В РФО очень красиво: картины, книги, журналы, добрейшая Надежда Николаевна угощает кофе с печеньем; но там страшно тесно, и народ, осознав пагубную роль помехи, разошелся побродить на пару часиков по Москве. А я осталась. Я хотела спать, или просто сидеть тихо в углу, не производя шума, чем и занималась вплоть до сакраментального: «Поехали!»
Этот долгий день, 27–28 июля, завершился для меня райским отдыхом в прохладном, простом и удобном «люксе»1, просмотром французского фильма, попиванием café con lecho, дарового: гостинец от Best Western Premier Gang Nam Hotel (каковой дар повторялся из вечера в вечер), и полеживанием на немыслимо шелковистых корейских простынях прославленного хлопка, натянутых так туго, что они оставались гладкими и под утро…
А народ пошел в это время гулять по ночному Сеулу! Почему я не пошла?
Ну, неважно. Береглась инстинктивно, наверное. Между утром и вечером случилось очень много всего: поездка впятером в Домодедово на превосходной, хоть бы и Сеулу, электричке; ожидание, очереди, таможня, досмотр, – причем я все время звенела, и меня натурально обыскивали: оказалось, это шпильки в косе (теперь они мне больше не надобны); пересуды на курительном пятачке с целью первоначального знакомства, и потом – сам полет.
Самолет мне страшно не понравился, официантки в нем – тоже, хотя теперь я не помню, чем. Наверное, мне рисовалось что–то более близкое к совершенству. Но лететь было интересно, ночь никак не наступала, и за бортом так и горела абрикосовая, яблочная заря, и вечная страна облаков нежилась в лучах незакатного солнца, которому мы летели прямо навстречу. Темная синева, замена ночи, стояла в иллюминаторе всего часа полтора.
Спать, естественно, не удавалось, тем более что я была стиснута между двух пассажиров (правым был Натан, слава богу). С тех пор и навсегда утвердился этот режим: мы никогда не спали, мы только ели. Это что–то дьявольское! Эффект был для меня, конечно, разрушительный.
Но еда в самолете была легкая, вкусная, Натан – прекрасный собеседник и заботливый спутник, и, когда мы летели над Желтым морем, я почувствовала, наконец, долго ожидаемое счастье.
Небо Кореи – что–то особое; оно не просто сияет глубоким голубым светом, но – как бы издает тончайший аромат цветов, именуемых там «бессмертие» – их много в Сеуле – и еще как бы ласкает кожу нежнейшим атласом, я не знаю, как ему это удается! И оно поёт. Это правда!
В какой–то момент, когда самолет завалился на левое крыло, внизу в страшной океанной ультрамариновой дали я увидела малюсенькую огромную белую баржу, бороздившую, в бисерном кружеве пены, Желтое море окрест Сеула – и завопила от счастья.
Мы быстро приземлились в аэропорту Инчон. Там было странно спокойно и малолюдно; весь бестолковый ажиотаж создали именно мы. Особенно мне понравилась широкая серая лента движущегося тротуара. Хорошо, что год назад такую в Москве мне показывал Зураб.
Получили багаж; потом пошла Лажа № 1. Я никак не могла заставить себя пойти искать банкомат (потому что никто из 200 русских туристов этого не делал), а когда показали – нимало не справилась с ним. Не то что я не понимаю по–английски… но я не понимаю в технике. Совершенно убитая, без единого пенса или вонга, я вместилась в большой расписной автобус вслед за всеми, и после досадливого ожидания кого–то опоздавшего мы, наконец, тронулись в Сеул.
Дорогой я воскресла. По сторонам было все живописно и декоративно, светился жаркий, цветной, влажный день, полный обещаний, успокоительно журчал голосок гида Марины (её корейское имя для наших языков непроизносимо), проносились растения, здания, нетитульные сооружения, вантовые мосты и масса чудесной красоты машин, мотоциклов, мотороллеров, велосипедов разных мастей, но все – корейские.
Показался Сеул; поначалу не то простоватый, не то маловатый… все как у людей, только непривычно чисто (куда Каиру или Афинам!) и всё исписано схематичными яркими иероглифами. Их письмо переделано из китайского, значительно упрощенный вариант. Сей подвиг совершил ради своего народа, его просвещения, самый любимый император Се–Джонг, единственный за тысячи лет носящий титул «Великий».
