Здесь можно было купить абсолютно всё! Появились ювелирные лавки, часовые мастерские, ломбарды. Неожиданно выяснилось, что в городе есть еврейская диаспора и синагога.

Был построен великолепный католический собор с лучшим в Европе органом. Вызывал восхищение железнодорожный вокзал. В центре города появилось большое количество зданий европейской архитектуры и православная церковь. На улицах кучковались менялы и фарцовщики. В городе было три публичных дома и множество ресторанов и харчевен. Но была и другая жизнь.

В город, рассчитывая на неплохие заработки, потянулись многочисленные рабочие со всех уголков Российской империи. Ещё бы! Из порта Батуми вывозилось 60 процентов мирового экспорта нефтепродуктов. Иностранные компании, закрепившиеся в порту, думали, что пришли сюда навечно, и не жалели денег на инфраструктуру города. А город с радостью проглатывал эти средства, хорошел и развивался. Время покажет, что это свойство вошло у него в привычку.

В Батуми Сосо Джугашвили приехал 15 ноября 1901 года. В этом городе всё для него было в диковинку: море, огромные пароходы и парусные суда, стоящие на рейде, множество складов с грузами, запах мазута и бесчисленное количество бочек, наполненных керосином и сырой нефтью (баррели), стоящих практически на всех причалах. А также непрекращающийся стук и скрежет металла из кузнечных и жестяных мастерских, где эти бочки клепались.

Порт был похож на муравейник. Начиная от нефтекеросинового завода и до самых причалов, где стояли суда, намертво привязанные к кнехтам швартовыми канатами. А рядом тянулась гигантская, набранная из дерева труба, по которой текла нефть в большие клёпаные танки. А из них в железные бочки, которые тут же чеканились и кранами загружались на суда. На причалах, что ближе к городу, было значительно чище. На них грузили в мешках зерно, сахар. Чуть подальше – лес и уголь. Рабочих была тьма – рай для революционного активиста.

Коба попал в родную стихию. Ещё в Тифлисе, в железнодорожных мастерских, общаясь с рабочими, он приобрёл бесценный опыт находить с ними общий язык, чего не было у большинства революционеров из интеллигентной среды. К тому времени в Батуми сформировалась уже местная радикальная интеллигенция из числа социал-демократов. Она была пассивной и, так как состояла в основном из интеллигентных выходцев, сторонилась рабочих, предпочитая дискуссионную деятельность. Были, правда и слабенькие, ничего не значащие акции. Но Коба решил с ними пока не общаться и держал в тайне свой приезд. Ему претил их либерализм, стремление мирным путём проникнуть во властные структуры города и продвигать реформы через государственные органы власти.

Коба и его товарищи

В Тифлисе товарищи сделали ему несколько рекомендательных писем на случай, чтобы легализоваться и устроиться на работу. И это очень помогло. Ему хотелось живой и интересной и, главное, результативной деятельности. Результат – это то, что интересовало его больше всего. Тем более что накануне отъезда он был избран в состав Тифлисского комитета российской социал-демократической партии. Это говорило о многом, и в первую очередь о том, что у него теперь есть профессия и оплачиваемая из партийной кассы, пусть небольшая, но зарплата. И он хотел показать, что не зря товарищи оказали ему такое доверие.

В декабре в Батуми не самая лучшая погода. Промозглый холод, сырость. Сосо со своим тифлисским товарищем Костей Канделаки снимал квартиру у местных жителей недалеко от причалов. Хозяева квартиры жили в отдельном доме. И это было очень удобно. Наладив связи с рабочими, Коба вскоре узнал, что на жестяно-ящечном заводе Монташева имеется вакансия конторщика. И он туда отправился. Помощником управляющего по найму оказался человек из России, Сергей Прокофьевич Кудасов, отставной майор, всю жизнь просидевший в интендантской службе. Был он обладателем непомерно большого живота и маленькой лысой головы. Остальное не просматривалось. И ещё у него был мягкий приятный баритон. Когда Сосо зашёл к нему в кабинет, Сергей Прокофьевич дремал, закинув голову на угол спинки кресла.

