Новое литературное обозрение

Москва

2024

УДК 321.74(47+57)

ББК 66.1(2)53-194

Х17

Игал Халфин

Автобиография троцкизма: в поисках искупления. Том 2 / Игал Халфин. – М.: Новое литературное обозрение, 2024.

Масштабный исследовательский проект Игала Халфина посвящен ключевому ритуалу большевизма – критическому анализу собственного «я», перековке личности с помощью коммунистической этики. Анализируя процесс этой специфической формы самопознания, отраженной в эго-документах эпохи, автор стремится понять, как стал возможен Большой террор и почему он был воспринят самими большевиками как нечто закономерное. Данная книга – вторая часть исследования, которая отличается от первой («Автобиография большевизма») большим хронологическим охватом (повествование доходит вплоть до 1937 года) и основывается преимущественно на материалах сибирских архивов. Герои этой книги – оппозиционеры: рядовые коммунисты, крестьяне с партизанским опытом, подучившиеся рабочие, строители Кузбасса, затем исключенные из партии и заключенные в лагеря как троцкисты или зиновьевцы. С помощью их эго-документов и материалов контрольных комиссий 1920‑х годов Халфин прослеживает внутреннюю логику рассуждений будущих жертв Большого террора, а также те изменения в языке и картине мира, которые сопровождали политические и идеологические трансформации постреволюционной эпохи. Игал Халфин – профессор департамента истории Тель-Авивского университета, специалист по ранней советской истории, теории литературы и кино.

ISBN 978-5-4448-2429-0

© Igal Halfin, 2024

© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

Судя по языку описания оппозиции, 1928–1930 годы можно назвать промежуточными во всем, что касается внутрипартийной борьбы. Оппозиционеров то прощали, то усугубляли их вину и преследовали. В это время термин «троцкизм» наполнялся конкретной историей и более или менее стабильным содержанием, все чаще ассоциируясь с контрреволюцией. Как бы ни менялись политические ярлыки и как бы расплывчато ни определялся внутренний враг, оппозиционеров перестали медикализировать и «лечить» – их третировали и исключали. Дискурсивные сдвиги происходили в контексте острых схваток в партийных верхах. Дискурс давал сторонам не только оружие, рычаг воздействия, но и метод осмысления политических событий.

Вслед за «землетрясением» декабря 1927 года и исключением сторонников Троцкого и Зиновьева из партии последовала целая серия добавочных «толчков», вносивших все больший разлад в ряды руководства ВКП(б). События разворачивалась на фоне серьезного кризиса, охватившего экономику страны сразу после окончания XV съезда. Курс на «сверхиндустриализацию» за счет выкачивания средств из деревни принудил крестьян массово придерживать хлеб, ожидая повышения цен; в партии начали говорить о так называемой «кулацкой хлебной стачке». Срыв хлебозаготовок привел к перебоям в снабжении городов, у продовольственных магазинов выстраивались длинные очереди, кое-где были введены продовольственные карточки. У партийных пропагандистов спрашивали на заводских собраниях: «Почему на одиннадцатом году революции не хватает хлеба? Почему кризис всех товаров первой необходимости?»1

Еще на съезде, в декабре 1927 года, дано было указание плановым органам исходить из «более быстрого, чем в капиталистических странах, темпа народнохозяйственного развития» и переноса центра тяжести в область производства средств производства, а не средств потребления2. Уже через восемнадцать дней после окончания работы съезда Сталин в письме Политбюро от 6 января 1928 года объявил о проведении в деревне ряда экстраординарных мер – вопреки решениям съезда и без ведома Центрального Комитета. Апрельский пленум ЦК и ЦКК одобрил новую политику задним числом, заявив в своем решении: «…мы можем с полным основанием констатировать, что указанные мероприятия в партии, в известной части носившие чрезвычайный характер, обеспечили крупнейшие успехи в деле усиления хлебозаготовок»3. Крестьян обязали продавать зерно государству по твердым, ниже рыночных, ценам. Тех, кто отказывался сдавать хлеб государству, привлекали к судебной ответственности по 107‑й статье Уголовного кодекса (лишение свободы до одного года с конфискацией всего или части имущества). «Мы хотим убить у середняка веру в перспективу в отношении повышения цен на хлеб», – разъяснил Сталин на закрытом бюро Сибкрайкома ВКП(б) в ходе своей командировки по Сибири для преодоления затруднений с хлебозаготовками в январе 1928 года4.

Споры внутри сталинско-бухаринского блока о желаемой экономической политике начались весной 1928 года, усиливаясь по мере углубления экономических проблем в стране и все более частого их решения путем голого администрирования. Апрельский пленум ЦК ВКП(б) обязался предотвратить угрозу общехозяйственного кризиса, обеспечить снабжение хлебом городов, отстоять взятый партией темп индустриализации страны5. Разногласия внутри Политбюро стали очевидны на июльском пленуме ЦК при обсуждении доклада Микояна о политике хлебозаготовок. «Мы не можем зарекаться, раз навсегда от применения чрезвычайных мер», – оправдывал свою политику Сталин, выдвинув тезис об «обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму»6. Придерживаясь другого мнения, Бухарин, Рыков и Томский выступили против «чрезвычайщины» в экономике, полагая, что она приведет к дисбалансу в промышленности и сельском хозяйстве. Бухарин возмутился положением о «сверхналоге» на крестьянство – временной «дани», принимающей форму «ножниц» между ценами на индустриальные и сельскохозяйственные продукты7. «Линия Бухарина – Рыкова» временно восторжествовала, и в резолюции пленума указывался «временный характер» чрезвычайных мер, которые «органически не вытекали из решений XV съезда партии об усилении наступления на капиталистические элементы деревни…»8.

30 сентября 1928 года «Правда» опубликовала статью Бухарина «Заметки экономиста. К началу нового хозяйственного года», предостерегавшую против чрезмерно высоких темпов индустриализации. Бухарин писал о необходимости обеспечения «экономического равновесия» между промышленностью и сельским хозяйством и критиковал идею форсированных капиталовложений в промышленный сектор. Орджоникидзе писал Ворошилову: «Зря он выскочил с такой статьей <…> Бухарчик в этой статье открыто не осмелился сказать, чего он хочет, а потому вышло и левым, и правым, в результате все недовольны»9. Политбюро констатировало 8 октября 1928 года, что редакция «Правды» не должна была публиковать статью без его ведома, в силу наличия в ней «ряда спорных положений», и Бухарина сняли с поста главного редактора газеты10. Аспирант Академии наук СССР Дмитрий Петрович Марецкий, человек правых убеждений, признáется потом на следствии, что