В центре Сеула нас вытрясли возле exchange. Люди втягивались в банк с тонкими портмоне долларов, а выходили с авоськами вонгов, 1 $ = 1000 won. Купюр старше 10 000 не бывает. Я страдальчески курила с Мишей и Володей, не подавая виду, что мне опять надо искать издевательский банкомат, и только жалуясь на жару и чистоту: окурок девать в Сеуле просто некуда. Суй в пластиковый пакет и носи с собой! Или сразу съешь. Наконец, я изловила Марину и попросила мне помочь. Мы ушли куда–то прочь от группы, за угол, в глубины того же банка, и там, не без помощи банковского служащего, я получила, наконец, свои деньги. Оставила на всякий случай на счету $ 80.
Лучше бы я этого не делала! Этим я подготовила Лажу № 1+. (Хотя, с другой стороны, я бы иначе не смогла купить и этой парочки простеньких книжек, что сейчас лежат передо мной на столе. Их продавали только за валюту, в фойе зала Конгресса, какая–то английская Publishing house).
Нагрузившись мешком вонгов, я почувствовала себя значительно веселее. Люди, обливаясь потом, изнывая, ожидая, пока пройдет весь двухсотперсонный строй, пили ледяную воду и ели мороженое; я стоически отказалась, понимая: вытвори на сорокаградусной жаре что–то подобное, и через час – хрипы, через два – температура и назавтра – ангина.
Когда нас подвезли к отелю, я, несмотря на усталость, все оставалась в состоянии устойчивого счастливого равновесия. Раньше многих других получив свой электронный ключ, я поднялась в свой одноместный роскошный воздушный номер.
Нет, не роскошный, а простой и удобный, в моих любимых тонах от белого и кремового до беж и коричневого, с одномерной картиной, не утомляющей ни реализмом, ни философскими смыслами; сразу поразил вид из окна, на пол–Сеула, с далекой синеющей горной грядой и стройной телебашней на ее фоне. Под окном виднелся открытый сад–кафе на крыше. Я положила: найти это кафе и там посидеть. Сразу скажу, найти его оказалось очень непросто: это было наше собственное кафе, гангнамовское, на одной из наших собственных гангнамовских крыш, и вход в него сложно вёл изнутри второго этажа, через бар. А сидеть там не стоило даже вечером, мы убедились. Жара и духота нечеловеческая. Хотя – красиво!!
Насколько помню, впоследствии я долго осваивала сложную (а на деле – примитивнейшую, для рассамых чайников!) электронику санузла и душевой, потом забралась в немыслимо ласковые простыни на удобнейшие две достаточно большие подушки с идеей: поспать (это не вышло), а потом позвонил Натан. Он предлагал пойти поужинать.
Мы вдвоем вышли в Сеул. Обогнули отель; вправо вниз под 45° уходила симпатичная, ладная улочка. Мы зашли Ганг Наму в тыл; отсюда он выглядел еще величественнее, потому что метров на тридцать выше. Мы стояли на тесном перекрестке, а вокруг нас с цирковым мастерством и умением, со спокойными выражениями «лиц», мягко лавировали на невероятно крутых уклонах и не прямых даже, а острых углах перекрестка лучшие в мире машины. То же спокойствие было написано и на лицах их водителей.
Я вообще–то к машинам довольно равнодушна. Но машины в Корее!! Нет, я не смогу. Пусть Натан.
Сеул стоит на горах, и ⅞ Кореи – горы. Это сразу ощущается, как только пытаешься «пройтись пешочком». Мы сделали круговой квадрат по кварталу отеля, разыскивая место для питания; таковых по дороге встретилось несколько, но что – то мы убоялись резко подступившей этничности: с ног снимай, садись на пол, а заказ сделать не представляется возможным: хозяин хоть и кланяется, но по–английски нимало не говорит. А в меню – одни иероглифы и картинки неясно чего.
Мы заложили квадрат побольше. Ничем не лучше. Пришли светлые сумерки; очень все красиво, то эффектно, то романтично, только пугают бесшумные мотороллеры, нахально шныряющие по тротуарам среди пешеходов. Назревала Лажа № 2. Есть теперь захотелось даже мне. Темнело; в отчаянии храбрости мы решили искать подходящее кафе по запаху.
