Белый Бог К Нему всегда открыта дверь. Не нужно кланяться убого: Он человеком был, поверь. Он был Учителем – не Богом. Ты безутешен? Позови, И станет легче и теплее. Ведь Он не требовал любви — Щедрее всех делился ею. Но не у всех достанет сил Не сотворить себе кумира… И крест на небо возносил Любовь, израненную миром. …Проходит за весной весна И тонет в иорданском иле. А что бы Он сказал, узнав — Что именем Его творили? Коварна память у людей. Да, Он остался в ней надолго, Но почему, когда и где Свобода обратилась долгом? Мы не смогли услышать то, Что повторялось не однажды: Любви заслуживает каждый, А поклонения – никто. Войско Спартака
Свобода – яд или вино? Чем захлебнуться, все равно. Кто знает: многому ль дано еще случиться? А жизнь одна, и смерть одна, и чаша выпита до дна, И цель достойна и трудна: убить Волчицу. О Рим, рабов считал глупей? Чем нас поил – то сам испей! Довольно розог и цепей! Прощай, арена! Враги надменны и грубы, но им забота морщит лбы И страх мешает позабыть, что жизнь-то бренна… Беги, легионер, беги, ломая строй, тесня других! Проклятый Рим, плати долги, плати и помни, Как не хотел кормиться сам, разгневав рабством небеса, Как побежденных ты бросал в каменоломни. Когда букцины запоют, когда схлестнемся мы в бою, Почуешь мудрость ты свою: «Memento mori»! Мы не боимся бед любых. Проснулся италийский Бык: Быть под ярмом он не привык — и не заморен. Отныне помыслы просты: не наших – ваших на кресты! Не горстку беглых встретишь ты в пыли дорожной. Идет, идет за рядом ряд, орлы плененные горят, Железо гладисов не зря покинет ножны. Врагов трясет, несладко им. Готовься, славный город Рим! С тобою мы поговорим — тепло, по-свойски… Победа скоро. А пока — дорога дальняя легка. Шагает войско Спартака. Шагает войско. Пилат Судьба назначила – поджечь тебе Запал. Душа и долг – в противоречии. Пропал! Отныне на устах истории Замок. Ты вытащить хотел, ведь стоило… Не смог. Да, были способы законные Спасти. Он их отверг – и вот закончились Пути. А сколько судей свет невзвидело Еще? Тебя жалеют. Значит, видимо, Прощен… «Колокол, ночь и крик…» Колокол, ночь и крик, Алая пляшет кисть… Еретиком умри Или же отрекись. Жалости голос смолк. Я не хотела – так, Но предъявили долг И навязали брак. Время его пресечь. Душно. Как душу ест… В песнях на ложе – меч. Нас разделяет – крест. Мессу легко отверг, Шанса не удержал. В бархатном рукаве Прячется мой кинжал. Грех этот до кости В память врезает тьма. Я не смогла спасти? Значит, убью сама. «Не родное, но и не чуждое…» Не родное, но и не чуждое так и тянет к себе. Так со дна достают жемчужину. Так сгорают в борьбе. Не увидеть уже воочию — утекло, как вода, Больше века прошло… но хочется окунуться туда! Впечатления жгучей лавой, и – стороной не пройти. Ах, какими вы были славными, не сбиваясь с пути, Как шутили, сражались яростно и встречали беду! В лабиринте тысячеярусном нужных слов не найду. Слишком многое в нас задушено. Где отыщешь таких? А один потревожил душу мне временам вопреки. Оттого и грустят глаза мои. Пересечься б двоим! …Я читать бы училась заново по ладоням твоим. Дочь фараона Историю свершила жалость. Знать, норов у судьбы таков. Все было просто: сердце сжалось, Услышав плач из тростников. Найденыш – сын, а не игрушка. Что ожидает впереди? Он ход вещей в стране нарушит И свой народ освободит. Ты угадать могла едва ли, Он до поры не знал и сам. Иные открывались дали Твоим египетским глазам. Легендой стал он, Нил же – Летой. Сгорел папирус, и дотла. Кто вспомнит имя девы этой, Что, золотом звеня браслетов, Младенца на руки взяла? |
