– Хилая! Мне такая не годится.

Ему предложили произвести обмен и выбрать другую, но он предпочел получить свои деньги обратно.

В тот самый день, когда от них в вечность ушла Рейхана, Элин снова выставили на продажу. На школьном дворе галдели бородатые покупатели. Бороды их были настолько косматы, что, казалось, эти люди только-только вылезли из пещер, погребенных под обломками древности. Элин скользила взглядом по лицам невольниц и никак не могла найти Амину. «Успели купить?!» – промелькнуло в голове Элин, и она быстро уткнула глаза в пол, заметив, как в ее сторону движется грузный мужик.

Больше всего Элин боялась, что рис получится либо слишком рыхлым, разваренным, либо, наоборот, что она его не доведет до нужной степени готовности и тем самым разозлит Ая́ша. Готовка – не ее конек. Даже мать однажды в шутку сказала отцу, что Элин нужно искать мужа-повара, иначе оба они помрут с голоду. «Да ты первая побежишь их спасать с кастрюлей стряпни. Твоих коронных баклажанов», – усмехнулся отец. Мать залилась смехом. Да, водилось за ней такое – добавлять любимые баклажаны во все блюда.

Элин замочила белую фасоль, чтобы сварить суп. Ужин должен быть на столе к приходу Аяша с работы. Вернется сегодня один или заявится с компанией? А наркотики станет употреблять до еды или после? И в каком настроении он сегодня будет? Что устроит ей, если у него на работе день не задался, а тут еще ужин придется не по вкусу? Выругается только или ударит? Все эти вопросы вертелись в голове Элин. Только бы не решил ее продать!

Пару дней назад она ненароком подслушала, как он обсуждал с кем-то по телефону ее продажу. Но, похоже, они не договорились, потому что за ней никто так и не пришел. Аяш запросил четыре сотни долларов, затем снизил цену до трехсот. «Клянусь Аллахом, она стоит больше. Красавица, послушная, сообразительная. Просто мне срочно нужно выйти на сделку», – бубнил он в мобильный. То, что она не умеет варить рис, он, конечно, от того, с кем торговался, скрыл.

Аяш оказался лучше остальных ее держателей. За шесть недель, что она пробыла в его доме, он ни разу не поколотил ее настолько сильно, чтобы остались гематомы. И насиловал ее он один, никому больше не предлагая. Он разговаривал с ней и даже иногда выслушивал ее.

Элин, когда впервые увидела его на торгах, пришла в ужас. Она опустила голову и следила только за ногами ходящих туда-сюда по залу. Завидев его ступни исполинского размера и подвернутые черные шаровары, она с колотящимся от страха сердцем прошептала: «Господи, только не этот. Кто угодно, только не этот».

Но он приближался. Она в панике осознала, что эти огромные ноги застыли прямо перед ней, что он стоит к ней лицом. Однако он не разжал ей рот, чтобы проверить, целы ли у нее зубы, и не стал обнюхивать, как делали остальные. «Эта почем?» – спросил он, и охранник, стоявший рядом, отозвался:

– Четыре сотни. Но для вас, почтеннейший, за полцены.

Он вынул бумажник и отсчитал две купюры. В этот момент Элин осознала, что сейчас она покинет школу и ей придется следовать за своим новым хозяином. Она пойдет за ним молча. Она уже была научена тому, что любое возражение ничем хорошим не кончается. Убедилась на собственном опыте. Привыкла молчать после побоев и унижений. К тому времени ни на ее синюшном теле, ни в душе ее не осталось живого места. Однако Элин, не сдержавшись, завыла в голос, когда увидела, как Лейла провожает ее глазами, полными слез.

Вероятно, ее новый хозяин занимает высокую должность, ведь к нему обращаются не иначе как «почтеннейший». Так в стародавние времена называли власти предержащие. Сейчас такое только в исторических сериалах разве что услышишь. Их поджидал дорогой черный автомобиль с шофером, что только подтвердило догадки Элин. Аяш уселся рядом с водителем, Элин же в выданном ей никабе, который скрывал ее полностью, если не считать разреза для глаз, устроилась сзади. Мужчины переговаривались, она же смотрела в окно и не узнавала город. Будто смотришь на страдающего на смертном одре близкого.

