— Вы знаете, что такое «B2»? — спросил вдруг Эйчиро весело, будто ничего не было сказано.

— Это спиртное? — предположила Ольга.

— Это коктейль, вкусный, но опасный. Но для вас, русских, ничего. Вы крепкие!

Джордж отказался от коварного напитка. Эйчиро сделал знак бармену приготовить коктейль, и через несколько минут нам вынесли две стопки с густым содержимым, которое пахло варёной сгущенкой. Стоило только поднести к стопке спичку, как коктейль сразу вспыхнул синим пламенем.

— Пейте, пейте, скорее! Пока горит! — крикнул Эйчан.

— А, страшно! — крикнули мы с Ольгой и проглотили горящую сгущёнку.

Эйчиро дегустировал новое поступление спиртного. Джордж играл с барменом в домино. А нас с Ольгой захватило дурное пьяное веселье. Сидеть в пабе было утомительно. Мы выскочили на улицу и побежали по узким ухоженным улочкам. На стене здания висел рекламный плакат с изображением какого-то политика.

— Ба-атюшки, усов нет, ресниц — тоже! — сказала сочувственно Ольга, — Бедный… Бедный…

Я достала из кармана ручку и подрисовала политику пышные усы, как у казака, и длинные ресницы.

— Побежали! Нас преследует полиция! — крикнула я, и мы бросились бежать назад в паб от воображаемой полиции.

— А-а-а! Эйчиро, помоги! — истошно орали мы и бежали по малолюдной улице.

Он выскочил из паба нам навстречу:

— Что случилось?

— Ничего, — сказала я, — мы играем.

— О-о, вы обе ненормальные. Я думал, что-то произошло, — сказал он, выдохнув с облегчением.

Мы проходили мимо частных магазинчиков. На приступке одного из них стояло кашпо с цветущими хризантемами. В южной части Японии поздняя осень плавно переходит в весну. Зимы как таковой нет. И все три зимних месяца что-нибудь цветёт. Я подошла к кашпо, чтобы отщипнуть один маленький цветочек. Эйчиро уловил это моё движение и крикнул:

— Не делай этого!

— Я только один, — сказала я и оторвала цветок.

С невыразимой враждебностью и неприязнью он посмотрел на меня, но от негодования потерял слова. Только возмущенно развёл руками и несколько секунд стоял в оцепенении. Я внутренне напряглась.

— Как ты могла?! Зачем? Зачем ты это сделала?! — заговорил он гневным шёпотом, — Это магазин моего друга! Но даже если бы это не был магазин друга, этого делать нельзя! Никогда! Вы русские — вандалы! В Токио живёт около десяти миллионов человек! И если каждый сорвёт по цветку, то что?! Вас не научили беречь своё! У вас слишком много земель!

Меня бросило в краску от стыда:

— Я больше так не буду, — промямлила я, по-детски пряча глаза.

— Ладно, всё, забудем, — сказал он угрюмо и зашёл в свой паб.

— Как он прав, — испуганно шепнула я Ольге на ухо и пошла за ним.

— Эйчан, поехали в ночной клуб! Потанцуем! А? Пожа-алуйста, — сказала я убедительно-просящим тоном.

— Нет, это исключено, мне завтра рано вставать. У меня в подчинении пятьсот человек. Я всегда должен быть в форме. И я не мальчик уже. Мне сорок два года! У меня нет столько энергии, сколько у тебя. Если хочешь, останься с Ольгой и Джорджем.

— Нет, я, пожалуй, тоже поеду в Кавасаки. Я, кажется, изрядно пьяная, — сказала я уныло.

Мы вышли на трассу. Эйчиро остановил такси, и мы поехали домой. Ольга с Джорджем стояли у дороги и провожали нас печальными глазами. Я смотрела на их удаляющиеся силуэты и занудливо бормотала:

— Вот, они уже далеко. Ещё дальше. Вот уже они теряются в толпе… Ольга так не хотела, чтобы я уезжала. А я всё равно уехала. Зачем я уехала?! Может быть, я в последний раз была в Токио. Как жалко уезжать, так ничего здесь и не повидав.

— Стоп! — крикнул Эйчиро таксисту, не выдержав.

Таксист резко ударил по тормозам.

— Уходи! — крикнул он на меня в бешенстве.

— Подожди, Эйчан! Ты что? — сказала я испуганно.

— Выходи из машины!

— Вот и пойду! — крикнула я в ответ и вышла.

