, и муниципалитеты, увидев прекрасную возможность, мигом сократили расходы своих бюджетов. Библиотекарей заменили виртуальные помощники, а здания сдали в аренду коммерсантам. Бумажные книги стали быстро выходить из употребления, оставаясь лишь в коллекциях антикваров и библиофилов.
До последнего продержалась Большая Стеклянная Библиотека – реального ее названия среди школьников уже никто и не помнил. Она располагалась в прежнем центре столицы, рядом со старинной крепостью, в которой теперь было не протолкнуться от туристов. После мощного землетрясения в начале двадцать второго века, когда Евразия вновь раскололась на два материка, и эти части стали по сантиметру в год расходиться, весь центр города был перестроен. И Большая Библиотека тоже не избежала этой участи. Подвалы, заваленные камнями и мусором, смешанными с древними инкунабулами, стали призовой площадкой для диггеров, а верх был надстроен на пять этажей и принял все уцелевшие фонды рухнувшего Пушкинского музея и той части Третьяковки, которую удалось спасти от катаклизмов.
– А кто тогда эти люди на самом деле? – Рема указал пальцем в зал, где лектор продолжал «промывать мозги» шести рядам слушателей.
– Самый ценный ресурс для роботов – поставщики собственных тел и бесплатных вычислительных мощностей в виде мозга, – кажется, Жердь в эту секунду сам возгордился, что смог произнести такую длинную и сложную фразу. Он улыбнулся и несколько высокомерно посмотрел на младшего товарища. А потом все-таки продолжил: – А еще это те идиоты, которые отдают машинам своих детей. А этот – на сцене – вообще предатель человечества. Вербовщик. Он зомбирует их. Мои сначала отнекивались, когда их тоже позвали, а потом согласились. Выбора у них не было. Хоть в последний момент папаня и успел мне шепнуть, чтобы я смывался при первой возможности. Спасибо ему, хотя в тот момент я готов был его возненавидеть. Слабак. Сейчас у обоих на висках титановые пластины, и меня они уже не узнают.
Жердь сжал кулаки, но быстро взял себя в руки.
– Хотели и мне такую же сделать.
– А ты?
– А я бесперспективный, – нагло улыбнулся Колька. – И бегаю быстро. Потому и смылся. На этих, за дверью, вроде имплантов нет. Может, еще и обойдется.
– Каких имплантов?
– На висках нет пластин. Значит, нет имплантов.
– А чем плохи эти пластины?
Жердь недоверчиво посмотрел на Селиверстова.
– У тебя что по анатомии в школе? Или вы еще не проходили? – уточнил он у Ремы.
– Не проходили. Она во втором полугодии только.
– Темнота-а-а-а. В височных долях мозга, как я слышал, находится наше хранилище воспоминаний. Ну, долгосрочных, как «винт» у старых компьютером, еще не подключенных к глобальному облаку. Тюкнуть тебя туда, и станешь как та тупая рыбка, которая все и всегда забывает ровно через две секунды. Я без понятия, что там точно происходит, когда вставляют чипы. То ли старые воспоминания повреждаются, то ли их специально заменяют другими. Человек забывает то, что с ним было, и начинает помнить лишь выгодное этим машинам.