«В Париже? – спросил сам себя. – Смогу ли вообще вернуться на родину?»

Дома меня ждала кровать, и вскоре мне уже снились пляшущие синие огоньки вокруг чёрных корабельных бортов. Стук входной двери спугнул эти огоньки из сна. «Найдин вернулась», – хотелось повернуться на другой бок и продолжить сон, но надо было попрощаться и с ней.

Кряхтя и зевая, поднялся с постели, натянул штаны и вышел в коридор. Девушка ещё не успела захлопнуть за собой дверь и, заслышав скрип, оглянулась. Увидев в темноте мой силуэт, остановилась.

– Не спится, морячок? – опять насмешка в голосе: она неисправима.

Я потряс головой, желания пикироваться с соседкой не было.

– Хотел сказать: «До свидания», – сонно произнёс.

– Ты куда-то уезжаешь? – её голос стал серьёзным.

– Да, наше судно уходит из Ла-Валетты. Так что прощай, – махнул рукой.

– Зайдёшь ко мне? – она сделала движение к своей комнате.

Я тут же вспомнил прощание с Надэж и резко замотал головой.

– Нет, благодарю. Завтра, точнее уже сегодня, мне рано вставать: в пять надо быть на судне. Много будет работы – надо выспаться.

– Буду надеяться, что у меня не появится новый сосед, я привыкла к тебе, – в темноте не было видно, но, наверное, Найдин улыбнулась.

– Можешь рассчитывать на меня в этом, – прозвучал мой ответ.

– Только, когда ты не лезешь в душ, – опять ехидная реплика с её стороны.

– Я отработал свою вину по́том и мозолями, – проворчал я.

– Вот поэтому мне и не будет хватать тебя. Семь футов под килем и попутного ветра, морячок, – дверь за ней захлопнулась.

– Прощай, Найдин, – ответил я вслед исчезнувшей девушке и вернулся в постель…

Следующее утро не предвещало ничего необычного: окончание погрузки, проверка закрепления грузов, запуск двигателя, выход в море в составе конвоя – всё по спланированному порядку.

Папаша Гийом, попыхивая сигаретой на причале, весело разглядывал осликов, запряжённых в повозки. Британские солдаты быстро вытаскивали какие-то деревянные ящики и заносили их в трюм. Внизу их ждали наши матросы, закреплявшие принесённый груз. Это продолжалось недолго – вскоре сержант махнул капитану Моро и что-то прокричал – громкое и невнятное, но было понятно, что они закончили работу. Ослики облегчённо вздохнули и покатили свои пустые повозки назад в город.

Старпом побрёл в трюм осматривать крепёж и расположение грузов, Папаша Гийом кивнул мне, и мы, не спеша, двинулись к машинному отделению: люк, крутая лестница в чрево корабля, обманчивая тишина – всё как обычно.

Но сделать мы ничего не успели, как раздался вой сирены. Папаша Гийом в замешательстве посмотрел на меня. Наверное, мой вид был не менее растерян.

– Учения какие-то? – выдвинул идею мой наставник, я только пожал плечами и полез по лестнице назад, уже слыша топот ботинок по палубе. За мной, чертыхаясь, лез Папаша Гийом.

На палубе стояла кучка матросов «Бретани» и, задрав головы, глазели на небо. Мы тоже взглянули вверх, но ничего не увидели, кроме чистого светлого простора. Из динамиков на берегу орала сирена воздушной тревоги. Папаша Гийом толкнул стоящего рядом матроса, им оказался поляк Януш. Старший механик вместо вопроса дёрнул головой вверх. Януш ответил, пытаясь перекричать звук сирены:

– Объявили воздушную тревогу – говорят, налёт итальянской авиации, – он кивнул в сторону бегущих по берегу рабочих и солдат. – Пожалуй, я тоже побегу. В Пшемысле также было.

Он не успел отойти от нас как появился капитан Моро. На этот раз его вид можно было назвать свирепым. Прищуренные глаза, кривая улыбка – не улыбка: приоткрытый с одной стороны рот и обнажённый клык. Рыжие волосы, казалось, горели. Сжатые кулаки.

– Какого дьявола вы здесь делаете?! Быстро все в убежище! Со мной остаётся… – он пробежал глазами по морякам и ткнул в меня пальцем. – Со мной остаётся Ракито́ф. Остальные вон в убежище!

