Первые викторианцы обладали технологиями и инженерным опытом для создания комплексных систем водоснабжения и канализации. В первой половине XIX века наблюдался бум частных компаний, поставлявших воду на фабрики и в дома, которые могли позволить себе такие расходы, а богатые люди массово устанавливали в своих домах туалеты со смывом. Но без общегородских или общегородских решений эти разрозненные частные инициативы, как правило, оказывали негативное влияние на здоровье населения, поскольку отходы часто попадали в ручьи и реки, которые также являлись источниками питьевой воды.
Хотя строительство водопроводной и канализационной инфраструктуры обошлось бы недешево, оно было не по карману жителям Британии середины XIX века. Представители среднего и высшего классов находили огромные суммы денег, чтобы инвестировать - или играть - в акции компаний, которые строили сеть паровозов в стране во время "железнодорожной мании" 1830-х и 1840-х годов. Местные власти также сыграли свою роль. Поскольку паровые поезда считались важнейшим фактором процветания и престижа городов, муниципальные политики всячески старались помочь железнодорожным компаниям. Целые центры городов были перестроены для размещения путей, станций и верфей.
Не отсутствие технологий или денег мешало обществу справиться со смертельной антисанитарией в кварталах рабочего класса провинциальных городов и поселков, а отсутствие политической воли. Обеспечение санитарных условий и чистой воды для широких масс - это чрезвычайно дорогостоящее мероприятие, но оно приносит огромные долгосрочные экономические и неэкономические выгоды. Такие проекты не под силу частным компаниям, руководствующимся краткосрочной прибылью от инвестиций, поэтому проблема санитарии не может быть решена невидимой рукой рынка. Вместо этого необходимо вмешательство государства, по крайней мере, для координации. К сожалению, в середине XIX века местные и национальные власти подчинялись узкоспециальным интересам владельцев мелкого бизнеса, которые голосовали за политиков, обещавших поддерживать низкие налоги, и, несмотря на периодические вспышки холеры, местные лидеры отказывались инвестировать в профилактическую медицинскую инфраструктуру. Во второй половине XIX века политический контекст вновь изменился, причем в направлении, которое сделало санитарную реформу не только возможной, но и желательной для муниципальных властей.
От экономики свободного рынка к "социализму газа и воды"
Во время третьей эпидемии холеры, разразившейся в Великобритании в 1854 году, врач по имени Джон Сноу провел одно из самых известных эпидемиологических исследований. Он не верил в господствующую теорию о нечистотах и догадывался, что холера - это болезнь, передающаяся через воду. Сноу получил шанс проверить свою гипотезу, когда в центре Лондона произошла вспышка, в результате которой за неделю погибло 500 человек. Он опросил жителей района и выяснил, что всех заболевших холерой объединяло одно: они пили воду из водокачки на Брод-стрит в Сохо. Он обнаружил, что работники пивоварни, расположенной недалеко от эпицентра вспышки, не пострадали, поскольку процесс приготовления пива предполагает кипячение воды, а пиво сотрудники пили только на работе. Но самое неопровержимое доказательство появилось, когда он убедил местные власти снять ручку насоса, сделав его непригодным для использования. Вспышка заболевания почти сразу же утихла.
Потребовалось немало времени, чтобы теория микробов - идея о том, что конкретные заболевания вызываются определенными микробами, проникающими в организм, - стала общепринятой. Ван Левенгук, любопытный голландский галантерейщик и шлифовщик линз, впервые открыл микроскопический мир в середине семнадцатого века. В конце восемнадцатого века врач Эдвард Дженнер заметил, что молочницы редко заражаются оспой. Он предположил, что во время работы они контактировали с коровьей оспой, которая имела гораздо более мягкие симптомы, но давала перекрестный иммунитет против оспы. Дженнер использовал эту догадку для разработки "вакцины", что в переводе с латинского означает "корова". Это было выдающееся достижение, благодаря которому Дженнер занял место в пантеоне общественного здравоохранения, но оно стало следствием случайного наблюдения, а не прозрения о том, как передаются инфекционные заболевания. Только в середине XIX века врачи, в том числе Джон Сноу, начали собирать доказательства того, что "животные куклы", которые так очаровали ван Левенгука, могут быть ответственны за передачу болезней.
Сегодня Сноу считается одним из великих героев британского здравоохранения, и можно предположить, что его тщательные исследования должны были немедленно привести к реформам. Однако в то время его открытие не имело особого значения. Комитет, назначенный парламентом для расследования причин вспышки 1854 года, среди авторов которого был Уильям Фарр из Главного регистрационного управления, поддержал теорию болезни, основанную на загрязнении, и прямо отверг исследования Сноу, заявив: "После тщательного расследования мы не видим оснований для принятия этого мнения". А когда Сноу умер в 1858 году, в его некрологе из тридцати трех слов в журнале The Lancet даже не упоминались его исследования холеры.
В конце концов, именно "Великая лондонская вонь", а не Джон Сноу, побудила правительство ввести в эксплуатацию обширную подземную систему канализации в городе. Летом 1858 года жаркая погода превратила Темзу в дурно пахнущий ил, сделав жизнь жителей столицы почти невыносимой. Эта проблема была характерна не только для рабочего Ист-Энда, но и для недавно построенного здания парламента в Вестминстере, в самом центре Лондона. Многие политики удалились в свои сельские округа, чтобы избежать запаха; немногие оплоты продолжали бороться, прикрывая нос носовыми платками. Чтобы убедиться, что подобное никогда не повторится, парламент принял закон, который заставил муниципальные власти Лондона построить канализационную систему, транспортирующую человеческие отходы далеко на восток города. На строительство 82 миль подземных туннелей в рамках этого масштабного проекта было использовано 318 миллионов кирпичей. Это была первая крупномасштабная канализационная сеть в стране, и она вывела Лондон в лидеры санитарной техники в Европе. Примечательно, что благодаря усовершенствованиям и дополнениям эти викторианские канализационные трубы до сих пор составляют основу городской канализационной системы, несмотря на то, что с середины XIX века население города увеличилось в три раза. А в 1866 году, когда Британию в очередной раз охватила эпидемия холеры, Лондон практически не пострадал, за одним заметным исключением. Вспышка заболевания произошла в Ист-Энде, одном из немногих районов города, который еще не был подключен к канализации. Четыре тысячи жителей Ист-Энда умерли. Это окончательно убедило Уильяма Фарра из Главного регистрационного управления, который за десять лет до этого отверг идеи Джона Сноу, в том, что холера на самом деле является болезнью, передающейся через воду.
Уже тогда провинциальные города Великобритании сопротивлялись улучшению санитарной и водной инфраструктуры. Толчком к переменам стал Второй закон о реформе 1867 года, который в четыре раза увеличил число мужчин, имевших право голоса на городских местных выборах. Внезапно более 60 процентов мужчин из рабочего класса получили право голоса, и их поддержка была крайне важна для тех, кто хотел быть избранным. Это изменило характер муниципальной политики. Местные органы власти больше не подчинялись лавочникам - владельцам малого бизнеса, которые доминировали в избирательной политике с 1830-х годов и были в первую очередь заинтересованы в том, чтобы налоги были как можно ниже. Новые избиратели были гораздо более восприимчивы к амбициозным планам городских властей по строительству огромной и дорогостоящей инфраструктуры водоснабжения и канализации именно потому, что они не платили местных налогов и, следовательно, не должны были напрямую финансировать эти проекты.
