Когда-то я хотела прожить эту жизнь идеально. По плану. Так учила меня мама. Сколько себя помню, больше всего на свете я боялась оступиться. Как будто жизнь – это канат, висящий над пропастью. Как будто есть идеальный ровный путь, который можно пройти, если все делать правильно, не совершать плохих поступков и быть хорошей девочкой.

Так я и жила. Ровно тридцать лет.

Но вот – в жизни что-то происходит. И однажды ты просыпаешься в другой реальности. Твоего прежнего идеально выстроенного мира больше нет и никогда не будет. Канат оказывается сетью.

Маленькое прямоугольное окошко в крыше реанимобиля ритмично освещается синим светом. Жесткая жердь носилок больно давит на бедро. Я лежу на боку, придерживая круглый живот на каждом ухабе и повороте и думаю, что никогда не замечала, какие в Москве плохие дороги. Да, с этого все и началось.

Заботливая медсестра прижимает к лицу маску с длинным проводом:

– Дыши, девочка, дыши кислородом.

Через маску как будто ничего не поступает, но нет сил сообщить об этом медсестре. Светает. Я с тоской вспоминаю о тех нескольких вдохах предрассветной прохлады, которые успела сделать, пока Марк с водителем скорой тащили меня от подъезда до реанимобиля на нашем синем пледе. Трещали нитки. Щебетали предрассветные птицы.

Бедный Мишенька. Разбуженный среди ночи, он так и остался в своей кроватке, и с ужасом наблюдал, как его маму уносят. Испуганные сонные глаза. Что он делал, когда остался совсем один? Сидел в тишине, уставившись на черную лужу на простыне? Матрас, наверное, уже пропитался…

Я всегда хотела, чтобы вторая беременность была другой. Всем об этом твердила. Интересно было почувствовать, как это – когда ребенок приходит сам. Неожиданно, а не когда ты его долго вымаливаешь и в нетерпении высчитываешь дни, замираешь в предвкушении появления второй полоски. Но свои желания нужно формулировать четко, мироздание все слышит. Я и предположить не могла, что «другая» беременность может оказаться настолько другой.

Когда это случилось, я сразу поняла. Накануне вечером отливали с Мишей мыло из подаренного набора. По инструкции в каждый брусок нужно было добавлять несколько капель красителя и ароматизатора: морская свежесть, хвойный лес… Меня воротило. А потом ночью мне приснилась кареглазая девочка. Она смотрела на меня и хитро улыбалась. Как будто она была старше меня, и все уже знала. Утром я откопала на дне аптечки потертую упаковку с тестом на беременность – остался со времен планирования Мишки. Глянула срок годности – истек месяц назад, но все равно решила проверить.

Две полоски. В висках застучало. Помню, как стоя в ванной, подняла глаза и посмотрела на себя в зеркало. Смотрела и не узнавала. Пальцы ожили и стали растирать подбородок, виски, шею, губы. Внутри не было радости, совсем не было радости. Я испугалась и сама не могла понять причину. Ведь я всегда хотела второго ребенка, и сейчас для этого самое удобное время: Мишке уже пять, месяц назад мы купили загородный дом. Это была моя самая большая мечта – свой дом. Теперь нужно было сделать в нем ремонт и навести уют. У меня было на это целых девять месяцев. Подумать только, в новый дом сразу пришел новый человек. Но эти мысли не успокаивали меня. Тревога и напряжение не покидали.

В тот день я одна во всем мире знала о том, что во мне новый человек, Марк был в командировке. Я поторопилась воссоздать в памяти все события последнего месяца – выстроить их на временной шкале, и сразу поняла, что это будет девочка, очень выносливая. И мысль о девочке как будто привнесла радости в мое смятение.

И все же тест был просроченным. Нужно было перепроверить. Днем я купила в аптеке новенький тест. Две ярких полоски. Беременна.

– Ну вот и приехали, – вздыхает медсестра. Машина останавливается. – Жди, сейчас вернусь.

Я стягиваю с лица ненавистную маску.

В приемном отделении темно и суетно. У стены на носилках – человек весь в крови после пьяной драки. Мне дурно от круговорота разбитых носов, смеси запахов крови, табака и перегара. Над самым ухом раздается голос медсестры:

– В гинекологии мест нет, везем тебя в роддом.

