Она покачала головой как китайский болванчик.

– Налей вина, пожалуйста, – она смотрела на свою пустую кружку.

– Думаю, нам достаточно, – попытался урезонить её.

– Тогда я сама. Это не вежливо с твоей стороны, – Надэж протянула руку к бутылке. Потом встретилась с моим укоряющим взглядом. Вздохнула, уронила руку на полпути. – Ты прав, – она взяла бутерброд и начала его жевать. Понемногу её глаза снова заблестели. – Куда уходит ваш корабль?

Несмотря на величайшую тайну, окутывающую наш маршрут, я ей рассказал всё, что знал: только бы отвлечь её от упаднических мыслей.

– Скорее всего, мы идём в Александрию, перевозим имущество штаба командования в Египет.

– В Египет? – озадаченные глаза бегали по моему лицу. – Значит, остров будет сдан? Флот уходит? Скажи правду, Викто́р.

– Нет. Успокойся, Надэж, – я уже начал раздражаться от нервозности, исходящей от неё. – Никто не бежит. Просто уходит запланированный конвой: группа транспортных судов и кораблей сопровождения. Это необходимость. Только в стратегических интересах.

– В стратегических интересах уже сдали Париж, – глаза парижанки требовали хоть какое-то опровержение её страхов, но не находили их на моём лице. И пока я собирался с мыслями, её взгляд упал на чемодан.

– Поплыву с вами. Не хочу попасть в плен, а потом в концентрационный лагерь.

– Но с нами нельзя, – я растерянно смотрел на Надэж, – мы не берём на борт пассажиров.

– Спрячусь и буду сидеть в трюме, как мышь, до самой Александрии. Ты же двигателист – значит, хозяин трюма. Ты мне поможешь пробраться на корабль? – теперь её лицо было полно решимости. – Или бросишь здесь на милость фашистов? – она вскочила, схватила чемодан и, открыв его, поставила посередине комнаты.

– Прекрати, пожалуйста, Надэж. Это просто смешно, – попытался её урезонить.

Девушка вскинула голову.

– Смешно? Ждать, когда они придут и расстреляют нас как твоих родителей, – её прищуренные глаза с вызовом смотрели на меня.

Я не знал, как её успокоить. Оставалось только с сожалением вздохнуть: «Лучше бы она напилась и заснула».

– Викто́р, так ты будешь мне помогать?

Она стояла около чемодана, держа руки на талии. У меня появилось несколько секунд полюбоваться ею: горящие глаза, высоко поднимающаяся грудь – с неё можно было лепить Марианну. Несмотря на её столь завораживающий образ, первым позывом было желание выкрикнуть: «Нет, помогать не буду!» Однако благоразумно пожал плечами: «Её надо успокоить». Мой мозг лихорадочно искал соответствующие доводы. Наконец, попробовал:

– Что тебе даст Александрия? Это же не Париж. Это ещё дальше от Франции, чем Мальта, – я откинулся на спинку стула, она не слушала меня, открыв шкаф, где была развешена одежда, начала там копаться. Я продолжил: – Если ты покинешь остров инкогнито, то никто не будет знать об этом. В том числе твой муж, – подчёркнуто громко сказал я последнюю фразу. Женщина остановилась и повернулась ко мне, прижимая к груди тёмную блузку из шкафа: она начала меня слушать. Вдохновлённый этим эффектом снова продолжил: – А он, между прочим, и я в этом уверен, знает, что ты задержалась на Мальте. И куда, как ты думаешь, он бросится на поиски тебя? А ты исчезнешь в неизвестном для него направлении.

Она молча уставилась на меня, потом сделала пару шагов назад и села на кровать, так и прижимая к груди кофточку.

– Дева Мария! Как я могла забыть о Жорже? Ведь он, действительно, будет меня здесь искать. Я уверена, что он уже плывёт ко мне. В портовом управлении телеграфировали в Тулон. Родители и Жорж знают обо мне.

Её руки опустились на колени, пальцы сжимали ткань блузки, я невольно прилип к ней взглядом: поразительная метаморфоза – теперь передо мной беззащитная женственность с печалью в глазах. Я облегчённо выдохнул: бегство в трюме сухогруза отменяется.

– Простите меня, Викто́р, – Надэж посмотрела на открытый чемодан уже потухшим взглядом. – Сегодня сама не своя. Конечно, я должна ждать.

