В последнюю ночь перед отъездом советской делегации домой Монк, дождавшись, когда профессор Блинов удалится в свой номер, постучал в его дверь.

— Да? — спросили по-английски.

— Бюро обслуживания, — сказал Монк.

Дверь приоткрылась, насколько позволяла цепочка. Профессор Блинов посмотрел в щель. Он увидел человека в костюме, держащего блюдо с различными фруктами и розовым бантом наверху.

— Я не обращался в бюро обслуживания.

— Нет, сэр. Я ночной управляющий. Это вам — с наилучшими пожеланиями от управляющего.

После пяти дней пребывания в США профессор Блинов так и не понял это странное общество неограниченных потребительских возможностей. Единственное, что ему было знакомо, — это научные дискуссии и секретность. Но бесплатное блюдо фруктов явилось чем-то новым. Не желая показаться невежливым, он снял цепочку, чего КГБ велел ему не делать. Они лучше других знали, что такое ночной стук в дверь.

Монк вошёл, поставил фрукты на стол, повернулся и запер дверь. В глазах учёного мелькнула тревога.

— Я знаю, кто вы. Уходите немедленно, или я позвоню своим.

Монк улыбнулся и перешёл на русский.

— Конечно, профессор, как вам будет угодно. Но у меня есть кое-что для вас. Сначала прочитайте, а потом позвоните.

Озадаченный профессор взял письмо мальчика и взглянул на первую строчку.

— Что за чепуха? — возмутился он. — Вы врываетесь ко мне и…

— Давайте поговорим всего пять минут. И я уйду. Очень тихо. Без шума. Но сначала, пожалуйста, выслушайте меня.

— Вы ничего не сможете мне сказать, что бы я хотел услышать. Меня предупреждали о вас и ваших людях…

— Женя в Нью-Йорке, — сказал Монк.

Профессор замолчал и застыл с открытым ртом. В пятьдесят лет он был седым и выглядел старше. Он сутулился, носил очки, и сейчас они сидели у него на носу. Не отрывая взгляда от Монка, он медленно опустился на кровать.

— Женя? Здесь? В Америке?

— После того как вы провели отпуск вместе в Ялте, она получила разрешение уехать в Израиль. Находясь в транзитном лагере в Австрии, она обратилась в наше посольство, и мы дали ей визу на въезд в США. В лагере она поняла, что носит вашего ребёнка. А теперь, пожалуйста, прочитайте это письмо.

Профессор, в полной растерянности, медленно читал. Закончив, он сложил два кремовых листочка бумаги и, не шевелясь, смотрел на стену напротив себя. Он снял очки. Две слезы медленно скатились по его щекам.

— У меня есть сын, — прошептал он. — Боже мой, у меня есть сын.

Монк вынул из кармана фотографию и протянул ему. У мальчика на затылок была сдвинута бейсбольная шапочка, и он широко улыбался. Были заметны веснушки и щербинка в зубах.

— Иван Иванович Блинов, — представил Монк. — Он никогда вас не видел. Только выцветшую фотографию из Сочи. Но он любит вас.

— У меня есть сын, — повторял человек, может быть, создавший водородную бомбу.

— У вас также есть и жена, — тихо произнёс Монк.

Блинов покачал головой:

— Валя умерла от рака в прошлом году.

У Монка упало сердце. Этот человек был свободен. Он захочет остаться в Штатах. План был задуман иначе. Блинов опередил его:

— Что вы хотите?

— Через два года после нашего разговора вы должны принять приглашение приехать на Запад с курсом лекций и остаться там. Мы переправим вас в Штаты, где бы вы ни оказались. Жить будете очень хорошо. Звание старшего преподавателя в одном из главных университетов, большой загородный дом, две машины. И с вами Женя и Иван. Навсегда. Они оба любят вас, и я думаю, вы любите их.

— Два года?

— Да, ещё два года в Арзамасе-16. Мы должны знать все. Понимаете?

До наступления рассвета Блинов заучил адрес в Восточном Берлине и получил флакон крема для бритья, где в аэрозоле плавала маленькая капсула с невидимыми чернилами, которыми он должен будет написать единственное письмо. Не могло быть и речи о том, чтобы пробраться в Арзамас-16. Состоится одна встреча и передача, а через год — побег со всем, что он сможет захватить.

