Подполковник замялся, нервно ёрзая на своем кресле.

– Ты же знаешь, он Лапин под меня копает. Ты хочешь такого начальника вместо меня? Можешь не отвечать. Но если ты мне этого стрелка добудешь из небытия, – он похлопал рукой по папке, – то у меня будет козырь. Дело, которое сейчас расследует Лапин достаточно важное. Если он его раскрутит самостоятельно, то там, – он указал пальцем вверх, – это заметят, а меня под белые ручки проводят. А так, с твоей помощью, я выложу им преступника, как кролика из шляпы фокусника. Умою этого резвого. Понял?

– Смогу ли я тягаться с майором? – Жаров был не в восторге от такой перспективы.

– Он о том давнем деле ничего не знает. Не переживай. Ты с сегодняшнего дня отправляешься в отпуск, чтобы здесь на службе не светиться, и чтобы ничто тебя не отвлекало.

– Товарищ подполковник, мой очередной отпуск только в декабре.

– Перенесём. В заявлении укажи повод поосновательней. Похороны там или свадьбу. Нет, лучше всё-таки бракосочетание. Не будем кликать беду. Садись пиши прям сейчас тут у меня в кабинете. Я сразу завизирую. Бумага есть?

Жаров утвердительно кивнул, доставая из своей папки чистый лист, заготовленный совсем по другому поводу.

– Невеста-то у тебя имеется? – поинтересовался между тем начальник. – У такого бравого офицера должна быть.

– Есть, – еле слышно подтвердил Жаров.

– Как зовут?

– Гала. То есть Галя. Галина…

– Вот и будет вам счастье с моей лёгкой руки.

Вид Бирюкова в этот момент полностью соответствовал выражению «самодовольство», а точнее «самодурство».

– Запомни, сынок, под Лапиным о марше Мендельсона придется позабыть. Он вам спуску не даст. На службе сгниёшь. Любая невеста сбежит, если видеть тебя будет лишь на портрете. Так что старайся, помогай мне обеими руками. Рой землю, докопайся до сути.

Жаров протянул написанное заявление. Лист бумаги подрагивал в его руках.

– Моему начальнику отдела Прохорову следует доложить? – уточнил он.

– Ни в коем случае, – Бирюков размашисто подписал документ. – Сюда ни ногой. Телефон я твой узнал, адрес тоже. Звонить буду я. Если возникнет необходимость личной аудиенции, укажу тебе место встречи.

В этот миг, принимая в руки папку архивного дела, Лёня явственно прочувствовал серьёзность момента. Если шеф удосужился узнать даже его домашний адрес и телефон, значит, напряжение на карьерной лестнице их конторы действительно высокое.

Благодаря протекции начальника отпуск Жаров оформил быстро и сразу же поспешил покинуть опостылевшее учреждение. Хотя, согласно народным традициям, которые неукоснительно соблюдались и в ихнем вертепе правопорядка, он обязан был проставиться коллегам от радости, что не будет видеть их целый месяц. Сам Жаров алкоголь не употреблял, но в прошлом году кое-как исполнил свой долг. Пиршество вышло так себе. Вспоминать его особо не хотелось. Прохоров отвёз всех на машине в свой гараж. Там и расслабились. Всё клонилось к полному безобразию, но до апогея дело не дошло. Виолетта пищала так, что на шум прибежала супруга Прохорова и разогнала гоп компанию самым жёстким методом. После товарищ майор доходчиво объяснял своим подопечным, что гараж рядом с домом – удобство очень даже сомнительное.

В нынешней ситуации сервированная поляна для ритуального омовения столь важного события никак не просматривалась. Наоборот, у Лёни появилось ощущение, что он ступил на тропу ведущую в самые густые дебри.

Ранее возвращение домой всполошило маму. Она выпорхнула из кухни навстречу сыну в прихожую с возгласом, вырвавшимся из самого сердца:

– Что случилось, Лёнечка?

– Мама, – скривил свою физиономию сынок, – на моей оперативной службе предусмотрен ненормируемый рабочий день. Я могу день проваландаться без дела, а если вдруг потребуется, то и в отпуске работать.

Он уже готов был признаться, что именно сейчас и возникла такая ситуация, но попридержал язык. Он ещё не решил, что ему выгоднее.

