Что жизнь несовершенна, жизни ось
Однако движет все, как ось земная.
О нежных чувств, и старых звезд износ,
Пахнуло тонкою пыльцой от вишни,
А за окном, холодных майских роз,
Склоняются кусты в убранстве пышном.
Астры.
Астры – радуга сама,
Свежий мир ребенка,
В них: и лето, и зима,
Что в снежинках звонких.
Свет зари веселой в них,
Холодок осенний,
Рук любимых и родных,
В них прикосновенье.
Чувства тоже, как цветы,
В них – оттенки мира,
Астры – символ чистоты,
И свиданья с милым.
На столе увял букет,
За окошком вечер,
Пусть с любимым больше нет,
И не будет встречи.
Ну и все же, все же с ним
Я узнала счастье,
Миг любви неповторим:
Он похож на астры.
Посвящается Погосовой Флоре.
Вышла ты меня провожать
В своих туфельках белых, модных.
Пятигорск зажигал опять
Цвет неоновый и холодный
И в твоих волосах, слегка,
От огней золотились блестки,
И сказала ты мне: «Пока»,
У трамвая, на перекрестке.
И под голос этот простой,
И под взгляд твой спокойный милый,
В тот вечерний трамвай пустой,
Я уже на ходу вскочила.
За окном оставалась ты…
Как в стекле, в глазах твоих тоже,
Только глянец блеснул темноты,
А потом цвет луны тревожный.
Вот и все, между нами сны,
Города и поля и реки,
Сколько лет с той прошло весны,
А тебя заменить мне некем.
Вспоминаешь ли ты тот миг,
То стекло, что разлукой стало?
Как давно звон трамвая стих,
На котором я уезжала.
Посвящается Тяпко Тане
Песня.
С дальней ли комнаты вдруг
Твой голосок донесется.
Вся я – Вниманье и слух,
Дар твой счастливый – от солнца.
Чудится поля простор
В песне широкой, без края.
Вот уже вижу твой взор
Гаммами красок играет.
В песне ведь тоже цвета,
Радуги в ней и капели,
Песня прекрасна лишь та,
Если с душой ее спели.
Если в ней чувства и мысль,
В песне тоскующей милой,
Пой мне, ты всю свою жизнь
В песни свои воплотила.
Рядом уж твой голосок,
Редкий по звуку – сопрано.
Как он звенящ и высок,
Браво, ты гений – Татьяна!
Римские бани
Зима, – мороз над нашим временем,
Иль то мираж в снегах седых?
Я вижу Рим, купальни древние
Блеск капелек и стен цветных.
Римляне. И звучит и радует
Гармония их гибких тел.
Над Римом свет далекой радуги,
И теплый дождь, и камень бел.
Тела сопоставляю с лицами,
Лицо в движении, как стан.
Кто там, в тумане, не Патриций ли?
Из ванны, разомлевший встал?
Его душа без нежной пластики,
В его глазах жестокий свет,
Такого не спасут: Гимнастика
Библиотека, Интеллект
Он тот, кто в битве гладиаторов
Лишь наслаждения искал.
Он с грязными на теле пятнами –
Зря грязь в бассейнах отмывал.
А душу не отмыть – тем более,
Он превращал в рабов людей.
Швырни зима, в снега невольника. –
Им падший ангел завладел.
От сильных рук над мыльной пеною,
Где в переливах все цвета,
Плывет особая, нетленная,
Римлян прекрасных чистота.
В веках шедевры Рима выстоят,
Тел – мрамор, золото сердец,
Не верю я искусству чистому,
Но чистым должен быть творец.
О Рафаэль. О Микеланджело
Какие чистые тела –
Под вашей вечной кистью радужной
Помпея, Рим…. Я там была…
Над древними всплывает ваннами
Парок…. И хмурым снежным днем,
Простые у меня желания:
Понежиться в тепле таком.
Тополь.
Становлюсь с каждым годом я мнительней,
Когда ночка подступит стеной,
И улягутся в сердце события,
Новый завтрашний день уж со мной.
