Разменяв пятый десяток, я как-то незаметно начал чувствовать единство внешнего и внутреннего кордебалета, проявляющееся в редких секундных просветлениях обычного мироощущения. Дальнейшее углубление понимания правильного устройства неправильной вселенной привносило ощущение приятного свободного полёта. Пребывание на «тёмной стороне» игры, в которой нет правил, придавало уверенности во всех поступках. В моём образе безо всякого намерения с моей стороны стал проступать некий потусторонний шарм, который магнетически действовал на умных девиц и неглупых мужчин. И пока я мило кувыркался в собственной игрушечной нирване, настало время явится Второму Знаку.

Дело было в довоенном Париже. Хорошее начало для детективной истории, которая в своём истоке и в самом деле обладает едва ощутимым приключенческим послевкусием с лёгкой метафизической ноткой. Хотя слово «довоенный» в этом случае может быть истолковано неверно. Уточню – описываемые события имели место до начала последней мировой войны. Той войны, которая покончила со многими привычными для человечества вещами, а заодно и с самим человечеством. Но не стоит забегать вперёд. Это было первое посещение города, поранившего в своё время мою детскую душу любовной мукой обитателей легендарного Собора с безнадёжными любовными стенаниями на Гревской площади. Бюджетная автобусная экскурсия предложила провести три ночи в захудалом парижском отеле с неизбежным туристическим набегом на известные музеи и торжища. Однако, уже в первый день я без тени сомнения предал разношёрстую автобусную банду, решившую взять штурмом какую-то парфюмерную фабрику. Решение в одиночку отправиться на кладбище Пер-Лашез вызрело ещё на родной земле.

Пристрастие к одиноким прогулкам по знаменитым и не очень некрополям никак не связано с тягой к некрофилии. И хотя тибетские мудрецы очень советуют как можно чаще смотреть на мертвецов, я предпочитаю осматривать памятники, неторопливо читая эпитафии. Особо увлекательными бывают прогулки по европейским кладбищам, напоминающим собой причудливые музеи малых мемориальных форм. Хотя справедливости ради стоит отметить – самое помпезное кладбище моей невидимой некроколлекции находится в центре Гаваны. В усыпальнице имени Христофора Колумба вас встречает мощное великолепие настоящих произведений искусства из белого, чёрного и розового мрамора, некоторые из которых достигают исполинских размеров. Однако, пора вернуться на тропинки осеннего предвечернего Пер-Лашеза, куда я без труда попал с помощью запутанного, но довольно чистого парижского метро.

Для конца сентября было немного прохладно и сыро, но дышалось легко. Купив в ритуальном магазинчике карту со знаменитыми захоронениями, я медленно разыскивал последние пристанища уважаемых мной знаменитостей. У могилы Джима Моррисона было на удивлении безлюдно. Окаменевшее лицо Короля Ящериц сиротливо возвышалось на скромном сером подиуме. Чудесные, на мой взгляд, последние кадры фильма «Doors» никак не вписывались в наблюдаемый мой сутулый могильный ансамбль. Прослушав из уважения в телефоне одноимённую песню, я продолжил прогулку. По пути то и дело встречались вырывающиеся из замшелого камня фигуры, торчащие из земли каменные ладони, скелеты, выползающие из глиняной могильной сердцевины, бесконечная вереница ангелов Любви и Смерти. Старинный парижский могильник впечатлял своим сюжетным многообразием и пугающей архитектурной фантазией. Медь и бронза были покрыты благородной зеленоватой патиной, а каменные фрагменты – изумрудным мхом с причудливой картой проплешин. На одной из развилок, усеянной живописными бронзовыми памятниками, застывшими в разных позах, высился чёрный мраморный крест. Возле него стояла точёная женская фигура с букетом ярко-красных роз. Проходя мимо, я услышал по-русски:

– Извините, вы случайно не знаете, во сколько сегодня будет закат?

