На следующий день, ожидая прибытия сватов, я не волновалась совершенно. Всё это казалось предрешённым с того памятного урока, когда уважаемый Серафим Вячеславович рассказал нам с сестрой о супружеской взаимопомощи, о нашей судьбе. Что одарённые, кровные дворяне жить могут, только лишь обмениваясь энергией с сужеными. А матушка позже объяснила, что «обмен энергией» случается при поцелуях и иной супружеской близости. Может, странно такое для юной девицы, но уже тогда я приняла грядущее всей душой. Неинтересны мне были романы, где с божьей помощью юные дворянки сбегали от неугодных суженых. О возможной великой любви также не мечталось, хотя пример батюшки с матушкой видела каждый день. Казалось, что такая божья милость мало возможна. Мне было довольно того, что есть. Ваятель позволил родиться кровной дворянкой, одарённой. И чтобы спасти моё хрупкое тело от мощи ведовской силы, он в нужный час пошлёт единственного на всём белом свете суженого. Так же, как и меня ему во спасение. Тогда думалось, что семья возможна и без любви, было бы уважение.
Но Соня никак не могла в это поверить. Комната в Приютино у нас была общей, потому ждали мы тоже вместе.
– Неужто ты совсем-совсем не волнуешься?
Она всё поправляла атласные банты на моих рукавах, разглаживала кружева на груди. Я же глядела в зеркало и довольно улыбалась: всё было как должно. Кремовый цвет твилового платья в этот раз как-то особенно удачно оттенял голубизну глаз. Волосы убраны в причёску, на шее чёрная бархотка с прозрачной льдинкой-каплей подвеса. На руках перчатки. Я выглядела ровно так, как положено юной девице из древнего дворянского рода.
– Всё уже решено Ваятелем, мне не о чем переживать.
Сваты приехали к обеду. Окна нашей спальни выходили на подъезд и парадное крыльцо. Было легко разглядеть, как медленно и с достоинством сошёл с коляски Его Высокопреподобие протоиерей Мелетий. В ярком свете солнца его белая ряса почти что слепила, седые волосы создавали ореол вокруг головы, блестел на груди золотой знак служителей Ваятеля – две сложенные лодочкой ладони. Он был по-старчески худ, но держался прямо, ступал твёрдо. Было радостно видеть его в роли свидетеля божьего промысла: Его Высокопреподобие всегда тепло приветствовал нашу семью на службах, не отказывал в разговоре по душам.
Вторым сватом был совершенно незнакомый мужчина. Моложе протоиерея, но шестьдесят ему уже минуло. Притом с коляски сходил он тяжело, мотая лысой головой, покрасневшей от жары. Красный мундир на животе был натянут до складок. Оказавшись на земле, мужчина резко выпрямился, вскинул голову, словно желая продемонстрировать свою выправку.
– Забавный такой. – Соня даже не пыталась соблюсти приличия и спрятать любопытство за занавеской. Смотрела, уткнувшись в стекло. – Интересно, кто это?
– Не знаю. – Гости повернулись к дому, и я отпрянула от окна. – У нас его, вроде бы не бывало, да и в салонах я его не видела.
– И чего твой жених такого прислал? – Сестра тоже отошла вглубь комнаты. – Сват должен быть молодым, любезным…
– Это к подобным в твоих книгах девицы из-под венца сбегают?
– Да к чему ты это! – Соня надулась совсем по-детски. – Я же о другом! Сват ведь жениха представляет, прислать такого – это даже неприлично как-то.
– Совершенно.
Я не сдержала улыбки, и сестра, закатив глаза, махнула рукой.
Время спуститься к гостям настало часа через полтора. Все сидели в гостиной полукругом у чайного столика: матушка с батюшкой на диванчике по правую руку, сваты в креслах по левую. Только бабушка заняла место чуть в стороне на козетке у окна: лишь свидетель сватовства, не более.
Хоть и не было причин волноваться, пальцы дрожали как те стеклянные двери, что я, войдя, закрыла за собой.
– Ваше Сиятельство, позвольте представить вам мою дочь – Ульяну Петровну.
Батюшка встал, за ним поднялись и остальные мужчины.
– Ульяна Петровна, это Его Сиятельство Кивач-Луговской Лев Андреевич. Он нынче представляет интересы твоего суженого.
– Весьма, весьма рад знакомству.
Его Сиятельство учтиво поклонился. Я сделала глубокий книксен в сторону теперь уже знакомого мужчины и повернулась к отцу Мелетию.