Что несет он: какие страдания,
Иль разлуку, или песни любви?
Веток снежных тревожно качание
Шепчут ветки: минутой живи.
Ах вы, веточки, тонкие веточки,
Тополек мой, знакомый давно,
Сердце ждет утешающей весточки,
А глаза грустно смотрят в окно.
Я согласна: не надо загадывать,
Будь что будет, природа сильней,
Только пиковый туз пусть не падает
К светлой даме бубновой моей.
Завтра утро лишь зорькой засветится,
Принесет мне желанную весть,
Может счастье, в какое не верится,
Под созвездьем моим где-то есть.
Белый тополь верхушкой, не в небе ли?
Может быть, он заденет звезду,
И рассыпятся в искрах серебряных
Мои чувства у всех на виду.
Лунное затмение.
Когда по грязной улице вечерней
Блуждала, и хотелось плакать мне,
То будто бы забылась на мгновенье,
И в прошлом очутилась, как во сне.
Ах, вот она, ожившая картина:
Луны затменье, травка, белый кот.
И пахнет ночь фиалкой и жасмином,
И смотрим с мамой мы на небосвод.
Наш общий двор, сараи и колодец,
К порывам ветра чуткий тополек. –
Все кажется таинственным в природе,
Под лунный лучезарный ободок.
Луна плывет, слабеет тень земная,
А мы еще чудес каких-то ждем.
И рядом кот мурлычет, в мире зная,
Лишь лень, да ласку…. Нам тепло втроем.
Мне мама говорит: «Души затменье
Случится если, в жизни стойкой будь».
Вот уж луна светлей в уединенье,
А перед ней холодный темный путь.
«Я дочка, все легко переносила»,-
Луна выходит из-под ободка,
Такой же полновесной и красивой
И в маминой руке – моя рука…
И я очнулась…. Горько, горько стало,
Что нет луны, нет мамы, нет кота.
Лишь улица холодная пустая,
Фонарь потухший, ночь и темнота.
Последняя роза
Последняя роза алеет на грядке -
То молодость сгибшая зря.
Снежинки кружатся над ней в беспорядке,
Как белые звезды горят.
Прекрасная роза, холодная роза,
Я чувствую звон лепестков,
Снежинки срываются в сумрак промозглый,
Серебряным ямбом стихов.
Себя мне не жаль, но я чувствую судьбы
Подружек моих дорогих.
О, кто одиночеству женскому судьи,
Как свеж день декабрьский и тих.
Я чувствую нежно сердца и растенья
Я чувствую нежно цветы,
Я к розе склонилась, присев на колени,
Уйдя от людской суеты.
Целуя ее лепестки, словно в губы,
Шепнула: тебя не спасти,
За женские судьбы, за мир этот грубый,
За снег над тобою, прости.
Посвящается Гребенник Люде
Подснежник.
Сияет день, звенит ручьями,
Распелись птички в вышине,
Подснежник тонкий лепестками
С улыбкой тянется ко мне.
И все равно в лесу тенисто,
Среди безмолвия ветвей,
Пропахло крепко снегом чистым –
В опавших: листьях и траве.
Проснулась жизнь уже незримо,
Подснежник первый гимн весне
Сложил…. И все неповторимо
Уж скоро будет зеленеть.
И жалко этот рвать подснежник
Он – утвержденье новизны,
В нем сила жизни есть и нежность,
И голубого неба сны.
Парок идет от чернозема,
Любуюсь радостью земной,
Мне чувство бурное знакомо,
Что как ручей звенит весной.
Знакома умиротворенность,
Что в нежном бледненьком цветке!
На свет он смотрит удивленно
Сквозь снег на теплом бугорке.
Зеркала.
В открытые гляжу я двери,
Где парикмахер не спеша
Стрижет мальчишку, и одели,
Как будто пажа, малыша.
У мальчика большие уши,
И, мне его кудряшек жаль,