«Её бросает из стороны в сторону как потерявший управление баркас». И я пошёл ва-банк. Взглянув на стол, протянул руку к бутылке. Пока разливал вино по кружкам, Надэж молчала – равнодушие в глазах. Мы смотрели на льющееся вино. Булькающие пузырьки бордовой жидкости, прорывающиеся через болтающуюся в бутылке пробку, создавали впечатление уходящих событий нашей жизни («Мои мысли приняли философский характер – значит, Надэж с ещё одной порции вина должна окончательно успокоиться», – наблюдательно сделал вывод). Мадам отбросила блузку на кровать и приняла обеими руками протянутую кружку. Она долго держала её перед собой, почти закрывая ею лицо, только широко открытые глаза виднелись над краем этого импровизированного «глиняного кубка».

Мы молча делали глотки. Наконец, Надэж нарушила молчание.

– На самом деле всё понимаю. Ты можешь не вернуться. Мне будет очень, очень жаль.

– Конечно, наше судно вернётся, – с жаром начал я врать, – Нам объявили, что Ла-Валетта – порт приписки «Бретани», и мы будем обязаны вернуться на Мальту.

Затем мне пришла в голову идея.

– Но в случае трудностей, Надэж, ты можешь обратиться к моей соседке по квартире – Найдин. Она мальтийка и хорошая девушка, – я улыбнулся, вспоминая непоседливую брюнетку. – Думаю, она поможет, если тебе что-то понадобится.

Мои слова немного развеселили собеседницу.

– О, Викто́р, ты зря времени не теряешь, – она тихо рассмеялась, как будто не слышала моих последних слов, – Ты на острове только несколько дней, а у тебя уже появилась подруга? Она красивая? – тут же продолжила, очевидно, видя моё возмущение и не давая мне ответить. – Нет, не говори. Дай, мне самой угадать. Она высокая стройная и длинноволосая девушка? С гордо поднятой головой. Она похожа на Кармен? Расскажи мне.

– Нет, конечно… – я начал выплёскивать своё искреннее негодование, но тут же был перебит её смешком:

– Как? Она не такая экзотичная девушка? – Надэж сделала круглые глаза, в них появилось напускное разочарование. Но долго она не выдержала и снова засмеялась.

– Нет. Она, конечно, красивая, – я, наконец, смог подать голос после своего возмущённого фырчанья во время её речи. – Но Найдин просто соседка для меня. Очень отзывчивая девушка. И ничего такого.

– Очень отзывчивая девушка. И ничего такого, – передразнила меня Надэж. – Признайся, Викто́р, что ты уже думаешь остаться на острове навсегда, – она скорчила молящую гримасу. – Пожалуйста, признайся, – протяжно произнесла парижанка.

Лицо её раскраснелось от выпитого вина. Надэж уже улыбалась, глядя на меня. Такой она мне нравилась больше.

Но время идёт, и мне надо было уходить. Я стал прощаться.

– Хорошо, иди, – улыбка слетела с её лица. Она вздохнула: – Понимаю. Завтра вы уходите в море. Увижу ли тебя снова?

Я открыл рот, чтобы уверить её в самом оптимистичном исходе – новой встрече после моего возвращения, но она покачала головой:

– Я покину Мальту – вернусь во Францию. Надеюсь, ты навестишь нас с Жоржем на родине?

– Да, Надэж, желаю тебе поскорей вернуться, – я изобразил на лице саму уверенность в исполнении её надежд, собираясь покинуть комнату, но она задержала меня. Надэж быстро схватила со стола деньги, оставленные для неё, и сунула их в карман моей рубашки. Я попытался что-то возразить, но она только покачала головой и подтолкнула меня к выходу.

Выйдя на улицу, взглянул вверх, Надэж стояла около открытого окна балкона. Женский силуэт выделялся на фоне тусклого света из комнаты. Мы помахали друг другу, и я направился к дому.

По дороге усмехался про себя: «Странная дама. После этой встречи с ней мне кажется, что держал в руках синее пламя газовой горелки, оно играло, затухало и вновь вспыхивало». Даже посмотрел на свои ладони, но в сумраке позднего вечера ничего не увидел. «Интересно было бы посмотреть на её мужа. Чтобы жить с таким «чудом» надо быть особенным человеком, – наверное, уже открытая усмешка появилась на моих губах. – Но вряд ли его увижу. Разве только в Париже…»