Капли дождя барабанят по окнам и подоконнику. Порыв ветра врывается в комнату, подкидывая занавески и напоминая о том, что я не закрыла окно. Через пять минут вода побежит тонкой струйкой вниз, образовывая лужу на полу. А через полчаса соседка взорвётся визгом, проклиная меня за невнимательность, хотя прекрасно знает, что мне абсолютно плевать на неё и эту вшивую академию.

Самый большой самообман считать это место элитным заведением для избранных семей, а её выпускников опорой общества и чёрным кардиналом государства. Кто мы? Шпионы Ирминта, диверсанты, убийцы, властители судеб или жалкие марионетки в чужих руках?

Нас учат хладнокровию, жестокости. Я знаю, куда вонзить кинжал, чтобы противник умер быстро, не успев вскрикнуть. Стиснув зубы, терплю удары, не вздрогнув от вонзённого ножа под рёбра, продолжаю вести бой, потому что проигрыш равен смерти. Одни с восхищением называют нас «чёрными тенями», другие боятся найти наш взгляд в толпе. Мы могли бы гордиться такой славой, да только наша жизнь принадлежит академии и президиуму.

Родители отдают отпрысков учиться, нахваливают статус и возможности семейства, но в действительности они избавляются от нас. В тринадцатилетнем возрасте мы поступаем в академию, обучаемся на протяжении восьми лет, одиннадцать месяцев в году. А по окончанию отправляемся на задания без возможности связаться с родными. И в конце умираем, отдав долг государству – никто не возвращается домой живым. Да нас и не ждут. Кто станет ждать смертника? Поступают ли так любящие родители?

Я своих ненавидела с детства. «Сиди прямо, Эмирия», «Не улыбайся», «Сдерживай эмоции», «Ты такая страшная, Эмирия, за что тебя держат в академии?». Каждый год вижу отвращение на их лицах, когда возвращаюсь домой, а мой отъезд приносит им облегчение.

Ногти впиваются в плоть собственной руки, причиняя боль, а на лице появляется натянутая улыбка. Вот причина моих бед – улыбка. Какие бы эмоции я не ощущала – всегда получается ухмылка. Кому интересно слушать историю девочки с ассиметричным ртом, когда можно навесить ярлык «странная» и отбросить в сторону подобно отрепью. Меня заклейми за то, что изменить нельзя. Этот дефект не шрам, полученный от падения, не ожог от огня. Так в чём же моя вина? За что меня ненавидят родители и общество? Я устала жить, не имея возможности изменить судьбу. Старания рассыпаются пухом по ветру из-за малейших ошибок.

Единственная причина, по которой я здесь – Герет, мой брат. Какой бы паршивой занозой он не был – я дорожу им и не намерена оставлять одного. Только смерть способна нас разлучить, а гнусным людишкам это не под силу. И у меня только один шанс остаться с ним – стать лучшей в выпуске. Тогда смогу выбрать место будущего задания и поселиться рядом. Пусть нам нельзя будет общаться – это против правил, чтобы случайно не выдать других. Но я смогу видеть его, буду знать, что он в безопасности. А в случае обратного – вмешаюсь и спасу его. Пусть меня убьют за это, зато он останется жив. Моя жизнь давно не имеет смысла и мне не принадлежит.

А что до родителей? Я хочу увидеть, как они корчатся от боли в луже собственной крови. Они сделали нас рабами гнусной системы. Внушили ложные идеалы и заставили беспрекословно подчиняться людям, личности которых никому не известны. Кто правит президиумом? Откуда они и что им нужно? Никто не знает. Даже не известно сколько их. Один? Трое? Десять? Они спрятались, руководят из тени, чтобы их не нашли и не покарали за содеянное. И никакая революция их не уничтожит, зато умрут другие – пешки.

Кровавые реки польются по коридорам академии и потопят былое величие, а костями «идеалистов» будет выстелена дорога в Пустошь, на остров забытых и брошенных. Но даже тогда справедливость не восторжествует. Их место займут новые «освободители», что будут тиранить народ не хуже прежних. Вливая в головы народа очередную чушь про свободу, равенство и лучшую жизнь. Нужно только потерпеть пару лет, и люди не заметят, как эти годы станут десятилетиями и всё будет как прежде.

