Было приятно наблюдать, как уже пятнадцатилетними они вдвоём возвращаются из школы: стройный, широкоплечий, строго одетый приятного вида галантный юноша и обаятельная юная девушка: всегда весёлая и немного кокетливая. «А ведь прекрасная получится пара!» – глядя на них, думал я.

Ирочка хорошела, наливалась женской красотой, Славик мужал и набирался разума. Хорошо подготовленный бабушкой, он легко усваивал школьную программу, существенно расширяя свой кругозор самостоятельно, благодаря воспитанной в нём любознательности. Ирочка училась неважно, зато рано почувствовала, что такое женская власть. Её более чем оценки знаний, волновала оценка её мальчиками и особенно не сверстниками, а старшими ребятами, у которых пробивались усы, и ломался голос.

Наступил критический для нашей страны 1989-й год. Активизировалась общественная жизнь, как грибы после дождя, расплодились кооперативы, вылезли из подполья спекулянты. Они перестали бояться демонстрировать неправедно нажитое богатство, у них появилось много почитателей и последователей, из числа ранее умело скрывавших свою биологическую сущность. Изменились и семьи Славика и Ирочки. Таксист Фёдор, приватизировав «Волгу» и подработав, организовал бизнес по перегонке старых автомобилей их стран Европы и перепродаже их с солидной прибылью в нашем городе. Он завёл престижную иномарку и теперь, как и положено примитиву-нуворишу, демонстрируя свою продвинутость, с шиком подкатывал к своему подъезду, делая вид, что не знает повстречавшихся соседей по дому. Изменилось не только поведение, но и его внешность. Он стал выглядеть самоуверенным, даже наглым, – почувствовал себя хозяином жизни. Тамара бросила работу дворника, благо демократическая власть разрешила приватизировать ведомственную квартиру, и занялась челночным промыслом. У неё появилось место на вещёвом рынке, а затем и магазин. Она тоже стала выглядеть важной и недоступной. Соответственно изменился и круг их знакомых и друзей. Родители Славика, верные принципам и традициям интеллигенты, как и следовало ожидать, сохраняя достоинство, в коммерцию не бросились и довольно быстро из среднего класса советского общества опустились на дно нового капиталистического. Унизиться до уровня уличного торговца или лакея нувориша им не позволяло личное достоинство и офицерская честь.

Со своей любимой скамьи во дворе я наблюдал, как изменились отношения между родителями Славика и Ирочки. Теперь Фёдор и Тамара при встречах как-то покровительственно и даже презрительно, свысока смотрели на учёного офицера и его жену. Жизнь встала с ног на голову! В буржуазном обществе «выпавшего из седла», не сумевшего ухватить удачу за хвост – презирают! В нём нет места сочувствию и сопереживанию. Люди делятся на волков и овец! Кончилось тем, что они перестали замечать друг друга. «И как можно теперь говорить о единстве нации?» – подумал я, заметив это.

Изменились отношения и между детьми. Теперь всё чаще из школы они стали возвращаться порознь: Славик появлялся в обычное время, Ирочка – с большим опозданием, часто на машине в компании весёлых, нагловатых молодых людей. На вопрос ожидавшего её Славика: «Кто это?» она небрежно отвечала: «Так, папины знакомые!» Папины друзья приобщали её к бурлящей «красивой» жизни освободившейся от морали части населения нашего города. Теперь она не редко хлопала дверцей доставившей её посреди ночи домой машины, громко болтала и смеялась, не опасаясь разбудить мирно спящих в своих квартирах с открытыми окнами жильцов дома, обсуждая с провожатыми подробности ужина в ресторане или события в казино. Разгульная жизнь её засасывала на глазах.

В тот год они оканчивали среднюю школу. Славик готовился к вступительным экзаменам в ВУЗ, Ирочке это не казалось нужным. Вероятно, удачно продать свою девичью красоту, как и для многих девушек нынешней России, стало её мечтой. Они всё более отдалялись. Детство кончалось. Должно быть, между ними были разговоры о будущем, но, судя по всему, на мир теперь они смотрели по-разному. Общим для них осталось только детство.