Выходя в холл, Джейсон Монк услышал, как тихий голос внутри его произнёс: «А ты первоклассный подонок, Джейсон. Тебе следовало оставить его здесь сейчас». А другой голос сказал: «Ты не из благотворительного общества по воссоединению семей. Ты поганый шпион. Вот чем ты занимаешься, и это все, чем ты когда-либо будешь заниматься». И реальный Джейсон Монк поклялся, что наступит день, когда Иван Евдокимович Блинов будет жить с женой и сыном в Штатах, а дядя Сэм возместит ему сторицей каждую минуту риска в течение этих двух лет.

Совещание состоялось двумя днями позже в кабинете сэра Генри Кумса на верхнем этаже здания на Воксхолл-кросс, известного под шуточным названием Дворец света и культуры. Такое название когда-то дал ему старый вояка по имени Ронни Блум. Будучи востоковедом, он однажды обнаружил в Пекине здание с таким названием. В нём оказалось очень мало света и не очень много культуры, чем оно и напомнило ему собственную штаб-квартиру в Сенчури-Хаус. Название пристало.

Кроме сэра Кумса, присутствовали два инспектора, курирующие Восточное и Западное полушария, — Марчбэнкс как глава русского отдела и Макдоналд. Макдоналд докладывал почти целый час, временами прерываемый вопросами начальства.

— Итак, джентльмены? — наконец произнёс шеф. Каждый высказал своё мнение. Оно оказалось единодушным. Следует предположить, что «Чёрный манифест» действительно был украден и представляет собой истинную программу того, что Комаров намерен осуществить, когда придёт к власти: создать однопартийную тиранию для проведения внешней агрессии и внутреннего геноцида. — Вы представите всё, что рассказали нам, в письменной форме, Джок? К вечеру, пожалуйста. Тогда я передам отчёт наверх. И я полагаю, нам следует проинформировать наших коллег в Лэнгли. Шон, ты займёшься этим?

Куратор Западного полушария кивнул. Шеф поднялся.

— Ужасное дело. Его следует остановить, бесспорно. Политики должны дать нам зелёный свет, чтобы мы обезвредили этого человека.

Но произошло нечто совершенно иное. В конце августа сэра Генри Кумса попросили навестить очень важного чиновника министерства иностранных дел на Кинг-Чарльз-стрит.

Как постоянный заместитель министра, сэр Реджинальд Парфитт являлся не только коллегой шефа СИС, но и одним из так называемых Пяти Мудрецов, которые с соответствующими по рангу чиновниками из казначейства, министерства обороны, секретариата Кабинета министров и министерства внутренних дел дают свои предложения премьер-министру относительно того, кого назначить новым шефом разведки. Они оба прошли большой путь, оба имели дружеские связи, и оба чётко понимали, что управляют в совершенно различных областях.

— Этот проклятый документ, который твои ребята привезли из России в прошлом месяце… — начал Парфитт.

— "Чёрный манифест"?

— Да. Хорошее название. Твоя идея, Генри?

— Моего резидента в Москве. Кажется, очень подходящее.

— Абсолютно. Чёрный, другого слова нет. Ну, мы проинформировали американцев, но больше никого. И показали на самом верху. Наш собственный бог и хозяин, — он имел в виду британского министра иностранных дел, — видел его перед отъездом на отдых в прелестную Тоскану. Также и американский государственный секретарь. Не стоит и говорить, какое отвращение он у обоих вызвал.

— Мы собираемся отреагировать, Реджи?

— Отреагировать… А, да, но тут есть проблема. Правительства реагируют официально на действия других правительств, но не политических оппозиционеров. Официально этот документ, — он постучал копией манифеста, принадлежащей министерству иностранных дел, по столу, — почти определённо не существует, хотя мы оба знаем, что он есть. Официально мы едва ли можем его иметь, поскольку, без сомнения, он был украден. Боюсь, здравый смысл подсказывает, что в этом случае ни одно правительство ничего не может предпринять официально.

— Это официально, — проворчал Генри Куме. — Но наше правительство по своей — несомненно, безграничной — мудрости содержит мою службу именно для того, чтобы иметь возможность действовать, если потребуется, неофициально.