Мосул выглядел блеклым, как никогда безмолвным, еле шевелящимся. Улицы опустели, из магазинов не раздавалась, как раньше, музыка. Яркие светящиеся вывески были занавешены черными тряпками. Даже Тигр, бегущий под мостом, казалось, теперь не имел никакого отношения к тому, что творилось над ним.

По этим улицам, которые Элин сейчас разглядывала через стекло, она ходила раньше свободно, одетая в то, что выбирала сама. Обычно шила себе наряды по картинкам из модных журналов. Однажды на страницах свежего номера она увидела девушку в рваных джинсах и сделала надрезы на своих под коленками. Такое было в диковинку в их деревне, поэтому мать, заметив дырки, подумала, что брюки совсем износились, и взялась их штопать… А в этом переулке Элин всегда покупала ткани, нитки и пуговицы. Сюда приходили закупаться портнихи, а также сапожники. Всякого рода мастера искали тут в лавках необходимые им мелочи. Тут же на месте можно было отремонтировать все, что угодно. Мастеровые занимали каждый метра два-три на тротуаре, им нужны-то были только стол, стул и лампа. В народе до сих пор эту улицу звали улицей Короля Га́зи[4], хотя официально она была сколько лет как переименована в улицу Революции[5]. Элин и не ведала, кто такой король Гази. Но ее соседка Шайма как-то раз сказала ей, что король этот был настолько кичлив и вздорен, что однажды, когда ему было лет шестнадцать, пролетел в своем аэроплане над зданием своей альма-матер бреющим полетом, так низко, чтобы однокашники увидели его на этом, как называли его машину англичане, «ковре-самолете».

Знакомые Элин магазины одежды. Только манекены в витринах задрапированы в никабы, как и она сама. Теперь она похожа на них. Единственное отличие – они не продаются. А она – да. «Никаб – чистота и скромность!», «Вместе вырастим прекрасное дерево Халифата!» Огромные щиты с лозунгами привлекли внимание Элин. А буквально через какие-то метры несколько раз подряд от руки на стене было выведено так жирно, что читалось издалека: «Люблю тебя, Надия!» Элин представила, как влюбленный юноша выражал свои чувства на бетоне, с какой нежностью он выводил имя девушки, проговаривая его про себя. Оставлял ли он эту надпись, чтобы разбавить строгость и серьезность тех лозунгов? Либо специально как можно жирнее и корявее исписал этой наивной фразой стену, чтобы на ней не осталось больше места? Или это какой-то обезумевший от любви? Неожиданно размышления Элин прервал голос Аяша. Он выкрикнул из окна автомобиля какой-то женщине на тротуаре: «Эй, ты! Спрячь волосья под платок!»

Знакомые улицы остались позади, как и прежняя жизнь Элин. И никакой возможности управлять собственной судьбой у нее уже не было. Руль, чтобы повернуть все вспять, был не в ее руках. Но Элин была уверена: она воспользуется первым же подвернувшимся шансом. Отыщет лаз в стене и убежит к родным. Голос Аяша опять прервал ее мысли: он резко скомандовал водителю остановиться. Аяш вышел у рынка Пророка Юну́са[6] и направился в торговые ряды, где продавали женскую одежду. Один из продавцов беседовал с покупательницей, но, когда рядом возник Аяш, он замолк, переменился в лице, перестал улыбаться и заметно встревожился. Элин не было слышно, о чем они переговаривались. Очевидно, что владелец магазина был чем-то напуган и о чем-то умолял. Аяш игнорировал покупательницу. Она же бросила вещь, которую пыталась сторговать, и поспешила покинуть лавку. После из разговора Аяша с водителем Элин поняла, что он сделал продавцу предупреждение. Того уже второй раз застают на непозволительно близком расстоянии от покупательницы. А за это полагается двадцать пять ударов плетью.

– Он помимо прочего с ней так щебетал, «дорогушей» называл, – добавил Аяш.