Я вернулся в Минск, не имея чёткого плана, что делать дальше. Вначале я предполагал заставить усатого Ершова под дулом пистолета выложить всю правду о заказчике установки. Но он может отослать меня к своему непосредственному начальнику, и передо мной замаячит длинная цепь начальников вплоть до министра внутренних дел. Главная проблема в том, что я не могу перепроверить, врёт Ершов, или нет. Ладно, решение придёт со временем. Надо бы за Ершовым понаблюдать и избавиться пока от собственной машины. Надо её поменять. Да и спасителя моего отблагодарить пора.

Недолго думая, я направился в Раков. Дом Сергея Ивановича стоял на отшибе, на краю широкого луга. Хозяин оказался дома. Это был крепкий осанистый мужик примерно моего возраста, одетый по-простецки в дешёвое трико. Он с изумлением смотрел то на мой «мерседес», то на мою рыжую голову.

– Здравствуйте, дорогой Сергей Иванович! Не узнаёте?

– Что-то затрудняюсь. Машина мне знакома, а вот вас видеть не приходилось.

– Очень даже приходилось, Сергей Иванович. Вы же мне жизнь спасли. Только тогда я некрашеный был.

– А, точно, точно. Теперь узнаю. Как здоровье-то?

– Как видите. Благодаря вам. Вот отблагодарить вас хочу.

– Да чего уж там благодарить. А чего ж мы стоим? Проходите.

Сергей Иванович жил на обычной крестьянской усадьбе. По двору бегали куры, в загородке рылся в земле поросёнок, на лугу паслась корова. Под навесом стоял «горбатый» «Запорожец». Вышла хозяйка дома.

– Ой, Сярожа, чаво ж ты гостя не проводишь, здрасьте вам! Подьте у хату.

Хозяева были искренне рады видеть меня живым и здоровым. И только я упомянул, что хочу отблагодарить Сергея Ивановича, они замахали руками, протестуя. И протест их был отнюдь не лицемерным.

– Не огорчайте меня, пожалуйста. Я очень хочу подарить вам свой «мерседес». Сколько можно вам на этой колымаге ездить?

– Да что вы! Зачем мне «мерседес»? А колымага моя, кстати, по городу любому «мерседесу» фору даст. У неё мотор-то я сам недавно перебрал. Все кольца новые. Землю из-под себя рвёт.

– Я знаю, «горбыль» – резвая машина. У меня у самого такой был. Но знаете… уеду я из Белоруссии. Не хочу, чтобы второй раз в меня стреляли. Всё вот раздаю, и «мерседес» мне не нужен. Так уж уважьте меня, возьмите его, пожалуйста. Если сами ездить на нём не хотите, детям подарите.

Если бы не хозяйка, сдавшаяся на мою просьбу, хозяин ни за что бы не согласился принять мой подарок. Договорились, что мы тут же поедем к нотариусу и в ГАИ, оформить дар. К вечеру мой «мерседес» официально был уже не мой, и старые номера остались в ГАИ. У нотариуса мы оформили попутно доверенность, которая позволяла мне в течение предстоящего месяца ездить на «горбыле» Сергея Ивановича. По дороге я узнал, что Сергей Иванович уже полгода не может найти работу – староват и живёт далековато от Минска. Я тут же выложил ему тысячу долларов «за аренду «Запорожца»», которую Сергей Иванович, поколебавшись, взял. Тяжело им приходилось жить без зарплаты и без пенсии.

Сергей Иванович рассказал, что, услышав выстрел, непохожий на выстрел из ружья, он, на всякий случай, пошёл посмотреть, что там происходит? Минут через пятнадцать он наткнулся на брошенную машину с ключом в замке стартера и вскоре заметил и меня, лежавшего на спине. На моё счастье, он не растерялся, быстро уложил меня на заднее сиденье, не разбираясь, жив я или нет, и помчался в больницу.

Попрощавшись с полюбившимися мне людьми, я вернулся домой на «Запорожце», радуясь, что мотор его действительно был отрегулирован идеально. Наскоро перекусив, я поехал дежурить у дома старшего лейтенанта Ершова. Дело близилось к семи часам вечера.

Едва я занял позицию во дворе, появился знакомый «пассат». Мне повезло: я засёк не только подъезд, в котором живёт хозяин «пассата», но и этаж, и даже квартиру. Сквозь окно на лестничной площадке можно было видеть, как открылся лифт на пятом этаже. А через минуту усы моего объекта заинтересованности мелькнули в кухонном окне слева.