В пёстрой толпе я узнала спины Ольги и Джорджа. Неожиданно она оглянулась, и мы встретились взглядами:

— Сашка! Сашка! — закричала она, и, расталкивая народ, мы побежали навстречу друг дружке. Мы обнялись и завизжали от радости. Джордж стоял в стороне и во все глаза смотрел на нас. Недоумение, настороженность и опасение были в этом взгляде.

— А что Эйчан? — спросила Ольга, — Бедный, ты оставила его…

— Да, я бросила его… Как… как я могла?! — осенило меня.

Я попятилась от них и побежала вдоль дороги.

— Стой, Сашка! Дура! Баламутка! Он уже уехал! — кричала Ольга мне вдогонку.

Я долго неслась вдоль трассы, что было сил. На светофоре машины остановились, и я стала заглядывать в каждое такси желтого цвета, пока не поняла, что такси, в котором едет Эйчиро, давно уже далеко впереди. Отчаявшись найти его, я, раздосадованная, поковыляла назад. Ольга с Джорджем стояли на том же месте.

— Что ты мечешься? Что мечешься? Ты хоть понимаешь, как напугала меня? А если бы ты одна потерялась в таком городе? Мы пьяные, понимаешь? Мы выпили по четыре «B2»! А уже темно! — сказала Ольга с тревогой. И, схватив меня за плечи, хорошенько встряхнула.

Я сильно запыхалась и не могла говорить. Только виновато смотрела на неё и пыталась отдышаться. Джордж был страшно злой. Хватался за волосы и ходил туда-обратно, ругался на испанском, размахивал руками, пока, наконец, не подошёл ко мне и не сказал раздражённо по-английски:

— Все русские такие сумасшедшие?

— Нет, Джордж, поверь, русские нормальные, — задыхаясь, ответила я.

— Только мы с Сашкой такие сумасшедшие, — созналась Ольга.

Джордж повертел мне у виска и, цокнув языком, закатил глаза:

— Ну что, куда идём? — вздохнув, сказал он с улыбкой.

Мы зашли в ближайший диско-клуб. Прыгали, танцевали под какую-то безумную грохочущую музыку. Яркие едко-зелёные огни сливались в огромное размазанное пятно. Всё плыло перед глазами, и пьяные смеющиеся лица уже нельзя было разглядеть. Джордж терпеливо ждал у стойки и медленно потягивал пиво. Потом мы отправились во второй клуб. Потом — в третий. В каждом клубе мы заказывали «B2». И всякий раз неудержимо визжали, когда бармен поджигал нам коктейль. В одном из клубов мы познакомились с русской девушкой-моделью, которая, возвышаясь над нами, рассказывала про свой путь в Японии. Она была необычайно высокой. Мы смотрели на неё снизу вверх, и у нас болели шеи.

В другом клубе я познакомилась с французами. Они были худые, рыжие и долговязые. Я хотела познакомить с ними и Ольгу с Джорджем, но Оля сказала, что у них из-под ремней торчат семейные трусы, и по этой причине отказалась знакомиться с парнями. Они учили меня говорить по-французски, но мой пьяный язык никак не слушался меня. Французы были туристами и могли использовать для общения со мной только английский, но я наглухо забыла английские слова и упорно говорила с ними по-японски. Парни растерянно улыбались и вежливо кивали.

Джорджу не доставляло удовольствия это безумное пьяное веселье. Он устало наблюдал за нами и поглядывал на Ольгу с горечью и некоторым разочарованием, будто она стала чужой и далёкой для него. Этот пьяный скачущий бездушный мир словно отнимал её у него, проводил между ними незримую черту. Он мучился ревностью, но пытался спрятать это.

— Пора возвращаться в Кавасаки. Уже ночь. Последний поезд в два часа. Нам надо на него успеть, — сказал он холодно.

Мы заупрямились:

— Нет, Джордж, ещё не время!

— Оля, мы же не хотим ехать?! — сказала я ей и подмигнула.

— Ольга! Прошу тебя! — он взял её за руку и отвёл подальше от меня, как от воплощения неадекватности и зла.

В тусклом мерцающем освещении сквозь толщу густого дыма сигарет я с трудом могла их разглядеть. Джордж, склонившись над Ольгой, что-то долго внушительно ей говорил с суровым видом и грозил пальцем. Она же, уставившись в пол, молча слушала его. Потом Джордж уходил, и Ольга бежала за ним. Потом она плакала возле стойки, и он возвращался и утешал её. Но, в конце концов, вытащил из своей куртки её шарфик, бросил его ей в лицо и, расстроенный, взбешённый, ушёл совсем.