***
Ах, Красноярск!! Не знаю, почему он так сильно понравился мне, больше всех городов по дороге. Географический центр России. Величиной как раз с Казань. Там было, во–первых, жарко, даже знойно, и солнечно; во–вторых, нас там возили по самым главным улицам, а не по задворкам; далее, там был САЯН!! Заповедник «Столбы», вылитые Säksische Schweiz, одно из чудес нашего света; внизу Фан–парк «Бобровый лог»; речка Базаиха (что–то в этом роде); красивый фуникулер: легкие, длинные кресла на 4 человека, набрасывается страховочная цепочка – и паришь над всем лесистым Восточным Саяном! Я все боялась уронить босоножку, вот был бы номер.
В центре города там возле оперного театра есть статуя Аполлона на высоком постаменте и необычный бахчисарайский фонтан, длиной в квартал, изображающий Ангару с притоками, в виде аллегорических гречанок, одна краше другой, стремящуюся вниз, вниз, к аллегорическому же Посейдону–Енисею с парусным корабликом в руках; и внизу по направлению этого стремления там есть и сам Енисей. И именно к нему вечно стремится красавица–Ангара, съезжая по огромным ступеням фонтана между застывших по берегам в прекрасных позах эллинок – Бирюса, Мана, Ба… не то Бабаиха, не то Бобруиха… та, что под Саяном течет через Фан–парк «Бобровый лог».
Наконец, там был превосходный музейно – развлекательный центр с интереснейшей выставкой на три этажа, посвященной Тунгусскому метеориту. И хорошая, ироничная, умная компания местных философов.
…Закрываю глаза и вижу ту же канатную дорогу, адреналиновый, но медленный–медленный полет, а внизу змеится то, что зимой будет горнолыжной трассой. Наверху большая беседка, поворот фуникулера вспять; смотровая площадка; за хребтом, в относительной близости, сами редкие Столбы, останцы древних гор. Очень похоже на Саксонскую Швейцарию. Уже говорила? Зной… лесистая даль… воздушная высота… marvelous!
В Фан – парке увидела ни в какие ворота не полезшую картину. С высоты примерно в пол – горы мчится, заполошно подскакивая, огромный, как дом, прозрачный, довольно мягкий жюльверновский шар, явно упавший с самой вершины или с неба. Внутри беспорядочно складывается, мечется и перекатывается человек. Поближе видно, что он заключен в оболочке большого шара, как в батисфере, во вписанный шар меньшего размера, как раз по Модулору, и тоже прозрачный. Это такой аттракцион. Говорят, единственный в России (сгоряча нам сказали «единственный в Европе»). Называется как – то на «зэ», от обалдения я сразу забыла. И полно желающих!! Нет, уходит мое время! В детстве я обожала качели и карусели, бегала при любой возможности в парк культуры, как будто готовилась в космонавты; в молодости, в эпоху каратэ, я бы, конечно, не преминула, рискнула… а сейчас, увы…
Спустившись со «Столбов», мы на своих пристрелянных автобусах проехали по безотчетно понравившемуся Красноярску, пересекли по мосту Енисей и – поднялись на такой же высоты противолежащую гору. Собственно, на ней –то и видны огромные обнажения красной глины, давшие городу название. Смотровая площадка, украшенная церквушкой, знакомой любому по рисунку на десятирублевке (только теперь уже с крестом), давала замечательный обзор долины Енисея, города, гор, реки, и – далеко напротив – Столбов. Я спросила двух местных интеллигентов, видно ли отсюда то место, где мы днем были? Оба, независимо друг от друга, отвечали однотипно: Да, да, конечно! Вон, видите, далеко на той горе, немного справа – ПУПЫРЬ? Это и есть верхняя беседка канатки.
Самих Столбов не было видно с этой смотровой; они остались на противоположном склоне. Зато размах и удаль речной долины оставляли чувство гордости. Сибирь!! Вот она!
