– Это была старая хрустальная ваза. Она стояла в номере "люкс", но от нее откололся кусочек, поэтому она хранится здесь. Вернее, хранилась.
– Простите. Я не специально.
– Да ничего страшного,– вздохнула Мари.– Зато вы разрядили обстановку.
Я услышал, что Мари села на что-то. Кажется, нужно что-нибудь сказать, но что? К счастью, девушка заговорила первая:
– Как ваш нос? Жить будете?
Я пытался понять, как мой нос может быть связан с тем, буду жить я или нет.
– Нос уже не болит. Надеюсь, что жить буду, но если он заболит снова, то тогда уже не уверен в этом.
Мари засмеялась. Я впервые услышал, как она смеется. Это был очень приятный смех. Мне хотелось слушать его снова и снова:
– В Париже всегда так жарко летом?
– Не всегда, месье…
– Зовите меня по имени, Сперо.
Повисла пауза.
– Сперо? У ваших родителей, должно быть хорошее воображение,– девушка усмехнулась.
– У меня нет родителей,– я осекся, не стоило этого говорить.– Я хотел сказать, что никогда их не видел.
– Понимаю,– в голосе Мари прозвучала нотка грусти,– мои родители разбились на машине пятнадцать лет назад… Ой, извините, месье Манчини, не стоит вам слушать о моих проблемах.
– Ничего, можете рассказывать, если хотите. И называйте меня Сперо.
– Хорошо, Сперо.
Девушка не стала развивать тему насчет своих родителей, и мы просто молчали. А жаль, у Мари был приятный голос. Я спросил:
– Простите, что спрашиваю… Я заметил шрам на вашей щеке. Откуда он?
– Знаете, Сперо, боюсь, это не ваше дело,– ответила она резко. Обычному человеку на моем месте было бы неприятно, что ему так резко ответили, но мне нет, ведь меня и человеком-то назвать можно было с натяжкой.
Мари заговорила более спокойным голосом:
– Простите меня, не надо было мне так грубо отвечать. Этот шрам… он… урок из прошлого.
Естественно, я не понял, что девушка имела ввиду.
– Расскажите, как прошел ваш день?– спросила девушка. Я не знал, что хуже – молчать, или говорить о неинтересных вещах? Но с Мари я был готов разговаривать о чем угодно.
– Это был чудесный день: я гулял по Елисейским полям, и помог одной женщине спасти ее ребенка от ужасной болезни.
Мари удивилась:
– Спасти ребенка? Каким же образом?
– Ей требовались деньги на лечение сына, и я ей их дал.
Снова повисла пауза.
– А как выглядела эта женщина?
– Смуглая кожа, черные волосы и на ней была длинная юбка.
– И много денег вы ей дали?
– Почти все, что у меня было.
– Ох, Сперо,– девушка громко выдохнула,– это была цыганка, попрошайка. Цыгане ходят и выпрашивают у людей деньги, обманывая и давя на жалость. Неужели вы не знали?
Я задумался:
– Значит, ей не нужны были деньги на лечение больного сына?
– Может ей и нужны были деньги, но точно не на лечение ребенка. У вас совсем не осталось денег?
– Немного осталось. Но придется где-то взять еще.
Девушка немного подумала.
– Кажется, я знаю, как вам помочь.
Снаружи раздались шаги, затем звон связки ключей, и дверь открылась. Свет ударил в глаза, и мы не сразу смогли разглядеть того, кто открыл дверь. Но потом я увидел мужчину в форме электрика.
– Что здесь происходит? Мари, тебе нечем заняться?
– Месье Фатиль! Как хорошо, что вы услышали нас! Месье Анри помогал мне, и дверь за ним захлопнулась, а мои ключи остались у Жан-Поля.
– В следующий раз ставь стул, чтобы он придерживал дверь,– проворчал мужчина и заковылял к лестнице, сильно хромая на правую ногу.
Я посмотрел в окно – было уже темно. На часах почти одиннадцать вечера.
– Мне пора,– заторопилась Мари.– Меня ждут. Удачи, Сперо! Надеюсь, ваш нос скоро заживет,– она улыбнулась и ушла.
9
Я поднялся к себе и лег на кровать. Спать совсем не хотелось. Даже наоборот, я чувствовал, что способен сейчас выйти на улицу, и бежать, и бежать… В груди пылал огонь. Казалось, тело – это клетка, в которой мечется и рвется наружу птица. Очень странное чувство, не похожее на те ощущения, что я испытывал прежде.