– А? Что? – встрепенулся он, услышав скрип двери. – Вам чего, молодой человек?

Он внимательно изучал Сосо, впившись в него своими поросячьими глазками, поправляя видавший виды монокль.

– Что надо? – спросил он.

– Мне сказали, что у вас есть вакансия конторщика, и ваш человек проводил сюда, к вам, – тихо ответил ему Сосо.

Выглядел он опрятно и производил впечатление воспитанного местного парня.

– Аааа! А где вы раньше работали? – спросил помощник управляющего, понимая, что он возьмёт этого грузина хотя бы потому, что он сносно говорит по-русски. А такие для работы и отчётности ему нужны как воздух.

Торговый порт в Батуми, 1903 год

– Я работал в Тифлисе учителем, служил помощником управляющего князя Чиаурели, – тихо, словно стесняясь, ответил Сосо.

– Ого, это хорошо, – крякнул Сергей Прокофьевич. – Учились где?

– Духовная семинария, шесть классов.

– Священник, что ли?

– Нет! Сан не принимал.

– Это хорошо. Дюже набожных нам не надо. С математикой дружите?

– Конечно, куда сегодня без математики.

– А годков-то тебе сколько, сынок?

– Через неделю 24 стукнет, – подыграл ему Сосо и протянул рекомендательное письмо.

Пробежав по нему несколько раз, Сергей Прокофьевич стукнул по столу кулаком и промолвил:

– Быть тебе конторщиком, сынок. Положу тебе для начала пять рублей в неделю, а там посмотрим. Согласен?

– Согласен, – ответил Сосо, улыбаясь. – Спасибо большое. Что мне делать дальше?

– Аркадий! – громко крикнул помощник управляющего в сторону двери.

Мгновенно дверь приоткрылась, и появилась курчавая носатая голова уже немолодого человека с живыми бегающими глазами. Это он привёл Кобу к своему начальнику.

«Еврей», – подумал Сосо.

– Вот тебе наш новый конторщик. – Управляющий вдруг запнулся, будто ударился головой о стену. – А вы часом не пьющий? – вдруг спросил он.

– Я это дело терпеть не могу. Отец был запойный. Мы с матерью натерпелись. Для меня прежде всего работа.

Управляющий довольно улыбнулся:

– Ну, дружок, тогда тебя к нам сам Бог послал. Православному человеку пить можно только по праздникам и воскресным дням, да за Царя батюшку.

Он только потом поймёт, что этот чем-то привлекательный рябой невысокий чубатый грузин с короткой щёткой чёрных усов, в аккуратном видавшем виды костюме говорит чистую правду. Работа для него действительно самое главное в жизни.

– Хвалю, – довольно отметил он. – Аркадий, ты понял?

– Понял, понял, – защебетал тот, готовясь делать какие-то записи в тетрадь огрызком карандаша.

– Возьми заявление у господина Джи…

– Джугашвили, – поправил его Сосо.

– А вы что, беспаспортный еврей? – настороженно спросил управляющий.

– А с чего вы взяли? – удивился Сосо. – У меня вот паспорт.

Сергей Прокофьевич как-то быстро и решительно почти выхватил паспорт у Сосо и стал листать страницы.

– Вот, есть, грузин. Слава богу. А почему фамилия такая? Джуга – это еврей по-вашему? Швили – сын.

– Нет, не так, – пояснил Сосо. – Предки моего отца из Осетии. В Гори много таких. Их фамилия была Джугаевы. Ну а по-грузински – Джугашвили. А мать у меня Геладзе. Там написано. А почему такая неприязнь к евреям? – спросил он с ехидцей.

Сергей Прокофьевич поманил его пальцем к себе и тихо сказал:

– Вот видишь, Аркадий – голова, а паспорта нет. Только из-за головы его и держу. Без паспорта нельзя – закона нет.

– Аркадий! Обязательно рекомендательное письмо приложи, своди его к фотографу, заполните анкету собственноручно, – подчеркнул управляющий. – Затем проведёте инструктаж. Представьте десятникам и, если господин Джугашвили всё сделает правильно, несите ко мне бумаги и приказ о его назначении на должность конторщика.