Появляется г л а ш а т а й. Читает указ: «Никто не смеет почитать Все христианские иконы. В домах и храмах их держать Отныне противозаконно» – Там подпись есть государя? – А патриарха – есть? О, Боже! Не поручусь я за царя, Но Герман сделать так не может. – Смотри – не Германа рука! — Какой–то новый – Анастасий. А Герман, видно, за отказ Смещен был кесаревой властью. Один из толпы: – Что ж, часто ли мирская власть Дает примеры благочестья? Лишь нам бы с нею не пропасть! — Не примем мы сего нечестья. Иконы свято почитать Как раньше, так и впредь мы будем. А если надо жизнь отдать — Ну что ж. Не поскупятся люди. (Его уводят стражники) Сцена третья Сирия. Дамаск. Выходит Иоанн Дамаскин. – Дамаск калифом покорен. Его здесь дух и культ, и царство. Магометанство вводит он В очаг древнейший христианства. Калиф ко мне благоволит И мой совет ему угоден, Но у меня душа болит: Что там, в Царьграде, происходит?! Калиф не жалует Христа И христиан здесь прижимает, Но то, что делается там И он себе не позволяет: По всей стране горят костры, Людей ведут на казнь и в ссылку, Все силятся иконы скрыть, Но, не дай Бог! найдут улики. Не чту величия царей Превыше истины. Тем паче Не дорожу главой своей, И вижу в том свою задачу — Когда от заблужденья зло — Развеять словом заблужденье, Чтоб на владыку снизошло Ума и сердца просветленье. Начну. Все упрекают нас — магометане, иудеи: «Всевышний Бог незрим для глаз — вы ж создали изображенья. Или забыли вы закон «не сотвори себе кумира», ведь почитание икон — языческого свойство мира!» Вы правы. Наш Господь незрим. Был справедлив запрет закона. Но к людям Бог снисшел своим, Став самой первою иконой. Закона свет горел в ночи, Когда же солнце воозсияло, Поблек огонь его свечи И время новое настало. Иконе воздавая честь, Тем самым славим Первообраз. Она – лишь мост чудесный есть, Что перекинут через пропасть Меж нашим миром и иным Непостижимым, трансцендентным. Бог воплощением Своим Его построил. Вот ответ мой. Добавлю: Ареопагит, Искусный в мудрости немало, Нам знаки изучать велит — В них форм божественных начало. Сцена четвёртая Византия. Константинополь. Император Лев Исавр в гневе ходит по дворцовой комнате. – Разгневан я. Не рассчитал. Мой план привел к гражданской смуте. Для них икон не почитать — Богопротивно есть по сути. Мол, худшая из ересей — Иконоборческая ересь… Но разве одинок я в ней — Архиереи впали в прелесть! Созвал епископов собор (Тех, что моей покорны воле) Знать, неплохой я режиссер — Недурно разыграли роли. Собор анафему изрек Тем, кто иконы защищает. Вот будет Герману урок! И Дамаскин пускай узнает… Вот уж мне этот Дамаскин… Читают все его посланья. Я план осуществлю один — Он не минует наказанья. (Хлопает в ладоши. Входит посыльный) Мне досадил Мансура сын. Иди. Смешаешься с толпою. И мне посланье принеси, Что писано его рукою. Сцена пятая Калиф: – Моя здесь безгранична власть. Забытый отпрыск Авраама Свое сумел отвоевать, Ведомый пламенем ислама. Но это только первый шаг… Нам покорятся все народы! Наш пыл растет, он не иссяк, Заполнят мир ислама всходы… Меня обидел Иоанн, Потомок славного Мансура, Что был к правлению призван И управлял казной недурно. Я Иоанну доверял. Его ученость, благородство… И блеск ума меня пленял. И вот… Какое вероломство! Вчера я получил письмо С посыльным – прямо из Царь–града От императора. И он Задачу трудную мне задал. Меня приветствует монарх И в дружбе верной заверяет. А чтоб не только на словах — Он мне письмо пересылает, Что якобы пришло к нему От Иоанна из Дамаска. Не лжет он, судя по всему, Узнал я сразу почерк вязкий. Владыку призывает он Сюда, к Дамаску двинуть войско: Калиф, мол, в роскошь погружен И в обороне неустройство. – Позвать ко мне Дамаскина! Предатель, не избегнет казни — Его доказана вина. Вот он идет… И без боязни? |