Мы возвращаемся в машину. Едем недолго – роддом оказывается на территории больницы.

В тусклом зеленоватом свете приемного отделения врачи, как сонные мухи, медленно передвигаются и задают свои стандартные вопросы. Возраст – тридцать, срок двадцать пять недель, беременность – вторая, первые роды – в срок живым ребенком… Господи, неужели кому-то приходится отвечать «мертвым»? На учете состою, лекарств не принимаю. Брак зарегистрирован, половая жизнь – с девятнадцати лет… Какое это имеет сейчас значение?

Кровотечение уже остановилось, и меня переводят в палату. Четыре спящих женщины. Пять коек. Моя – у самого окна. Из локтевого сгиба торчит игла, рядом возвышается беззвучная капельница. Будто сторожит меня, чтобы не сбежала. Страшно пошевелить рукой.

Одна. Одна во всем мире.

Марк подождал, пока скроются за поворотом огни удаляющейся скорой. Опустив глаза, он обнаружил в своих руках скомканный плед, сильно растянутый в углах. У Марка перед глазами снова возникла Слава, свернувшаяся калачиком и покачивающаяся на дне этого синего мешка. Такая неестественно маленькая и беззащитная, будто она сама еще ребенок. Марку захотелось курить. Странно. Он бросил десять лет назад – Слава не переносила запах табачного дыма. «Фантомный рефлекс», – подумал он и втянул в себя большую порцию утреннего отстоявшегося воздуха. Резко выдохнув, развернулся и пошел к подъезду – нужно было поскорее возвращаться к сыну.

Единственный лифт только что вызвали на самый верхний этаж, и Марк решил, что быстрее будет подняться пешком. Он не мог просто так стоять и ждать. Ему было необходимо действовать, чтобы сохранять спокойствие и самообладание, не дать волнению сожрать себя.

Когда он с бешено стучащим сердцем вошел в спальню, Миша так и сидел на своей кроватке, поджав колени к подбородку. Одной ручкой он сжимал одеялко с динозаврами, а другой – своего любимого плюшевого кота.

– Вот ты где, – выдохнул Марк с облегчением, протирая запотевшие очки.

Миша молчал и не сводил взгляда с черного пятна на родительской постели. Марк решил его успокоить:

– С мамой все в порядке, ее повезли на специальной машине в больницу, где есть добрые врачи, которые ей обязательно помогут.

– А сестренке?

– Что сестренке?

– Ей тоже помогут? Ей сейчас больно? Это у нее пошла кровь? – посыпались из Миши вопросы, которые он обдумывал все это время. В синих глазах блеснули слезы. Марк сел рядом с сыном, кроватка скрипнула – будто зевнула.

– Нет, сестренке не больно, ей очень хорошо и спокойно внутри мамы. Но врачи и ей помогут, если это будет нужно. А сейчас давай уберем здесь все, чтобы маме было приятно вернуться в чистый дом.

Миша кивнул, и Марк стал аккуратно сворачивать постельной белье.

«Какая густая кровь, уже успела запечься. Попробовать отстирать или сразу выкинуть? Нет, нужно хотя бы попытаться. Как там отстирывают кровь… Был какой-то секрет. Нужно погуглить…» Найдя телефон в ванной и нависнув над стиральной машинкой, распахнувшей свою пасть, будто голодный птенец, Марк стал вбивать слова в поисковике. Сразу высветились варианты: «как отстирать краску», «как отстирать красное вино», «как отстирать кровь» – прямо завязка для детектива.

Забросив белье и установив низкую температуру воды, Марк захлопнул крышку и, выйдя из тесной ванной, в два шага оказался на кухне. Миша сидел за столом и ждал завтрак. Марк кинул взгляд на красные цифры часов на микроволновке. Шесть утра, пора собираться на работу. Но куда теперь деть Мишку?

Жанна Николаевна никогда не отключала на ночь телефон. Считала, что вред здоровью от ночного электромагнитного излучения не так велик, а ее доступность в любое время дня и ночи важна для родных и близких.