Баджини: At the opening ceremony, pride and hope in philosophy were also on display. Myung –Hyun Lee looked to «open up a new way of thinking that helps to surmount today's crisis»; Prime Minister Han thought philosophy was important to fight terrorism and deal with environmental problems; while Jang –Moo Lee, president of Seoul National University, said that «we expect philosophy to teach us not only ways of adapting ourselves to the vicissitudes of the human condition but also the direction in which to steer the human destiny». For someone from the Anglophone world, hearing such lofty ambitions for philosophy is quite startling, but a week at the world congress suggests that transatlantic modesty about philosophy's scope and power is the global exception, not the norm. Elsewhere, it seems that people still look to philosophy to provide leadership and guidance, both intellectual and moral.
…После обеда, которого я не помню, – кажется, это был простой хот–дог в Subway – я отправилась искать, где заседает моя секция № 53 или 54. Смотреть в карту не стала, чтобы ее не мять. Расспросила студентов по дороге, и они отбуксировали меня к зданию B–200, College of Agriculture and Life Sciences. Название меня несколько задело, ну да ладно. В этот колледж снизу от основного здания вела расчудесная извивающаяся дорога, усаженная цветной растительностью и обрамленная зелеными холмами с домиками общежитий там и сям. По этой дороге, как выяснилось, ездил по всему кампусу большой сверкающий зеленый автобус. Но воспользоваться им с толком мне не удалось ни разу.
В–200 оказался очень привлекательным местом, красивым, простым и удобным зданием в 2 этажа. Секция «Теории познания» заседала на втором. До сих пор не знаю, почему я шла так неспешно – то ли заглядвывалась по сторонам, то ли теряла дыхание на подъеме, то ли тормозили незадачливые спутники… Словом, к началу заседания я опоздала. Заняла распоследнее место у двери, отдышалась; председательствовала молодая стройная гречанка Вуола Тсинорема, Критский университет. Кто выступал и что говорил в тот момент – убей, не помню. Когда в 15.45 объявили брейк, я пошла на улицу с сигаретой; с кем–то уже разговорилась, раздавала визитки (их категорически не хватило); ну, думаю, уж ко второй части я не опоздаю!
…Я–то не опоздала. Да гречанка, не говоря худого слова, куда–то бесследно исчезла, как я уже упоминала об этом. Её сопредседатель Доу–сик Ким вообще в тот день не появился. Тогда и случилось то, что случилось: повертев беспомощно хорошенькой осветленной головкой, пышная девушка–испанка громко возгласила: Maybe someone volunteers to play chairman? И я вызвалась. С 16.00 до 18.00, 30 июля 2008 г.
На МОЕЙ секции прозвучали следующие доклады:
– Angel Faerna. Can Wittgenstein be Considered a Naturalist? (Spain)
– Stella Villarmea. So You Think You Can Tell Sense from Nonsense…? (Spain)
– Xiang Huang. Situating Default Position Inside the Space of Reasons. (Mexico)
– Ken Shigeta. Dissolving the Skeptical Paradox of Knowledge… (Japan)
– Iudoo Khanduri. Competency; the Only Criteria of Applied Knowledge. (India).
Умнее всех был испанец Анхель Фаэрна с его Витгенштейном. (О Витгенштейне говорили ВСЕ, но он – лучше всех). Как я жалела, что не удалось познакомиться поближе! Вечером на приеме, на огромном пленэре футбольного поля с импровизированной эстрадой, я все пыталась подсесть поближе или развернуться к ним, но испанцы тогда меня не отличили… а назавтра, когда доклад держала уже я сама, они не пришли на секцию, уехали exploring Korea. Так все и кончилось бы; но мы мельком виделись с ними позже, в холле поистине роскошного Novотеля, они махали, улыбались, но поговорить не пришлось… а потом Стелла написала мне в Казань очень доброе письмо. Я ответила. На этом все.
Жалею об одной глупости (Лажа № 4): надо было явочный лист послать по аудитории!! Просто я считала, что Тсинорема это уже сделала; да; нет; если даже да; но у меня–то не осталось вещественной памяти об этом событии, как я сейчас думаю, более важном, чем собственное выступление.
Вечером и ночью после банкета на траве я упорно смотрела в TV вместо того, чтобы как следует подготовить доклад, принять душ, выпить кофе кон лечо и спать лечь. В результате я страшно не выспалась в очередной раз, и речь моя была очень незадачливая. Называлось она «Philosophical Truth in Mathematical Terms and Literature Analogies». Я использовала пифагорейскую арифметику (учение о гармонических рядах) и произведение Борхеса. Слава богу, хоть мальчик – волонтер в перерыве помог мне высветить на экране мои ГАРМОНИЧЕСКИЕ РЯДЫ и ЧИСЛО ИСТИНЫ. Мало кто мало что понял. Сочувствующие коллеги, Натан, и Валера Павловский, и неистовый Степан Вовк, говорили мне, что все очень хорошо прошло, и что, во всяком случае, если что–то и было похуже, чем надо, то это мне помешала ревнивая Тсинорема. Сама я понимаю, что это было неакадемично, непонятно, кувырком, бойко так… Наверное, истина лежит где–то ближе к числу 0,693 (при Sn = 1000)… Но факт, что у аудитории не родилось ко мне НИ ОДНОГО ВОПРОСА.
