– Да, это я ошибся, – удручено промычал он, ещё раз перечитав нужное место в документе. – Понимаете, моё сознание ассоциировало возраст вашей дочери на сегодняшний день, – растерянно и сбивчиво стал он объясняться, судорожно перебирая исписанные листы пожелтевшей от времени бумаги. – Посчитал, что ей 22 года. Но это сейчас ей столько. А я неосознанно перенес этот возраст на то время. Я никогда не вёл столь давние дела. Так, значит, она была такой маленькой? Зачем же в неё стреляли? Как можно было в такую кроху стрелять?

Хозяйка с удивлением наблюдала чудачества молодого следователя. Он тоже осознал неадекватность своего поведения.

– Знаете, что? – решился он кардинально разрулить нелепую ситуацию. – Давайте я перенесу свой визит к вам, скажем, на завтра. И за время до новой встречи мы с вами подготовимся более тщательно, чтобы разговор у нас получился максимально продуктивным. Я дополнительно изучу документы, а вы в свою очередь хорошо всё припомните. А сейчас без предварительной подготовки и вам тяжело, и мне неловко.

На улице Жаров надеялся поскорее прийти в себя и, оказавшись там, поспешил скорее удалиться от дома, чтобы актриса Тёмина не смогла слишком долго наблюдать за ним из окна. Этот нелицеприятный казус, смешал его планы и подпортил настроение. Начало расследования пошло натуральным комом, если применить блинную аналогию.

У соседнего дома он сел на скамейку около подъезда, чтобы успокоиться и обдумать план дальнейших действий. Впрочем, полного уединения не получилось. На противоположной скамье двое мужчин вели громкую беседу и мешали Леониду сосредоточиться. Один из них в расстёгнутой рубашке и фуражке капитанке, указывая на противоположное их дому здание, искренне возмущался:

– Вот какое строение загробили. Здесь у ПТУ был актовый зал и спортивный. Столовая! А теперь вон травой всё поросло. Половину окон выбито.

– И что хорошего тогда было? – его собеседник, наоборот одетый очень аккуратно, гнул свою линию. – Я помню выпрутся на крышу и на гитарах играют электронных. В барабаны бьют. Репетируют! Шум – спать невозможно.

– А, теперь тебя значит всё устраивает. Наслаждаешься тишиной и разрухой! Спишь сладко!

– Да сплю! А ты сейчас не можешь уснуть, а тогда дрых потому, что не просыхал. И окна твои на ту сторону, а мой балкон прямо на уровне крыши с гитаристами. Выйдешь покурить, что на трибуну концертного зала.

Накал беседы всё более нарастал и Жарову пришлось сменить свою диспозицию. Он бесцельно побрёл между домами. Некоторые здешние места пробуждали всплески воспоминаний о его школьной молодости. Вот в этом проходе между домами его когда-то зажали местные пацаны. Это была враждебная территория для его друзей ровесников. Иногда они прорывались сюда со своего родного квартала, но такие вылазки не всегда завершались благополучно. Здешние отличались агрессивностью и кадрить девчонок из этого района отваживались только очень влюблённые или безбашенные смельчаки. Ещё здесь находилось ПТУ, в котором имелся хороший вокально инструментальный ансамбль. Видимо, именно его вспоминали те двое мужчин у подъезда. Посещение танцев в спортзале училища тоже был тот ещё экстрим, часто заканчивавшийся стычками теперь уже с бурсаками. Так называли в ту пору учащихся ПТУ. Жарову инстинктивно хотелось поскорее покинуть эти места, но возвращаться домой было ещё слишком рано. Опять могли возникнуть разборки с мамой, при том на самом, что ни наесть, ровном месте. Придется дальше вести это чёртово расследование хоть каким-то образом.

У выхода из придомовой зоны к остановке ему вновь посчастливилось столкнуться с той симпатичной и горделивой девушкой из автобуса. Лёня вновь осмелился заговорить с ней:

– Девушка, вы не хотите пойти со мной в театр?

– Я в театры не хожу, – буркнула она даже не остановившись.

