Что жизнь несовершенна, жизни ось

Однако движет все, как ось земная.

О нежных чувств, и старых звезд износ,

Пахнуло тонкою пыльцой от вишни,

А за окном, холодных майских роз,

Склоняются кусты в убранстве пышном.

Астры – радуга сама,

Свежий мир ребенка,

В них: и лето, и зима,

Что в снежинках звонких.

Свет зари веселой в них,

Холодок осенний,

Рук любимых и родных,

В них прикосновенье.

Чувства тоже, как цветы,

В них – оттенки мира,

Астры – символ чистоты,

И свиданья с милым.

На столе увял букет,

За окошком вечер,

Пусть с любимым больше нет,

И не будет встречи.

Ну и все же, все же с ним

Я узнала счастье,

Миг любви неповторим:

Он похож на астры.

Вышла ты меня провожать

В своих туфельках белых, модных.

Пятигорск зажигал опять

Цвет неоновый и холодный

И в твоих волосах, слегка,

От огней золотились блестки,

И сказала ты мне: «Пока»,

У трамвая, на перекрестке.

И под голос этот простой,

И под взгляд твой спокойный милый,

В тот вечерний трамвай пустой,

Я уже на ходу вскочила.

За окном оставалась ты…

Как в стекле, в глазах твоих тоже,

Только глянец блеснул темноты,

А потом цвет луны тревожный.

Вот и все, между нами сны,

Города и поля и реки,

Сколько лет с той прошло весны,

А тебя заменить мне некем.

Вспоминаешь ли ты тот миг,

То стекло, что разлукой стало?

Как давно звон трамвая стих,

На котором я уезжала.

С дальней ли комнаты вдруг

Твой голосок донесется.

Вся я – Вниманье и слух,

Дар твой счастливый – от солнца.

Чудится поля простор

В песне широкой, без края.

Вот уже вижу твой взор

Гаммами красок играет.

В песне ведь тоже цвета,

Радуги в ней и капели,

Песня прекрасна лишь та,

Если с душой ее спели.

Если в ней чувства и мысль,

В песне тоскующей милой,

Пой мне, ты всю свою жизнь

В песни свои воплотила.

Рядом уж твой голосок,

Редкий по звуку – сопрано.

Как он звенящ и высок,

Браво, ты гений – Татьяна!

Зима, – мороз над нашим временем,

Иль то мираж в снегах седых?

Я вижу Рим, купальни древние

Блеск капелек и стен цветных.

Римляне. И звучит и радует

Гармония их гибких тел.

Над Римом свет далекой радуги,

И теплый дождь, и камень бел.

Тела сопоставляю с лицами,

Лицо в движении, как стан.

Кто там, в тумане, не Патриций ли?

Из ванны, разомлевший встал?

Его душа без нежной пластики,

В его глазах жестокий свет,

Такого не спасут: Гимнастика

Библиотека, Интеллект

Он тот, кто в битве гладиаторов

Лишь наслаждения искал.

Он с грязными на теле пятнами –

Зря грязь в бассейнах отмывал.

А душу не отмыть – тем более,

Он превращал в рабов людей.

Швырни зима, в снега невольника. –

Им падший ангел завладел.

От сильных рук над мыльной пеною,

Где в переливах все цвета,

Плывет особая, нетленная,

Римлян прекрасных чистота.

В веках шедевры Рима выстоят,

Тел – мрамор, золото сердец,

Не верю я искусству чистому,

Но чистым должен быть творец.

О Рафаэль. О Микеланджело

Какие чистые тела –

Под вашей вечной кистью радужной

Помпея, Рим…. Я там была…

Над древними всплывает ваннами

Парок…. И хмурым снежным днем,

Простые у меня желания:

Понежиться в тепле таком.

Становлюсь с каждым годом я мнительней,

Когда ночка подступит стеной,

И улягутся в сердце события,

Новый завтрашний день уж со мной.

Что несет он: какие страдания,

Иль разлуку, или песни любви?

Веток снежных тревожно качание

Шепчут ветки: минутой живи.

Ах вы, веточки, тонкие веточки,

Тополек мой, знакомый давно,

Сердце ждет утешающей весточки,

А глаза грустно смотрят в окно.

Я согласна: не надо загадывать,

Будь что будет, природа сильней,

Только пиковый туз пусть не падает

К светлой даме бубновой моей.

Завтра утро лишь зорькой засветится,

Принесет мне желанную весть,

Может счастье, в какое не верится,

Под созвездьем моим где-то есть.

Белый тополь верхушкой, не в небе ли?

Может быть, он заденет звезду,

И рассыпятся в искрах серебряных

Мои чувства у всех на виду.

Когда по грязной улице вечерней

Блуждала, и хотелось плакать мне,

То будто бы забылась на мгновенье,

И в прошлом очутилась, как во сне.

Ах, вот она, ожившая картина:

Луны затменье, травка, белый кот.

И пахнет ночь фиалкой и жасмином,

И смотрим с мамой мы на небосвод.

Наш общий двор, сараи и колодец,

К порывам ветра чуткий тополек. –

Все кажется таинственным в природе,

Под лунный лучезарный ободок.

Луна плывет, слабеет тень земная,

А мы еще чудес каких-то ждем.

И рядом кот мурлычет, в мире зная,

Лишь лень, да ласку…. Нам тепло втроем.

Мне мама говорит: «Души затменье

Случится если, в жизни стойкой будь».

Вот уж луна светлей в уединенье,

А перед ней холодный темный путь.

«Я дочка, все легко переносила»,-

Луна выходит из-под ободка,

Такой же полновесной и красивой

И в маминой руке – моя рука…

И я очнулась…. Горько, горько стало,

Что нет луны, нет мамы, нет кота.

Лишь улица холодная пустая,

Фонарь потухший, ночь и темнота.

Последняя роза алеет на грядке -

То молодость сгибшая зря.

Снежинки кружатся над ней в беспорядке,

Как белые звезды горят.

Прекрасная роза, холодная роза,

Я чувствую звон лепестков,

Снежинки срываются в сумрак промозглый,

Серебряным ямбом стихов.

Себя мне не жаль, но я чувствую судьбы

Подружек моих дорогих.

О, кто одиночеству женскому судьи,

Как свеж день декабрьский и тих.

Я чувствую нежно сердца и растенья

Я чувствую нежно цветы,

Я к розе склонилась, присев на колени,

Уйдя от людской суеты.

Целуя ее лепестки, словно в губы,

Шепнула: тебя не спасти,

За женские судьбы, за мир этот грубый,

За снег над тобою, прости.

Сияет день, звенит ручьями,

Распелись птички в вышине,

Подснежник тонкий лепестками

С улыбкой тянется ко мне.

И все равно в лесу тенисто,

Среди безмолвия ветвей,

Пропахло крепко снегом чистым –

В опавших: листьях и траве.

Проснулась жизнь уже незримо,

Подснежник первый гимн весне

Сложил…. И все неповторимо

Уж скоро будет зеленеть.

И жалко этот рвать подснежник

Он – утвержденье новизны,

В нем сила жизни есть и нежность,

И голубого неба сны.

Парок идет от чернозема,

Любуюсь радостью земной,

Мне чувство бурное знакомо,

Что как ручей звенит весной.

Знакома умиротворенность,

Что в нежном бледненьком цветке!

На свет он смотрит удивленно

Сквозь снег на теплом бугорке.

В открытые гляжу я двери,

Где парикмахер не спеша

Стрижет мальчишку, и одели,

Как будто пажа, малыша.

У мальчика большие уши,

И, мне его кудряшек жаль,