Единственный блестящий знак внимания и понимания – и я его ношу на груди, скрываю, не хвастаю – это короткий разговор с одним японцем, имя не помню, визитку не отличаю. Он попросил у меня для себя ТЕКСТ моего ДОКЛАДА. Да господи, царица небесная, разумеется, сейчас же, сейчас… руки задрожали… вот только переложу страницы по порядку… а Ваша собственная специальность какая? Оказалось, что он профессор МАТЕМАТИКИ. Sic. Вот так–то вот.
…Натану, напротив, всегда и везде задавали очень много вопросов о его Философии Небытия. Говорил он хорошо и складно, выглядел внушительно, когда надо – элегантно и обаятельно, дарил книжки, всем понравился и запомнился – словом, я рада за него.
В качестве критического замечания в адрес Конгресса могу сказать, что докладов в области подлинной философии, настоящей, метафизической – то есть онтологии и гносеологии – было мало. Очень мало. Мировые звезды, надо заметить, не приехали. Великобритания, например. Секцию по онтологии в день своего выступления Натан закрывал вдвоем с… Арлычевым; вот была парочка! На нашей секции, теории познания, «чистых философов», как я считаю, было двое: я и Мустафа Исаевич Билалов (Махачкала, Дагестанский государственный университет). Правда, я посмотрела и послушала, конечно, не все выступления, а на секцию «Философия языка» не попала совсем, и до сего дня с горестным недоумением спрашиваю себя: почему?! Однако я присутствовала на десятке секций, помогая с переводом; позже мои впечатления подтвердились и в Философском поезде, стало быть, они адекватные. Поднимались проблемы охраны среды и биоэтики; политической философии и аналитической философии; эстетические, логические, психологические, геологические, религиозные, моральные, правовые, какие угодно проблемы, но не метафизические. Прискорбно. Или, может, мне не везло, и я всегда бывала «не там где–то»?
Правда, Натан принес мне потом снимки других заседаний секции онтологии; там было много китайцев, и все говорили о бытии; так что не все потеряно. Но а вот гносеология подавалась почти исключительно как эпистемология. Оно, конечно, неплохо («не худшее зло»), но все же…
Зато философия языка, чувствуется, на самом гребне. И философия науки никуда не девалась. Владимир Пржиленский – а он ученик и соратник покойного Кохановского – обещал прислать (и прислал) мне свой учебник и хрестоматию, для аспирантов. Так что теперь буду преподавать философию науки по новейшим книжкам. Его книжкам.
Пока, похоже, все упомянутые четыре – философия науки, философия языка, гносеология и эпистемология – это все один и тот же конгломерат, замешанный на Витгенштейне. Надо будет внимательно абстракты почитать. А вообще –то я присутствовала на следующих секциях: онтологии, гносеологии, социальной философии (с Валерием Павловским), философии науки (с Владимиром Пржиленским), философии природы (с Еленой Золотых), эстетики (с Галиной Коломиец); еще на секции, где «зажигали» наши мэтры, Лекторский, Степин и Гусейнов. Еще переводила Арлычеву и еще какой–то Шехерезаде, а с секции логики сбежала. Дни заседаний, довольно похожие друг на друга, сейчас уже перемешались у меня в голове. Третьего августа это было или четвертого? Не знаю, и уже не вспомню… да и не так это важно. Вобщем, ближе к концу на одном из пленарных заседаний я утром застаю такую картину: сидят в президиуме две колоритные старухи. Одна – крашеная брюнетка, стриженая, в прошлом кудрявая, с брезгливым выражением желтого, длинного, какого –то деревянного, лица. Другая, блаженненькая, добренькая, седенькая, с маленьким личиком как печеное яблочко, похожа на старого герцога из «Собаки на сене». Первая оказалась европейской звездой, бывшим (до Кучуради) Президентом ФИСП, прославленным итальянским философом мирового класса, одним из отцов–основателей постмодернизма, Эвандро Агацци. Вторая – каким–то известным корейцем, кажется, Чу, одним из первых выпускников Seoul National. Что они докладывали, совершенно не помню, хотя слушала очень внимательно и заинтересованно. Знаю, что Агацци говорил о необходимости разработки аксиологического аспекта философии науки; а вот Чу… Пришлось потом опять лезть в сборник абстрактов.