Но я отвлеклась. Раз Вы здесь значит, Вам интересна история моей смерти. Присаживайтесь поудобнее, я расскажу, как прогнило общество, как внимая сладким речам про свободу и равенство, мы отправились на войну. Как борьба за собственное выживание сделала нас злодеями.

Был ли у нас выбор? Я не знаю. Ирония человеческой жизни в том, что нам доступен только один вариант судьбы, а все альтернативы – домыслы, что не имеют ничего общего с реальностью.

В тренировочном классе тридцать три студента, включая меня. Трое не доживут до начала пятого курса – кто-то убьёт себя сам, кому-то помогут родители после отчисления. Каждый год мы теряем пятерых, таковы правила, пока нас не останется десять человек. Только десятерым будет позволено покинуть академию и отправиться на священную миссию по удержанию мира в Эмнезии. Именно такую чушь вливает нам в головы президиум, считая чёрных теней элитой и опорой галактики. В действительности они упиваются собственной властью, контролируя другие государства. А наша роль – послушно выполнять приказы.

Для этого нас тренируют, для этого каждый день Норвил Джингс входит в кабинет и испытывает наши тела на прочность. А мы, как воспитанные щенки, внимаем всем его командам.

Он внимательно рассматривает присутствующих, планирует кого поставить в круг. Опять будет внушать нам, что «размер противника не имеет значения, если правильно распределить силу». Но в пример поставит неповоротливого Боба и шуструю Британи. Она загоняет его и, воспользовавшись усталостью, уложит на лопатки. Равноценный выбор, мистер Джингс. Боб может колотить только боксерскую грушу, что не способна двигаться. Перед каждым ударом он напрягает всё тело – предсказать его действия может любой полоумный.

– Мисс Силити, выйдите вперёд. – Норвил сверлит меня карими глазами. Он сжимает челюсть, из-за чего скулы становятся острее. Бровь ползёт вверх, добавляя морщин на лбу. Ему чуть больше пятидесяти, но благодаря подтянутой фигуре, выглядит моложе. Если уберёт седину, сможет притворяться тридцатилетним. На нём преподавательская форма: бордовый костюм пошит из плотной, матовой ткани, на манжетах и стоячем воротнике, что застёгивается внахлёст, вышивка из нитей золотого цвета. На одежде нет карманов, клёпки и молнии скрыты планками – простота и строгость в одном флаконе отличительная черта формы.

Делаю шаг вперёд, проведя рукой по гладкой ткани комбинезона, что спереди застёгивается на молнию. Белокурые волосы собраны в тугой хвост, чтобы не лезли в глаза во время боя. На мне нет украшений, любимые портупеи остались в спальне, чтобы за них нельзя было ухватиться. Я максимально готова к поединку, не считая роста и хрупкого телосложения. Сложно биться с тем, кто вдвое больше тебя.

– Мистер Дригли, Вы тоже.

Он указывает на парня, что на голову выше меня, плотного телосложения. У него крючковатый нос, кончик которого завален вправо – следствие частых переломов. Тёмные волосы густыми прядями свисают на глаза, из-за чего он часто дёргает головой.

– Но мистер Джингс она мне не противник – я уложу её в два счёта. – Юноша морщит нос, выпячивая губы.

– Если Вы не боитесь возмездия. – На лице наставника мелькает ухмылка, а в его глазах блеснул озорной огонёк, словно он задумал что-то коварное.

Уголок моих губ дёргается и ползёт вверх, пытаюсь вернуть его на место, но нервная улыбка пробивается наружу, лишая меня хладнокровия. Мне не нравятся выглядеть слабой, когда к моим достижениям пририсовывают Герета, обесценивая мой вклад. По словам Норвила – я выигрываю только из-за того, что остальные боятся брата и поддаются. А как же тренировки после занятий и в выходные дни? Полученные синяки, стёртые в кровь ступни? Я делаю больше, чем остальные.