– Я подумала: вдруг тебя ранили, – попыталась оправдаться мать, но совершенно неуклюже.

– Убили! – совсем уже гаркнул Лёня. – Наповал! Я стал зомби. Притом голодным и злым.

– Сыночек, я ещё не успела приготовить ужин.

– Ладно. Я подожду. Поработаю пока у себя в комнате.

В спальне он плюхнулся в своё любимое кресло и раскрыл папку архивного дела. Почти сразу же он услышал звук телефонного звонка. Инстинктивно глянул на часы, фиксируя время произошедшего события. Сработала вредная милицейская привычка.

– Лёни нет дома, – раздался мамин голос из прихожей, там располагался их телефонный аппарат.

Жаров сразу догадался, кто звонит. Через минуту мать заглянула в комнату сына и полностью подтвердила его предположение.

– Твоя телефонировала. Доложила, что сегодня не придёт. Её попросили за племянницей присмотреть, – в голосе женщины сквозила откровенная неприязнь к объекту разговора.

– Ты опять соврала? – укорил её сын. – Я ведь дома.

– Для неё тебя никогда нет дома. Запомни. И в моём сердце нет места для неё.

Леонид промолчал. Он уже давно сложил руки в бездействии перед этой непримиримой конфронтацией двух дорогих для него женщин.

Сразу расхотелось углубляться в макулатурную составляющую, полученного задания. Через силу он снова раскрыл папку. Документов в ней оказалось много, но в основном двух категорий: опрос жильцов и экспертизы по баллистике.

Через полчаса он устало откинул голову на спинку кресла.

– Какая муть, – пробормотал он. – Полнейший глухарь. Может это подстава, чтобы меня быстрее выпереть из органов. Внутренних, – это слово он почти прорычал. – Ну, и славненько. Флаг им в руки.

За ужином Лёня поинтересовался у мамы:

– Ты случайно не знаешь актрису Тёмину?

– А, в каком фильме она снималась?

– Мама, Людмила Тёмина актриса нашего драматического театра.

– Так про наш театр тебе самому лучше знать положено. Я там уж сто лет не была.

– Мама, тебе всего пятьдесят девять. И скорее всего лет пятнадцать назад ты посещала культурно просветительские заведения подобного рода.

– Ой, я и тогда никого там не знала. Нет, нас иногда заставляли на заводе ходить в театр в массовом порядке, но многие наши девчонки еще по дороге сбегали.

– Ты тоже, я так понимаю?

– Нет, что ты. Я послушная была. Мне даже нравилось. Но когда это было, а тебя небось современные интересуют.

– Мне нужны как раз пятнадцатилетней давности.

– Зачем тебе такие старые?

– Мама, я всё-таки следователь. Они мне нужны не для автографа или флирта.

– Извини, я подумала, это личный интерес. Ты же понимаешь, не нравится мне твоя Галка. Уж лучше актриса, чем эта твоя крохоборка.

– Мама, ты опять.

Растущий накал их разговора погасил внезапный телефонный звонок.

– Вот ведьма, чувствует, что про неё разговор, – сразу же взъерошилась Жарова старшая. – Иди разговаривай сам. Не вынуждай мать снова лгать.

Когда Леонид взял трубку, то услышал вовсе не женский голос. Звонил начальник его отдела майор Прохоров.

– Ты, что же это жених! – он буквально орал. – Свалил по-тихому! Не проставился! Ладно отпуск, чёрт с ним! Но если со свадьбой кинешь, мы тебе этого не простим! Устроим тебе брачную ночь в камере предварительного заключения! И праздничный стол накроем, где центральным блюдом стола будет большая алюминиевая миска тюремной баланды! Мы это могём, не сомневайся!

– Какая же свадьба без праздничной баланды! Одобряю и жду!

Лёня резко бросил трубку на место.

– Свадьба? – в прихожую с неимоверной скорость телепортировалась мать.

– Мама, я просто подал заявление… – Лёня тут же осёкся, вспомнив, что не хотел пока что обнародовать историю с отпуском.

– Заявление! – мать охнула старой совой, ухватившись рукой за сердце. – Ой, я сейчас упаду! Сынок, дай матери руку.

Тот не прореагировал, и женщина действительно оказалась на полу. Но не упала резко, а осела, как подтаявшая снежная баба.