Удивившись русской речи и странному вопросу, я слегка замешкался. Потом заглянул в мобильный телефон и набрал соответствующий запрос. Перед тем, как сообщить незнакомке запрашиваемую информацию, сделал паузу для того, чтобы получше рассмотреть лицо и фигуру. И хотя мой внутренний дракон-соблазнитель в этой поездке тоже решил взять отпуск, оценив округлые форму и стройный стан незнакомки, он нетерпеливо расправил крылья и обострил взгляд. Женщина была не то чтобы очень хороша. В этом случае взгляд останавливала гипнотическая женственная элегантность всего образа. И неприметное на первый взгляд лицо внезапно раскрывалась каким-то приятным воспоминанием. Первое впечатление было похоже на ассоциативные образы, извлекаемые услужливой памятью под влиянием некоторых запахов или звуков. Неброская стильная одежда, спокойный взгляд, удобная поза, никакого намёка на современную распущенность. Вызывающе яркий букет роз казался мастерским импрессионистским штрихом на рассматриваемой чёрно-белой картине. И, похоже, улыбающаяся мне женщина не собиралась дарить его мрачноватому высокому кресту, надпись под которым я предпочёл проигнорировать.

После моего краткого и точного ответа завязался неспешный осторожный разговор. Получилась одна из тех бесед, которую ведут давно знакомые люди, не желающие произвести какое-либо впечатление друг на друга. Она без особого интереса осведомилась, откуда я и как сюда попал. Ответив без подробностей, я спросил то же самое, не проявляя при этом даже этикетного формального любопытства. Во время словесной прелюдии мы, естественно познакомились, а затем вместе пошли по аллее. Пламенеющие в её руках розы резко контрастировали с довольно блеклой палитрой окружающих декораций. Перехватив мой взгляд, скользнувший по цветам, она тихо улыбнулась, и сказала, что купила букет себе. Вместо ответной реакции я вежливо спросил о цели визита на кладбище. Ирина как-то странно посмотрела мне в глаза, сказав что-то про необходимость побыть одной. Потом, смутившись, она, наверное, решила, что эта фраза может изгнать собеседника из хрупкой беседки общения. Но я понимающе кивнул и на всякий случай замолчал. Будучи сильно отстраненным от моей реальности персонажем, она не представляла собой интереса для соблазнителя, да и обстановка была неподходящей. Я вовсе не желал играть банальную роль донжуанистого туриста, имеющего в своём походном рюкзачке две ночи в потрёпанном отеле со скрипучей кроватью, затерявшемся на тринадцатой линии парижского метро.

Моё «кладбищенское» время подходило к концу (мне хотелось ещё пройтись по вечерним Елисейским полям), как вдруг моя спутница остановилась и, слегка запнувшись, предложила мне проводить её до дому. Получив согласие, она явно обрадовалась, и вскоре мы уже шагали ускоренным шагом от кладбищенских ворот в неизвестном мне направлении.

Надо сказать, что я не любитель случайных приключений. Но вечерний притихший Париж, проникновенная атмосфера старинного кладбища, русскоговорящая незнакомка с розами – всё это невольно наводило на мысль об отсутствии случайности. Слишком много факторов сошлось в одном месте. К тому времени у меня уже сформировалась привычка принимать подарки и сюрпризы судьбы во всех случаях, не отворачиваясь от непонятного поначалу сюжета. Поэтому я покорно вышагивал рядом с моей мимолётной знакомой минут пятнадцать, после чего мы свернули в один из дворов, оказавшись перед небольшим крыльцом с увитыми розами коваными перилами. Отворив дверь, Ирина пригласительно взглянула на меня. Словно два заговорщика, мы молча зашли внутрь, оказавшись внутри слишком большой по местным меркам квартиры с панорамными окнами и террасой, выходящей в цветущий внутренний дворик. Аккуратно сняв туфли, она быстро нашла большой глиняный кувшин, и, набрав воды, поставила в него розы. Я в это время боролся с некстати завязавшимся намертво шнурком. Но, не справившись с этой сложной задачей, вырвал ногу из мёртвой хватки туфли и вошёл в просторную гостиную.

Не хотелось бы разочаровывать определённую аудиторию читателей, но близости между нами не случилось. И хотя её неброская красота во время чаепития раскрылась полностью, никаких волнующих флюид, призывающих к известным действиям, не возникло. В качестве компенсации за обманутые читательские ожидания забегу вперёд и по большому секрету доложу, что этой же ночью я уединился с обаятельной представительницей нашей автобусной группировки. Эта весьма ловкая в постели особа считала, что побывать в Париже, и не заняться сексом – это преступление. И я был рад прислужить такому удобному для нас обоих убеждению.