В один из дней, снова засомневавшись в том, стоит ли мне вообще приниматься за эту работу, я услышала изнутри голос – души! – как понимаю сегодня: «Но ты обязательно должна написать об этом человеке!» «Ну, хорошо, – согласилась я с ним, – вот сейчас сниму трубку, позвоню Адаму Адамовичу и попрошу его рассказать о себе, своей жизни. Как я отрекомендую себя? – как журналистка, писательница, поэтесса? Но ведь это же не так! – кроме одного опубликованного стихотворения, мне нечем больше похвастаться! А если он спросит, почему желание написать этот материал возникло у меня, а не у собкора газеты, что я отвечу ему на это?»

Мне нужен был повод. Очень хороший повод, чтобы встретиться и поговорить с Адамом Адамовичем. И не только поговорить, но и записать эту беседу. Ведь какой бы блестящей памятью не обладал пишущий человек, если речь идёт об очерке или документальной повести, удержать в голове все подробности беседы – разные имена, даты, события – просто невозможно.

Но такого повода всё не было и не было. И я бы, наверное, уехала из Норвегии, не решившись позвонить Адаму Адамовичу, если бы не… Нурдаль Григ. Да, да! Именно эта легендарная для норвежцев военных лет личность и помогла мне осуществить свою шестилетнюю мечту. Вернее, помогло событие, непосредственно связанное с именем замечательного норвежского поэта и публициста, жизнь отдавшего за торжество Божией правды на земле.

Мы прилетели в Осло всей семьёй – муж, собкор газеты «Социалистическая индустрия» Евгений Крюков, автор этих строк и наша четырнадцатилетняя дочь Наташа – 1 августа 1978 года. Через месяц нам предстояла разлука с дочерью – впервые за четырнадцать лет! – в Осло всего четыре класса советской школы, а ей предстояло пойти в восьмой. Многие говорили мне, что это безумие – везти дочь в такую даль всего на один месяц. Но я редко прислушивалась к чужим мнениям, предпочитая иметь собственное, то есть следовать тому, что советовала в каждом конкретном случае душа. Она же говорила мне, что нам нужно поехать в Норвегию всей семьёй; что мой первый день рождения на норвежской земле – 19 августа – мы должны отметить втроём.

Накануне вечером, 18 августа, на семейном совете было принято решение не устраивать застолья дома, а выехать на природу. Посовещавшись, мы выбрали поездку морским «трамваем» на остров Бюгдой – «Большой остров», – как дословно переводится его название.

О том, что 19 августа большой христианский праздник – День Преображения Господня! – я узнала двенадцать лет спустя – в начале 90-х годов, в Москве, – когда, после двадцати лет смутных ожиданий встречи с неким чудом из чудес, в мои руки, в качестве подарка, пришло Святое Евангелие. И тот факт, что именно в этот знаменательный для верующих христиан всего мира день, в десять часов утра – в день и час моего рождения! – моё лицо, преобразившись внезапно, превратилось в миниатюрное солнышко, должен настроить всякого неверующего на глубокие раздумья. Поскольку же свидетелями случившегося в то памятное утро чуда стали два десятка норвежцев разных возрастов, я не имею права умолчать о нём: как известно из книг святоотеческой литературы умолчаниями о явных проявлениях Промысла Божия через посредство того или иного человека, предаётся Господь Бог.

Мой рассказ о внезапном преображении человеческого лица – его превращении в миниатюрное солнышко – может быть воспринят некоторыми читателями как вымысел. А не поверят этому чуду – не поверят и другим, тесно связанным с первым. Чтобы этого не произошло, остановлюсь на событиях того дня как можно подробней.

Утром я проснулась, по своему обыкновению, очень рано – в пять или шесть часов утра. Тщательно продумала свой дневной наряд: с момента приезда в Осло предстоящая поездка была нашим первым «выходом в свет» и мне не хотелось «ударить лицом в грязь». Я остановила свой выбор на батистовом платье с овальным вырезом на груди, купленным в дорогом лондонском магазине незадолго перед выездом на Родину: его светло-оранжевые и жёлтые тона самых причудливых сочетаний придавали ему праздничность. Тщательно уложила свои густые и длинные тёмно-каштановые волосы, в тон к платью подобрала обувь.

Одним словом, я выглядела в то утро так, как выглядела не так давно в Лондоне, направляясь на очередной светский приём.

По привычке, выработавшейся с раннего детства, едва переступив порог своего дома, обращала глаза к небу: с тем, чтобы запечатлеть в подсознании состояние небесного свода на тот момент! Осознание того, что небеса с раннего возраста заменяли мне средства массовой информации, пришло ко мне несколько десятилетий спустя, в начале 90-х годов. Это означает, что я с детских лет доверяла больше душе, чем глазам.

Точно так же я поступила и в то утро: как только переступила порог Посольского дома, в котором нас троих поселили на первых порах, до снятия квартиры или коттеджа под корпункт газеты, я подняла голову вверх и увидела, что небосвод был покрыт лёгкой полупрозрачной дымкой, напоминавшей тончайшей работы кружевную ткань. Поскольку я втайне надеялась и ждала, что в этот знаменательный для меня день будет светить ласковое солнышко, его отсутствие в небе сразу омрачило душу. Солнце с детских лет играло в моей жизни некую таинственную, на протяжении многих и многих лет не до конца понятную мне, но очень важную роль. Это подтвердил и дальнейший ход стремительно развивающихся после приезда в Осло событий.

До причала, где мы должны были сесть на паром, было с полчаса ходьбы. Но вот и он. Поскольку паром уже стоял, готовый к отплытию, мы купили билеты, взошли на палубу, прошли из начала в конец его довольно длинный салон и вышли на открытую корму: она была пустой.

Мы с облегчением вздохнули и поспешили занять три места справа от входа: дорога от Посольского дома до набережной была нам незнакомой, и мы изрядно устали. Когда пассажиры заполнили салон и корму, паром, плавно качнувшись, бесшумно отошёл от набережной и, развернувшись, взял курс на Бюгдой. Солнышка всё ещё не было, отчего все пассажиры, в том числе и мы втроём, сидели с грустно-печальными лицами. На дугообразной корме, помимо нас троих, разместилось с десятка два норвежцев разных возрастов: от мальчика шести или семи лет, сидящего на коленях отца прямо напротив меня, и до пожилой пары в самом углу справа от нас: обоим было под девяносто! – норвежцы наиболее стойкие долгожители в Европе. Этим они обязаны многократно возросшему с начала 1920-х гг. качеству жизни и высочайшего уровня внутренней и внешней культуре, не утраченной за прошедшие десятилетия. И это несмотря на пережитый ими в те годы страшный голод, когда треть населения вымерла, а другая треть эмигрировала в США и другие западные страны.

Но есть, на мой взгляд, ещё один фактор, обеспечивающий норвежцам долгожительство: оно есть результат их неколебимой веры в Бога и особого отношением к природе – как к святыне!

Едва паром отошёл от набережной, я обвела взглядом лица сидевших напротив меня норвежцев: на них было написано терпеливое ожидание встречи с солнышком.

И вдруг все, как один, заулыбались, отчего ещё минуту назад безжизненные человеческие маски мгновенно ожили, наполнились движением и светом: это в небе показалось долгожданное солнышко! Наши места оказались наиболее удачными: мы сидели лицом к востоку, прямо напротив солнышка.

В детстве я соревновалась иногда со сверстниками: кто дольше всех сможет выдержать взгляд светила? – и каждый раз выходила победителем.

Забыв про эти небезопасные для зрения детские игры, решила и на этот раз посоревноваться с ним. Но его сияние с каждой секундой становилось всё интенсивней и я, не выдержав состязания, сдалась – отвела глаза в сторону.

На безбрежную морскую гладь, на наш паром и всех нас, сидящих на открытой корме, водопадом низвергались солнечные потоки. Впечатление было такое, словно солнцу надоело блуждать по небу, и оно решило спуститься к нам. Радуясь солнечному свету, как радуются долгожданной встрече с очень близким, горячо любимым человеком, я подняла голову вверх, подставила лицо его лучам и, закрыв глаза, с упоением купалась в его сиянии, жадно поглощая при этом льющиеся с небес на землю солнечные потоки.