– А, мне вот приходится, – констатировал Лёня вполголоса больше самому себе, чем приглянувшейся незнакомке

Прибыв в театр, он первым делом обратился к администратору женщине лет сорока приятной ухоженной наружности. На предъявленное удостоверение она среагировала согласно своей должности.

– Вы по поводу билетов. У вас групповое посещение или личный интерес.

– Личный.

Он положил перед ней архивный список и попросил отметить тех, кто ещё работал в этом очаге культуры на данный момент. Получив задание не свойственное её обычным рутинным обязанностям, администратор принялась за работу с заметным энтузиазмом. Она быстро проштудировала документ, выставляя минусы и крестики против фамилий. Лицо её не выражало никаких эмоций, лишь только в одном месте списка она среагировала с человеческой ноткой в голосе.

– Тётя Лиза. Я у неё дела принимала.

Крестиков оказалось меньше и Жаров вздохнул с облегчением.

– А, эта тётя Лиза ничего вам не рассказывала о прежних служителях Мельпомены?

– Чего?

Такая колхозная реакция административного работника столь культурного заведения, заставила Жарова чуть ли не отшатнуться.

– Я интересуюсь: могу ли я застать кого-либо, из отмеченных крестом, в данное время? Признаю, пришёл слишком рано.

Администраторша ещё раз взяла в руки список и пробежала его глазами.

– Вот Селиванова и Кондратьева. Эти две старые коряги сутками тут крутятся. Видно, боятся, чтоб их не поперли.

– Где их можно найти?

– Давайте я вас проведу, а то тут новому человеку легко заблудится. Я поначалу блуждала, как в лабиринте.

За кулисами театра оказалось очень интересно. Жаль, что преступления в таких местах случаются крайне редко. Находится здесь гораздо приятнее, чем бродить по притонам и врываться в бандитские малины.

По дороге администратор в роли проводника небрежно поинтересовалась без малейшей тени преклонения перед служительницами муз:

– И зачем вам эти две мымры понадобились? Что вы хотите от них добиться?

– Они могут оказаться свидетелями очень резонансного преступления пятнадцатилетней давности.

– О! Эти могут, – съязвила администратор. – Они и преступление могут совершить самолично. У них языки, что кинжалы диких горцев. С ними не зевайте. Зарежут.

Такая характеристика будущих собеседниц не очень ободрила Леонида следователя. Ведь у него ещё не было опыта контактировать с представителями культурной прослойки такого ранга. Он всё больше сталкивался с людьми низкого статуса. А, тут такой интеллектуальный скачок или напротив робкий шаг на территорию богемы. Эти заумные слова в мозгу сразили его самого. Он что становится похожим на своего шефа Бирюкова? По крайней мере, в стилистике речи. Это, честно говоря, не радует. Хоть бы изо рта ничего подобного не выскочило, а переваривалось только умственно.

Двух пожилых актрис они отыскали в одной из гримерок. Невежественная администраторша, выполнив свою Сусанинскую миссию, оставила их одних. Жаров не забыл её слова в адрес ветеранок сцены, но тут же посчитал, что столь негативный отзыв совершенно не соответствует действительности. Ему старушки показались совсем не бойкими и даже очень милыми. Служительницы Мельпомены со стажем в свою очередь очень удивились появлению в их пенатах представителя правоохранительных органов. Хотя на объект интереса следователя среагировали довольно живо.

– Тёмину? Вера, ты помнишь такую?

– Эта та, что в Москву уехала?

– Да, никуда она не уезжала. У неё ребенок заболел.

– Из-за ребёнка пренебречь столицей!

– А вы знаете, чем он заболел? – забросил Жаров вопрос с непростой наживкой.

– Чем-то серьезным. Работать она больше не смогла. Я думаю, то был паралич. Дитятке требовался постоянный уход. Сами понимаете, когда человек прикован к постели.

– Она что к вам больше никогда не приходила?

– Приходила, наверное. Но ведь это было так давно.

– А, я её ребёнка вспомнила, – осенило вдруг ту, что была Верой. – Девочка! Маленькая такая. Она её часто с собой в театр таскала. Мужа у неё не было и родственников никаких. Оставить не с кем и в садик не сдашь. Мы ведь в театре часто допоздна. Особенно в выходные, когда детсады не работают.