Вернувшись домой, я ещё в лифте услышал звонки телефона. Кто-то был весьма настойчив. Я успел снять трубку.

– Ну, наконец-то, Альберт Васильевич, дорогой ты мой…

Это был мой бывший шеф и теперь уже бывший подчинённый под крепкой мухой.

– Александр Яковлевич, что случилось?

– Альберт Васильевич, я – свинья!

– Ну что ж вы так излишне самокритичны…

– Нет, нет. Не возражайте. Я – свинья, и хочу искупить…

– Александр Яковлевич, вы сейчас немного не в форме. Давайте встретимся с утра и поговорим.

– Вот это я и хочу услышать. Можно, я приеду к вам завтра в девять?

– Давайте, буду рад.

– Abgemacht, gute Nacht2.

– Zu Befehl, Herr Oberst!3

Мой шеф владел немецким. Десять лет прослужил он в «империалистической ФРГ». Время от времени, особенно по пьяному делу, он переходил на немецкий, но почему-то из неизменных трёх-пяти фраз никогда не выходил.

Наутро, секунда в секунду, Александр Яковлевич появился на пороге. Он, надо сказать, любит быть точным и страшно рад слышать комплименты, что по нему можно проверять часы или что он точен, как подлинный пруссак. Вот и сейчас он наверняка стоял перед дверями минут пять, чтобы нажать на звонок ровно в девять. Поначалу он заметно опешил, увидев перед собой рыжего типа.

– Простите, а Альберт Васильевич…

– Я и есть Альберт Васильевич, проходите скорей, здравствуйте.

– Вот это маскировочка! Одобряю! – заметил он в явном восхищении. – А где ваш зелёный «мерседес»? Тоже перекрасили?

– Даже переделал. Теперь он называется «горбыль».

– Да… – задумчиво произнёс он. – Я вот подумал, что вам надо бы и квартиру сменить. Оставаться здесь рискованно.

– Верно, Александр Яковлевич, этим я и собираюсь заняться.

– А не надо вам заниматься. Поживите на моей даче.

Это было очень ценное предложение. Дача Александра Яковлевича была сразу за кольцевой дорогой по Логойскому тракту. Максимум двадцать минут до центра.

С наслаждением потягивая крепкий зелёный чай, Александр Яковлевич сообщил мне о произошедших в моё отсутствие событиях. После нашего не очень тёплого расставания он попросил своего старого приятеля, пенсионера из контрразведки, когда-то в андроповские времена попавшего на оперативное обслуживание уголовного розыска, прозондировать ход расследования убийства Лидочки и покушения на моё убийство. Тот пошушукался со своей бывшей агентурой, и от результатов такого наведения справок Александр Яковлевич сильно расстроился. Оказалось, что заявление Александра Яковлевича никто не собирается принимать во внимание. Его вроде как и не было. Дело будет, скорее всего, не раскрыто. Единственный шанс на полноценное раскрытие имеет версия, что Лидочку убил я из ревности, а сам в приступе раскаяния сделал попытку застрелиться. Эта смелая версия уже обсуждается, как некая гипотеза, но по-настоящему за её отработку не брались. Ну, а если возьмутся, то можно не сомневаться, что найдутся свидетели, видевшие, как я убил Лидочку, и как я самоубивался, и обязательно найдётся под кустиком пистолет с моими отпечатками, не замеченный впопыхах Сергеем Ивановичем.

Надо сказать, что я немного струхнул. Нет ничего более простого, чем найти свидетелей из уголовной агентуры, которые на-свидетельствуют такого, до чего не додумался бы и Артур Конан Дойл в одной творческой бригаде с Агатой Кристи и Малининой. У меня буквально зашевелились волосы на голове, когда я представил себе, что было бы со мной, если бы навещавший меня следователь стал с самого начала отрабатывать именно эту версию. Сидел бы я в КПЗ битый-перебитый, и получил бы, если бы пережил следствие, вышку. Очень легковесно отнёсся я к этой истории. «Крестоносец» для берегущей его милиции гораздо более ценен, чем бывший опальный разведчик. Пожертвовав мной, следователь – ух, как я его возненавидел в этот момент! – закроет все дыры и спрячет все концы в воду. Да и справка Ивана Петровича и моё собственное утверждение об амнезии в этом случае вообще лишают меня возможности опровергать любую ложь: что я могу возразить, если ничего не помню?!