Одно мне жаль: именно в Красноярске, таком красивом, умном, гостеприимном, научная конференция фактически провалилась, и провалили ее мы. Они–то, философская общественность, ведь все собрались! Лето, отпуск, воскресенье, – нет, суббота была, ну да все равно! Помню в зале нежный женский голос: ну расскажите же что–нибудь!! А мы, сытые, пьяные, нос в табаке, обед в превосходном ресторанчике «Суриков» – (или то в Хабаровске было? – ну да ладно, это тоже совершенно все равно), с брусничным муссом, грибами и телячьей вырезкой, поездка по живописнейшим местам, куча подарков – огромный календарь, книжки, открытки, – а мы, а мы! Сначала Чумаков говорил, что Конгресс еще не осмыслен; занял пять минут. Потом Шарахшанэ рекламировал Философскую газету; семь минут, но его прервали наши же. Потом вылез невыносимый Фан со своим динамизмом. Потом все наши стали ерзать в креслах в том смысле, что пора бы и на фуршет…
Перед фуршетом был фантазийный многоэтажный не то музей, не то выставочный зал, вобщем, некий Центр с историческими декарамами, с ироничнейшей фотосессией о Сергее Ильиче Ульянове со товарищи и «дочерью Наташей», в виде пленных французов, в рванье, но улыбающихся, бродящих по сибирской тайге; все очень стильно. Ну и подборка самых разных материалов, в основном тоже юмористических, но весьма внушительных, – про тунгусский метеорит. Темный свет, яркие вспышки, странные звуки, необыкновенные картины и муляжи, музыка, вой, свист… убедительно.
Когда вышли с фуршета, стемнело, закрапал дождь, а под портиком Центра стала собираться прогрессивная студенческая молодежь. Мы постояли на прощание над набережной, да и уехали. Жаль было, очень. (Не пообщались толком, не определились на будущее… Со Славой Кудашовым только–только нормально заговорили… Хороший город для жизни, а каков он для философов?..) Потом, едучи в поезде, мы попали в такой страшный ливень, фронт какого–то циклона, что вспомнились корейские муссоны. И дальше непогода преследовала нас до самой Казани: дождь, холод, в окно дует, в Новосибирске +15°, а в Свердловске – только +12°…
В Свердловске я уже не вышла; думала отлежаться за денек. Вагоны наши отогнали в какой–то тупик, семья проводников ушла «за помидорой на базар». В тоске я провалялась в жару и ознобе все бесполезные сутки, хотя пыталась лечиться, и люди потом, жалея, приносили мне кто стрепсилс, кто каметон, кто просто аспирин… Мудрый Мустафа, например, вино принес. Но это уже были мертвому примочки. Я уже была больна.
Но двое суток в Новосибе я еще выдержала. Отель был неплохой, экс недлинный. Город большой, 2 млн., разлапистый, за некоторыми исключениями похож на второразядную некрасивую Москву. Или на разросшуюся Самару. Дождь. В центре – парк и отвратного вида бурое толстое здание, с колоннами по–гречески, но римским куполом. Я съязвила что–то по поводу ентой архитектуры и в ответ получила обиженное: знаете, это почти точная копия Венской оперы… я замолчала, но не передумала.
Зато Академгородок, конечно, понравился! В особенности сам университет. Дух академической свободы там сохранился. Шел тот же самый холодный осенний дождь; мы ехали из Новосибирска довольно долго (нас провожала милиция с мигалками, это из–за пробок), и приехали в большой лес (как говорят, с опасными по весне клещами). И в нем – коттеджики, трехэтажные здания и зданьица поменьше, хорошие дороги и магазины, выставки, впрочем, все тонет в таежной зелени. Коммуна, коммунизм братьев Стругацких! НИИЧАВО! Тили–ли, тили–ли, а дракона повезли… в институте ядерной физики 25 000 сотрудников. У них и свой полигон. Сапиентис сат. Но гуманитарные дисциплины тоже не забыты: археология, история, филология, философия, психология, социология, экономика, журналистика + восточное отделение. «За годы тяжелых десятилетий ни один факультет не был закрыт», – сказал, выступая с докладом, ректор.
Конференция была нормальная. Называлась «Переосмысливая философию науки и образования сегодня». Приехали люди из Барнаула, Горно–Алтайска, Томска, Омска и др. Выступал сначала зам. губернатора Г.А. Сапожников. Доля Сибири в России: нефть 65 %, газ – 85 %, уголь 75 %, древесина 50 % (что мне показалось мало). 45 вузов; 26 из них – государственные. 170 тыс. студентов (~150 тыс. – государственные). Экспорт: технологии и программное обеспечение, лазеры, приборы, оборудование для добычи полезных ископаемых.