– А мы с Ульяной Петровной знакомы.
Его Высокопреподобие тепло улыбнулся, когда я приблизилась, испросила благословения, и двумя ладонями «умыл» моё лицо.
– Ваятель не бросит тебя, дитя.
– Дорогая. – Матушка мягко указала в сторону ещё одного пока свободного кресла. – позаботишься о чае для наших гостей?
– Разумеется. – Снова книксен.
Горничная явилась по первому касанию зачарованного камушка на спине сонетки-птички.
– Экая безделица! Позволите, Пётр Афанасьевич?
Лев Андреевич взял сонетку и, пока я отдавала распоряжения о чае, фарфоре и прочем, с любопытством крутил её в руках. Мне же вдруг стало интересно, может ли семья жениха позволить себе ведовство и в таких мелочах? Есть ли в их доме вообще артефакты?
Подали чай со сладостями.
Я сделала горничной знак, чтобы она подкатила столик поближе, и принялась сама ухаживать за гостями.
– Ваше Высокопреподобие, вот гречишный мёд, как Вы любите. Ваше Сиятельство, Вам обязательно нужно попробовать этот чай. Особый сорт, в Булакии его подают только в гаремах. Уверена, Вам понравится!
– Кажется, у Вас сложилось обо мне неверное мнение, Ульяна Петровна.
Я в недоумении подняла взгляд на ухмыляющегося Льва Андреевича, заметила, что улыбаются и остальные, и только в этот момент поняла свою ошибку. В миг потеплели уши, отчего смущение стало ещё сильнее. Отставив чайничек, встала из кресел и, сцепив руки замком под грудью, поспешила извиниться со всем уважением.
– Прошу Вас, Ваше Сиятельство, великодушно простить мне мои оскорбительные слова.
– Ну что Вы, что Вы, Ульяна Петровна! Полно Вам. Уверен, Вы не имели в виду ничего этакого. – Лев Андреевич покрутил ладонью с растопыренными пальцами. – Садитесь, садитесь же.
Его обрюзгшее лицо выражало такую искренность и чуть ли сожаление, что невозможно было не улыбнуться. Я вновь заняла своё место и сосредоточилась на том, чтобы не допустить повторного такого случая. К счастью, вскоре матушка с батюшкой тоже вступили в разговор, и можно было вздохнуть чуть свободнее.
Чаепитие завершилось через час.
– Что ж, Пётр Афанасьевич, Марфа Григорьевна, Ульяна Петровна, и, конечно же, Маргарита Николаевна. – Лев Андреевич обернулся к по-прежнему сидящей у окна бабушке и обменялся с ней поклонами. – благодарю вас за гостеприимство! Ваше Высокопреподобие, спасибо Вам за приятную компанию.
Далее обращался он только к моему батюшке:
– Я вижу, что невеста хороша собой, воспитана и имеет представление о домашних делах. Дар свой усмирила, нынче здорова и невинна. – На миг перевёл взгляд на мой подвес. – На этом мой долг исполнен, я могу свидетельствовать всё перечисленное перед женихом и его родителями. Повторюсь, Стефан Маркович – исключительно положительный молодой человек из семьи, чтящей традиции. К тому же достаток барона Врекова таков, что не заставит Ульяну Петровну сожалеть о жизни в новом доме. Дела же ведовские оставлю Его Высокопреподобию.
– И то верно. Долго вы толковали, теперь мне нужно с невестою поговорить.
Отец Мелетий солидно кивнул.
– В таком случае позвольте откланяться.
Лев Андреевич поднялся, встали и остальные.
Наконец все распрощались, и Его Высокопреподобие попросил проводить его в библиотеку, дабы побеседовать со мной наедине. Я шла, пытаясь думать о ведовском, о духовном, но в мысли то и дело врывались последние слова Льва Андреевича о женихе. Не так уж много он и сказал, а любопытство было велико, и потому мерещились в тех двух фразах непонятые смыслы.
Под библиотеку в Горлицах была выделена небольшая комнатка, но в иных усадьбах их и вовсе не устраивают. В нашу же из городского дома перевезли большей частью развлекательную, способствующую отдыху литературу. Кроме двух шкафов на шесть полок, в той комнатушке имелись стол с парой кресел и артефактный канделябр. Я зажгла свет касанием, помня, что Его Высокопреподобие, как и все отцы Церкви, дара не имел, а пришёл к Ваятелю замаливать свои грехи службой. Тут-то и началась вторая часть моего экзамена.