Надеясь отвлечься, я спустился в ресторан, но он оказался уже закрыт. Я вышел на улицу и отправился гулять по ночному Парижу. Ибис говорил, что на небе ночью видны звезды. Я поднял голову, но звезд не увидел: небо было затянуто облаками. Я немного расстроился. Знаю, что может поднять мне настроение – бокал вина! Надеюсь, мне хватит тех денег, что у меня остались.
Зайдя в один из баров, я подумал, что вряд ли это лучшее место в городе: здесь было темно, не очень уютно. На меня уставились какие-то странные личности. Я уже собрался уйти, но у барной стойки сидел мужчина, освободивший нас с Мари из чулана.
– Месье Фатиль, я рад видеть вас!
Мужчина одарил меня хмурым взглядом:
– А я так просто в восторге!
Надо же! Как он рад меня видеть!
– Что закажете?– я взглянул на бармена и неловко отпрянул: не человек, а огромный шкаф с головой и руками. Ему бы лучше работать жандармом или боксером.
– Мне… красного вина.
Здоровяк-бармен налил мне вина. Я сделал глоток и подавился. Многие в баре засмеялись. Это вино было просто отвратительным! Совсем не похоже на то, что я пробовал в ресторане гостиницы. Фатиль тоже засмеялся, а затем попрощался с барменом и вышел на улицу. Я наблюдал через огромные окна бара, как мой знакомый не спеша удалялся. Тут к нему подошли трое в темных куртках. Самый высокий из этих людей постучал пальцем по запястью. Должно быть, он интересовался который сейчас час. У этого мужчины не было мизинца на левой руке. Фатиль покачал головой и развел руками. Затем эти трое переглянулись, и высокий мужчина вытащил из кармана что-то блестящее… Через несколько секунд я уже стоял на коленях у тела месье Фатиля. Я выбежал из бара первым, а за мной еще несколько человек вышли на улицу:
– Ему нужен врач! Вызовите врача!– крикнул кто-то за моей спиной.
Тело мужчины было неподвижным, взгляд застывшим, а из шеи текла кровь.
– Врач ему уже не понадобится,– тихо сказал я и направился прочь… Как хрупка человеческая жизнь! А ее сосуд – еще более хрупок. Ты любил, страдал, боялся или смеялся, а в следующую секунду это все уже так далеко… Но как же… как же можно отнять человеческую жизнь?! Что хотели те люди от Фатиля? Какова была цена его жизни?! У них не было права… Ни у кого нет права решать, кому жить, а кому умереть! Именно в этот момент я по-настоящему понял, почему Ибис почти всегда был таким расстроенным, когда смотрел в Зеркало Вечности. Люди забыли о главных ценностях. Какое будущее может быть у тех, для кого материальные ценности важнее человеческой жизни? Меня утешало лишь одно: я твердо знал, что не все люди такие, как те негодяи.
По дороге в гостиницу, я настолько устал, что уже не был способен что-либо чувствовать. В холле я встретил Жан-Поля. Он давал поручения сотрудникам:
– Филипп, не забудьте завтра позвонить флористу, и узнать готов ли букет для месье Габена, еще нужно найти нового бармена… Ах да! Нужно завтра сказать Фатилю, чтобы проверил электричество в подвале.
– Он не сможет это сделать,– сказал я, вызывая лифт. Боковым зрением я видел, что все присутствующие посмотрели на меня.
– Почему?
– Пятнадцать минут назад его зарезали в переулке.
Все ахнули:
– Месье, думаю, что это неудачная тема для шуток!
– Я не шучу. Ему перерезали горло, я сам видел.
Одна из горничных без чувств упала на диван. Жан-Поль сначала смотрел в одну точку, а потом подошел к телефону и стал кому-то звонить, но разговора я уже не слышал: двери лифта закрылись. Я пришел к себе в номер и рухнул на кровать.
10
Утром мне показалось, что все случившееся вчера произошло не со мной. Я сел на кровать и пошарил в карманах. У меня оставалось всего пара франков. К счастью, я вспомнил, как услышал вчера из разговора Жан-Поля с работниками гостиницы, что ресторану нужен новый бармен. Я не был уверен, что из меня получится хороший бармен. В памяти возник образ бармена из ресторана: он обращался с бутылками, словно фокусник, подбрасывал их, почти не касаясь, и отлично разбирался в спиртных напитках. Я так вряд ли смогу.