Эйчиро посмотрел на неё иронически:
— Не нужна мне твоя грудь. Я и так заплачу тебе.
Она отодвинулась от него и сникла.
Мимо прошёл Куя.
— Администратор клуба — твой любовник? — неожиданно спросил меня Эйчиро.
Я поперхнулась от неожиданности:
— Кто? Куя? Не-ет!
— Он смотрит на тебя постоянно. И ты иногда поглядываешь на него. Между вами что-то есть.
— Он нравится мне, но ничего нет, поверьте, — начала я глупо оправдываться.
— Верить хостесс? — он рассмеялся, — Профессия у вас лживая.
XXVIII
На следующий день Эйчиро мне позвонил:
— Привет, — сказал он, — хочу пригласить тебя на дохан.
— Привет! Как приятно, когда мужчина первым приглашает женщину.
— Да, хостесс положено выпрашивать доханы. Спускайся, я уже возле твоего дома.
Я спустилась на улицу. Эйчиро был в очках, в костюме, за рулём и трезвый. Странно было видеть его таким. Я села к нему в машину:
— А где твой кожаный плащ? В клубе ты — мачо. А сейчас вдруг такой официальный.
— Конечно, важный. Я заведую огромной компанией. Сразу после работы поехал к тебе, — сказал он.
— Как ты узнал, что я здесь живу?
— Так ведь всех хостесс из вашего клуба селят в это общежитие. Филиппинки много раз давали мне этот адрес, чтобы затащить меня на дохан.
— А ты не давался?! — беззлобно пошутила я.
— Нет, не давался. Поговорить было бы не о чем. Неинтересно.
Я осмотрела салон машины:
— Хорошая у тебя машина, новенькая?
— Да, я купил её месяц назад на деньги, которые выиграл в казино.
— Врёшь, в Японии нет казино.
— Эх, противная русская! — засмеялся он, — Не веришь мне. Я езжу в Южную Корею два раза в год поиграть в казино. Я — игрок. Я никогда не проигрываю. В некоторых казино меня боятся, потому что я оттуда увёз очень большие деньги.
— Это же мистика, Эйчиро! Невозможно только выигрывать.
— Да, все мне это говорят. Я не шулер. Всегда играю честно. И всегда выигрываю. Но мне не везёт в остальном. Я несчастлив.
— А ты знаешь заранее, что выиграешь? Предчувствуешь это?
— Да, я часто могу предположить, будет ли выигрыш большим, — сказал он.
Я обрадовалась:
— Значит, ты меня поймёшь! Недавно мы ходили в закусочную хозяина отмечать день рождения Момина. Мы играли в карты на деньги. И я точно знала, что выигрыш будет мой. Филиппинки кричали, ссорились. А я играла спокойно, уверенно и после игры получила сто долларов. Это было приятно, но больше я не хочу испытывать судьбу.
— Это верно. Игра затягивает, как наркотик. Лучше не увлекаться.
Из-за бетонной стены напротив общежития раздался грохот.
— Что там у вас? Завод? — спросил он.
— Не знаю. Склад какой-то. Я каждый день с балкона смотрю на людей, которые там работают. Я знаю заранее, кто и что сделает в следующую минуту. Человек на грузоподъемнике подъезжает к грузовику, к нему подбегают люди в синей робе и начинают быстро перебрасывать из грузовика на грузоподъемник какие-то коробки. Они это делают каждый день. И сегодня, и вчера, и позавчера. Одни и те же люди. Я их всех помню. Неужели они обречены делать эту работу всю жизнь? Тупо, не задумываясь.
Эйчиро недовольно покачал головой:
— Ты ничего не знаешь о японском принципе гири?
— Читала. Что-то помню. Преданность делу, семье. Так?
— Ну, почти так.
— Что же, из-за принципа гири они обречены прожить вот такую тупую жизнь? Чтобы только отстоять верность этим принципам? Эх, бедные вы люди. Несвободные. Даже не можете осознать этот ваш принцип гири как несчастье.
Эйчиро открыл свой бардачок и стал что-то там выискивать. Достал блокнот и ручку и нарисовал две цилиндрических формы: длинную, узкую в радиусе, а рядом — большую в радиусе, но мелкую.
— Это мы, японцы, двигаемся в одном направлении. Мы узкие специалисты, но зато изучаем до конца какую-то одну область, — сказал он, указывая на узкую глубокую форму, — А это вы, русские, — он указал на широкую мелкую форму, — Разбросанные и непоследовательные вы, русские. Ну, и где больше толку?