Крик кэпа настолько ударил нам по мозгам, что какое-то время все стояли как вкопанные, но продолжение: «Я что сказал?! Акулий корм!» – заставило всех побежать к трапу, кроме меня и Папаши Гийома.

– Тебе, старый пень, нужно отдельное приглашение Первого лорда Адмиралтейства?

Механик спокойно посмотрел на небо, потом на капитана.

– Я Малыша одного не оставлю, – он часто называл меня Малышом из-за моего возраста.

– Хочешь погибнуть вдвоём и оставить судно без мотористов? – Моро зло смотрел на Папашу Гийома.

– В таком случае и без капитана, – механик потирал руки любимой ветошью.

– Каракатицы гальюнные, – Моро махнул рукой и направился к мостику, мы остались стоять на палубе, глядя вверх.

Но окрик обернувшегося к нам капитана спустил нас с небес на палубу.

– Чего уставились? Вытаскивайте ящики с песком, тяните рукава от резервуаров на причале. Хватит прохлаждаться!

– Проклятые «ростбифы»! Чёртов радар «увидел» перелётных комаров, а в результате теперь мы тут корячимся, – проворчал мой наставник, помогая мне волочить по палубе ящик с песком. – Ох, моя спина!

Поначалу ко всему происходящему у меня было такое же несерьёзное отношение: чистое небо – не то, что бомбардировщиков, даже ни одного облачка на горизонте. Зная неспешные нравы Средиземноморья, невозможно было и предположить, что у макаронников запланировано нападение на отдалённый остров всего через сутки после объявления войны. Это подсказывала элементарная логика. Но сирены продолжали выть, а люди практически исчезли с причала.

Вдруг почувствовал толчок в спину – это был Папаша Гийом, он показывал рукой вверх, я задрал голову: в небе появились черные силуэты самолётов. Оторопевшим взглядом всматривался вдаль, вскоре можно было разглядеть даже белые круги на крыле. Мой наставник переглянулся со мной.

– Дьявол! Они, действительно, появились!

– Патрон, и что нам делать? – я в замешательстве переводил взгляд с силуэтов самолётов на Папашу Гийома и обратно. – По-моему, они летят с недобрыми намереньями.

– Что делать? – Папаша Гийом добродушно попыхивал сигаретой. – Будем надеяться на лучшее, парень. Если Дева Мария будет к нам милостивой, тогда нам не нужно ничего делать. Но если… – он глубокомысленно указал пальцем вверх, – нам на голову упадёт большая бомба, то… нам опять не придётся ничего делать. Ну, в общем, ты понял, парень, нам не нужно ничего делать.

Я пожал плечами и опять уставился на приближающуюся эскадрилью «горбунов», как мы их потом называли, – трёхмоторные бомбардировщики Савоя-Маркетти S.79 «Спарвьеро». Сколько лет прошло, но до сих пор смогу различить эти силуэты смерти, нёсшие град смертоносного металла на город. Тогда я насчитал десять машин.

Мы продолжали стоять и смотреть на приближающихся итальянцев. Не то, что мы были храбрецами – просто не понимали всего ужаса наступающей угрозы. Но наше лицезрение было прервано криком капитана – тот высунулся с мостика и заорал:

– Идиоты! Быстро в укрытие, – он показывал в сторону берега, где недалеко от трапа с «Бретани» был сложен бруствер из мешков с песком и разбитым песчаником.

Его последние слова утонули в оглушающей канонаде: открыли огонь крупнокалиберные установки. Около десятка зенитных батарей располагалось на крепостных позициях в порту. Зажав уши, мы бросились сломя голову в береговое укрытие. Этот бег в течение десяти секунд показался мне отрывком из кошмарного сна, во всяком случае, в его реальность я бы никогда не поверил. Но это был, действительно, эпизод из моей жизни.

Мы залегли за мешками, но через мгновение уже снова высунулись наружу и, обозревая во все глаза окружающую обстановку, вцепились в край бруствера: пороховой дым и поднятая вверх пыль от грохочущей над нами батареи заставили нас кашлять и тереть глаза, но мы неотрывно смотрели в небо. От бомбардировщиков отделились чёрные точки, вереницей полетевшие вниз. «Бомбы!» – нетрудно было догадаться. Я смотрел на эти пятнышки, падающие как в замедленном фильме на город.