Я не раз видел, как переживал Славик, в очередной раз, видя свою подругу в кругу невежественных, но нахальных и беспринципных деляг, успешно пользующихся развалом страны. Он как-то внезапно быстро повзрослел и посуровел, превратился из юноши в мужчину.

Однажды мне долго не спалось. Было душно, сверкали зарницы, приближалась гроза. Я вышел во двор подышать свежим воздухом и сидел на своей скамейке под кустом сирени. Ночь была тёмная, безлунная. Природа застыла перед грозой. И в этой ночной тишине я скорее почувствовал, чем услышал, что во дворе есть ещё кто-то кроме меня.

Подъехал автомобиль, и послышался пьяный разговор мужчины и женщины. По голосу я сразу узнал Ирочку.

– Жди меня! Развернись и выезжай на улицу! Я должна кое-что захватить с собой и сразу поедем к тебе!

Машина попятилась и выехала со двора.

– Ира! – услышал я голос Славика. Она уже в дверях подъезда остановилась.

– Чего тебе? Ты опять ждал меня? Ведь мы с тобой всё обсудили! Ты со своими стихами, музыкой и наукой несовременен! Ты опоздал родиться на сто лет! Ты не можешь обеспечить мне такую жизнь, которую я видела сегодня. А он может! И я ухожу к нему навсегда! Да и здесь я вряд ли больше появлюсь – папа продал эту квартиру. Прощай! Вини только себя!

«Денег нет у тебя только крест на груди! Уходи, уходи, уходи!» – пропела она весело и бездумно отрывок из старинного романса, видимо, услышанного сегодня где-нибудь в кабаке, и каблучки её застучали по лестнице. Через минуту она вернулась и поспешила к ожидающему на улице «Мерседесу». Славик стоял неподвижно, опустив голову, как на похоронах своего несбывшегося счастья. А я подумал: «Глупая, пустая, бездушная, недостойная девчонка! И счастье её в том, что она по скудости ума никогда этого не поймёт! Было бы хорошим божьим наказанием для неё просветление, позволившее осознать, что она потеряла, мимо кого прошла, не удостоив должным вниманием! Славик, конечно, переживёт эту юношескую драму и, скорее всего, со временем поймёт, что сегодня ему просто крупно повезло!

Разгорячённые только что прошедшими бурными дебатами, мы возвращались домой с очередной встречи в клубе «Любомудрие». Клуб объединял людей различных профессий неравнодушных к судьбе своей Родины, которые ещё не утратили надежды на возрождение её былого величия. Совместными усилиями мы пытались найти истинные причины нашего сегодняшнего падения в глубокую, грязную яму истории и пути выхода из неё. Продолжая тему дискуссии, Василий Иванович, кандидат технических наук и мой старый добрый приятель говорил:

– Помнится ещё из школьного курса, что становление всякого нового государства обычно начиналось с оживления торговли, обмена товарами и установления связей с соседями. Возможно это всеобщая закономерность. Судить не мне. Но наша новая страница истории, история буржуазного государства в России, началась именно с этого. Случилось так, что чуть ли не всё население страны после контрреволюции 1991 года бросилось торговать! Всем известно, что американцы считают себя нацией торговцев, о евреях и говорить нечего, можно привести и другие примеры, но русские люди всегда были хлебопашцами, ремесленниками, воинами! В совсем недавние времена занятие торговлей ими расценивалось как, мягко говоря, не самое престижное. Абсолютное большинство моих сверстников – мальчишек военных лет – на такое заманчивое сегодня предложение как стать финансистом, тружеником прилавка или общепита ответило бы возмущением. Эти занятия считались унижающими достоинство, даже лакейскими. Мы, в душе, все были гордыми гражданами своей страны, воинами, защитниками Отечества! И вот всё резко изменилось, встало с ног на голову! Советские интеллигенты: учёные, инженеры, педагоги, врачи, работники культуры толпами ринулись на барахолку. Надо сказать, что далеко не всегда на это толкали бытовые трудности: ликвидация предприятий, безработица, нищенская зарплата или её длительная задержка. Может быть, в нас пробудилось наше рабоче-крестьянское – «подлое» – происхождение, быстро забылось не укоренившееся генетически человеческое достоинство?!