– Погодите жаловаться, почтенный Аякыш-хан, разве не осталось у меня в сумке еще немного трилистника и базилика? Немного отвара серого чия и щепотка конского уха – и вы проглотите еще десять чарок вина, десять тарелок кабоба и один маленький финик.

– И растрескаюсь на части!

Орисса неловко перепрыгнула через дрыгающееся тело, но все же заскакала на одной ноге и на кого-то наступила.

– Прошу меня извинить, почтенный, – сказала она.

– Наступи еще, малика, и тогда я прощу тебя, – раздалось откуда-то снизу.

На лестнице Орисса обратила внимание на странный шум от шагов поднимавшейся впереди царицы. Какой-то треск, будто ломается яичная скорлупа. Шахиня двигалась легкими рывками и резко дергала плечами.

На третьем этаже дворца не протолкнуться было от стражи. Орисса поежилась отчего-то и вошла следом за шахиней в комнату больного шахзаде.

Принц валялся бесформенной кучей на шестиместной кровати в углу. Орисса заглянула за занавески. Рожа шахзаде – как у утопленника, руки уже даже не синие, а почти черные, вывернутые, неживые. Сам он похож на гуля-людоеда с большой дороги, такой же страховидный – и мертвый.

Орисса отшатнулась. Всплеснула руками и хотела что-то воскликнуть, но шахиня ее опередила:

– Темницы переполнены целителями и колдунами, женщина!

Орисса насупилась, сняла с пояса букрабаны.

– Я буду играть всю ночь, царица, – сказала она. – Велите страже покинуть дворец, звуки музыки не выбирают жертв.

Шахиня ничего не ответила, вышла из комнаты и закрыла дверь.

Чтоб ты с лестницы свалилась и всю шею себе свернула, подумала Орисса. Она оглянулась. По полу были разбросаны подушки; в противоположном кровати углу, за ширмами и занавесками, стояли две тахты и кальяны. Там же, Орисса не сомневалась, было отверстие, сквозь которое за комнатой подглядывали из соседнего помещения. А в другую стену был вделан маленький фонтанчик. Если повернуть краник (или надавить на него, или еще что-нибудь) – в стене откроется проход, где скрывается стража. Или, может, слуги, или – убийцы.

Плова им подавай! – Орисса нахмурилась и полезла осматривать принца. Что-то булькало у него под кожей и шевелилось. А на шее и затылке был твердый и гадкий нарост.

Э, догадалась Орисса, да тебя вовсе не отравили, гнилой шахзаде. Ты одержим какими-то демонами, и духи тут ни при чем. Мне здесь делать нечего…

Впрочем, она и не собиралась тут ничем таким заниматься. Орисса быстренько посмотрела по сторонам, поставила букрабаны на стол, а между ними установила маленький маятник. Он раскачивался метрономом и ритмично постукивал в барабаны, примерно так, как это делал бы настоящий музыкант. Стол Орисса отодвинула к стене, чтоб его не было заметно в щель за занавесками, точнее, чтоб не было заметно, что инструменты играют без музыканта, сами по себе.

Еще бы сделать так, чтоб подглядывающий видел какой-нибудь неясный человеческий силуэт, но как его создать? Ничего похожего в комнате не было. Орисса не растерялась и потянула за плечи самого больного – ему все равно не помочь, пусть исполнит роль музыканта! Скривившись, Орисса приподняла пованивающего дохлятиной шахзаде и кое-как стащила с кровати. Тело было вялым и сползло на пол. Орисса выругалась – она опасалась, что царица уже сделала все распоряжения и сейчас полезет подглядывать в щелочку.

И спешила она не зря! Выйдя в коридор, шахиня направилась к командиру стражу – усатому, темному, как испортившаяся луковица.

– Ханжи-хан, – хрипло сказал шахиня, – велите страже уйти этажом ниже и не подниматься, пока музыкант… музыкантша… короче говоря, пока эта девка не выйдет из комнаты шахзаде.

– Слушаюсь, моя повелительница, – испортившаяся луковица посветлела и на башке заболтался чуб. – Мне тоже уйти?

– Останьтесь, Ханжи-хан.

– У ваших ног.

– Как высоко вы метите…

Царица подождала, пока Ханжи-хан разгонит стражу, а потом, когда они остались на этаже вдвоем, начальник стражи бросился в ноги шахини, полез слюнявить ее темное платье поцелуями. Он немного похрюкивал и все косился на свою повелительницу – как она принимает его ухаживания. Царица оставалась деревянной.

– Пойдемте, Ханжи-хан, – сказала она, – не время для утех. Посмотрим, что делается в комнате шахзаде.

Слава Богам, читатель, иначе благовоспитанному и стыдливому автору, и так едва удерживающему перо в руках, пришлось бы все это описывать… Лобзания всякие, слюни, звериный рев – нет уж, увольте навек!..

Так вот, пока царица и начальник стражников, волочившийся собачонкой за ее юбкой, перемещались в комнату, откуда можно было подглядывать за происходящим в покоях принца, Орисса вновь подняла на ноги его безвольное тело. Поднимать приходилось рывками, потому что тело это, вообще-то, походило на труп. И когда пришло время последнего усилия, Орисса дернула принца, чтобы поставить на ноги, но дернула как-то уж больно грубо, уж больно резко, – и тело не выдержало такого скотского отношения. У шахзаде, грубо говоря, отвалилась голова… Она прокатилась по плечу, грохнулась на подоконник и полетела из окна!

Орисса побледнела и издала такой скрип, какой издают наши монастырские ворота, особенно когда их толкает коленями Василиска с ведрами молока. Орисса опустила безголовое тело на стул и высунулась в окно.

Стук-стук – это бил по барабанам маятник.

Голова свалилась куда-то в кусты сада внизу, и в сумерках уже ничего не было видно, кроме прогуливавшихся среди цветов принцессы, ее служанок и парочки павлинов.

Ай-яй, подумала Орисса, ну да ладно…

Она была весьма беспечная особа, нужно заметить!

Но и она разволновалась – в соседней комнате слышался треск шагов шахини и шорох тащившегося за ней стражника, а тело на стуле, сидящее точно напротив щели, было без головы. Орисса взмахнула руками, засуетилась и не придумала ничего умнее, как вместо головы уставить на плечи принца горшок с цветами. В любом случае, между стулом и щелью болтались шелковые занавески и подлому шпиону виден был лишь силуэт.

Стук-стук.

– Ну, сидит, – сказала подглядывавшая царица. – Ничего не разобрать.

– Скажите только слово, моя повелительница, я все разберу, – произнес ползавший в ногах шахини стражник.

Ползал он как-то сам по себе – что-то хрипел там, вазюкал языком, но, когда поднимал взгляд на царицу, был сосредоточен и напряжен. Недовольная, думал Ханжи-хан, собака такая…

– Пусть сидит, недолго ей еще сидеть, – сказала шахиня и вынула из кармана маленькую тряпичную фигурку, в общем-то ничем не похожую на принца, но именно его и изображающую.

Стук-стук.

Потихоньку темнело. В щелочку теперь не разглядеть было и силуэт.

Орисса времени зря не теряла. Она развязала какой-то шнурок у груди и быстро вынула из платья вившуюся вокруг всего тела и хорошо замаскированную веревку. Один конец она привязала к колонне, а другой выбросила в окно!

Вот какая это была женщина!

Она собралась уже было вылезти в окно, но тут заметила внизу фигуры. Принцесса и ее прислужницы увидели что-то в кустах, подбежали и стали копаться в ветвях, охая и хихикая.

Будьте вы прокляты, дуры визгливые, подумала Орисса.

В это время царица в соседней комнате совсем надулась – из темной комнаты шахзаде слышался какой-то неуловимый шорох и слышался мерный стук барабанов.

– А если она его и вправду вылечит? – перепугался в ногах начальник стражи.

Царица отмахнулась.

– Когда принцесса уйдет из сада, – сказала она, – от этой подлой девки не останется и клочка. Вот уже и солнце скрылось…

Когда солнце садилось за горизонт, служанки выводили принцессу из сада. Но сейчас они замешкались и копались, зануды, в кустах, как будто там было что-то презабавное! Ничего не подозревавшая Орисса стояла в нетерпении на подоконнике и ждала, когда опустеет сад.

– Ах, посмотрите, здесь голова какая-то! – воскликнула одна из служанок.

– Какая безобразная, выбросьте ее! – сказала принцесса.

– Я позову стражников, они ее куда-нибудь кинут.