Я смотрела на него с любопытством:
— Эйчиро, как интересно с тобой и легко! — сказала я с улыбкой.
— Ну, тогда поехали в ресторан, — сказал он, польщённый, и завёл машину.
Мы приехали в ресторан тайской кухни. Нам подали какой-то невыносимо острый суп. Спокойно есть его было невозможно. У Эйчиро текли слёзы, но он кряхтел и ел. Я съедала ложку, выскакивала из-за стола и, высунув язык, часто дышала и прыгала на месте.
— Ничего-ничего. Терпи! Это от глистов помогает! — покатываясь со смеху, говорил Эйчиро.
Он стал приезжать за мной каждый день. Часто мы ходили в маленький домашний барчик под названием «Мусащи», где теперь все меня знали. Там всегда бывали одни и те же люди. Стоило нам появиться у входа, завсегдатаи бара радостно приветствовали нас. Когда я разувалась у столиков, Эйчиро часто хватал мои ботинки, прикладывал к голове и кричал:
— Это мои уши! Мои уши!
— Эй, плохая голова, отдай нашей девочке ботинки! — говорил хозяин и готовил нам кальмары в кляре.
После ужина мы ходили на массаж. Часто до массажного салона мы добирались с безнадёжно оттоптанными ногами. Нам было весело догонять друг друга, прыгать, уворачиваться, соперничать, кто кому больше оттопчет кроссовки.
В салоне нас разводили по разным комнатам. Эйчиро делал массаж мужчина. Мне — женщина. Когда массажистка спрашивала меня о чём-нибудь, а я не понимала её, я через перегородку кричала:
— Эйчан! Переведи мне! Я не понимаю.
Массажистка вслед за мной объясняла ему, что конкретно хочет выяснить насчет моего здоровья. И когда он также, по-японски, проговаривал мне вопрос, то, почему-то, всё становилось понятно.
Как-то в обычный день я пришла в клуб и поймала себя на том, что в последнее время хожу на работу с новым настроением. Внешне ничего не изменилось, но я стала чувствовать себя так, будто у меня появился покровитель. Эйчиро не мог защитить меня от всех передряг, которые настигают женщин, выполняющих работу хостесс. И всё же теперь у меня было чувство защищённости.
Однажды вечером в клуб пришёл Хисаши. Во всём сквозило какое-то недовольство.
— К тебе ходит Эйчиро, — сказал он, наконец.
— Ходит, Хисащисан. Вы знаете этого человека?
— Не знаю, но видел. Он гораздо беднее меня. Ты холодная и злая, — сказал он, нервно постукивая пальцами по столу.
— Так ведь вы об этом сами знали. Вы же говорили, что я не секси. Не секси — значит, холодная.
— Да, холодная. Ты не знаешь, что такое любовь! А я уже люблю тебя!
— Вы же говорили, что для любви нужно время.
С появлением Эйчиро сроки, требуемые для зарождения любви, сильно сократились. Играть в доброго Санта Клауса теперь было некогда.
— Вы ведь ещё не знаете моё сердце, Хисащисан. Как же вы можете любить меня? Значит, вы обманщик?
— Так вот ты какая? Папа ей честно говорит «люблю», а она меня обманщиком называет.
Хисащи рассердился и ушёл. Но к закрытию клуба вернулся. Он был очень зол, и всё же решил сменить тактику.
— Поехали в Токио, хочешь?
— Очень хочу, Хисащисан. А можно взять с собой Лизу? Она ведь тоже никогда не была в Токио.
— Возьми, она мне очень нравится. В последнее время она нравится мне больше, чем ты.
У клуба уже стоял мерседес Хисащи. Я села с Ольгой на заднее сиденье, чтобы не терпеть прикосновений вонючих слюнявых губ на своих щеках и руках.
— Не сядешь вперёд с папой? — спросил Хисащи ворчливо.
— Я хочу поговорить с подругой, Хисащисан, — сказала я виновато.
Он что-то буркнул себе под нос, но смысл сказанного я уловила:
— Узнаешь меня ещё, — пробубнил он, сжимая зубы от злости.
Было три часа ночи, когда мы приехали в Токио, но город кишел людьми. Хисащи припарковал машину, и мы прошлись по людным улицам. В большинстве это были иностранцы. Европейцев было так много, что я на каждом шагу останавливала белолицых женщин с криками:
