– Хорошо, Людмила Георгиевна, – тут же нарушил приказ вежливый опер, – я хотел бы у вас уточнить кое-что, упущенное вчера. Вот вы говорили о некоем Тёме. Вы его хорошо знали?

– Ну, как все, – она явно не ожидала разговора в этом направлении. – Он хоть и молодой, но специалист был хороший. Если что нужно по дому сделать или починить, он никому не отказывал. Он и у меня бывал, и у Веры, наверное.

– Вера, к тебе Тёма приходил что-нибудь делать?

Напарница актриса увлечённо демонстрировала Гале элементы актёрского грима и прореагировала вскользь:

– Какой Тёма?

– Ой! Да ну, тебя!

– А, у Тёминой он бывал чаще? Правильно я понимаю? – Жаров концентрировал разговор на более собранной собеседнице.

– Да, он ведь ещё девочку её опекал. Мои дети тогда уже постарше были. Мне от него подобная помощь не требовалась. Да и не водила я их в театр так часто. Было с кем оставить.

– А, вы не знаете, где он сейчас?

– Понятия не имею. Вы поинтересуйтесь у его коллег. Мы ведь труппа взаимодействие с технарями у нас тудым-сюдым.

– Чтобы найти этих коллег придётся ещё постараться. В нынешнем составе никого с тех времён не сохранилось. Вот список, – Жаров развернул одну из бумаг. – Посмотрите, может кого вспомните из персонала. Творческих работников пропустите и начните вот отсюда.

‒ Вот он Тёма, – сразу же ткнула пальцем Людмила, – Артём Иванов.

– А, разве не Шнейдер?

– Шнейдер? – выпучила глаза Людмила Георгиевна. – Почему Шнейдер? Я же вам говорю: Артём Иванов.

– А, вот смотрите ниже фамилия Шнейдер, – раздражённо ткнул пальцем уже Лёня.

– Так это Шнайдер Соломон Иванович. Светотехник. Он уже умер.

– Боже, что у вас тут творится, – Жаров занервничал. – Бардак какой-то! Артём Иванов! Шнайдер Иванович! Ладно, пошли дальше.

–Вот этого помню. Толик Швецов. Пренеприятный тип. Грубиян и хам. Работник сцены. Мы репетируем, а он рояль, скажем, передвигает и поливает нас по чём зря. Бездельники, тунеядцы, паразиты на теле народа, гнилая прослойка и всё в том же духе. Представьте ему всё сходило с рук. Начальство его терпело. Он был силён, как бык. Им крепкий работник был важнее раненной души артиста. Сейчас бы его попёрли в два счёта, а тогда «пролетарии всех стран соединяйтесь». Терпели, наверное, чтобы безработицы в стране не было. Хотя если отбросить его лексикон в сторону, парень он был неплохой. Мебель перевезти на любой этаж без проблем. Этого вот припоминаю Барышев, – двигалась она по списку дальше. – Тоже тот ещё экземпляр. Одежда у него была хуже, чем из нынешнего секонд хенда. Специалист: принеси-отодвинь, подмети-подвинься. Кстати, если уж вы Тёминой занимаетесь, то этот типчик был в неё влюблён. Помнишь, Вера. Прямо боготворил её. Когда она на сцене, он спрячется за кулисами и смотрит, смотрит…

– А, она об этом знала?

– Конечно, и ей это ужасно не нравилось. Но не потребуешь же у начальства: увольте этого работника, а то он на меня слишком пристально смотрит. Сторонилась его по максимуму. Так следующий Андрей Тупота. Этого не запомнить нельзя. Генеральский сынок. Его папа к нам в театр устроил, чтобы от какого-то преступления скрыть. Потом в армию спровадил куда подальше. Тоже мне нашёл место для сокрытия мажора уголовника. Под святой алтарь искусства утаил своего отпрыска подонка. У нас лично для него и работу придумали. Надевать и снимать чехлы на кресла в зрительном зале. Сейчас их не применяют, а тогда мебель берегли. Но вот на него Толик Швецов не кричал, что он паразит на теле народа. Потому что водку с ним пил на генеральские шиши.

Людмила Георгиевна разошлась в своих воспоминаниях не на шутку, но на следующем персонаже списка прямо растаяла.

– Вася Щербаков. Васенька. Наш Васенька. Электрик с завода. Он у нас на полставки подрабатывал. Вот уж актёр! Нам не чета. Самородок! Как начнет травить свои байки, заслушаешься. Мы ему проходу не давали. Только завидим: Васенька расскажи что-нибудь весёленькое.

– Лёшенька, не пора ли домой, – в тон разговора толкнула Жарова Гала, к тому времени уже изрядно заскучавшая.

Всё убранство гримерки с подачи Веры она успела изучить и почти зевала.

Пришлось прощаться, но Лёня застолбил у актрис ещё одну встречу на всякий случай. Гала на контакты с такими старым кошёлкам реагировала без лишних ревностных нервов.

На улице Лёня попытался уколоть её, и вместе с тем подчеркнуть свои Наполеоновские способности: вершить несколько дел одновременно и контролировать суть параллельных разговоров, протекающих в одном помещении.

– С Пикертоном то, – спародировал он её, – лоханулась, леди?

– Да знаю я кто такой Пинкертон, – она подчеркнула своё правильное произношение сложной фамилии иностранного сыщика, проговорив её по слогам. – Ты что не заметил, главную суть её вопроса неприятную для меня в тот момент? Чем ты сейчас занимаешься? – продекламировала она. – Вот и пришлось дурочку включать.

Жаров был сражён. Вот за эту непредсказуемость он вероятно её и любит.

Чт. На следующее утро Бирюков опять узрел Жарова на остановке. От раздражения даже из автомобиля не стал выходить.

– Ну? – спросил почти с угрозой после приветственного кивка головой.

– Генерала нужно одного найти. Вернее, его сынка.

– Кто?

– Фамилия у него чисто генеральская – Тупота.

Бирюков отреагировал молниеносно.

– Знаешь часть, которую у нас ликвидировали два года назад. Так он нею командовал, а теперь там какие-то склады приватизировал. В аренду их собирается сдавать. А каким он боком к нашему делу? Думаешь оружие попало в руки стрелку с его помощью?

– Типа того. Сынок его работал в театре разнорабочим. По слухам, папашка упрятал его туда, чтобы скрыть от преследования за некие правонарушения.

– Связь какая-то призрачная, но попробуй копни ещё и в том направлении.

Бирюков уехал, озадачив своего подчинённого. Честно говоря, Жаров интересовался Тупотой, совсем в ином смысле. Он рассчитывал, что тот смог бы помочь в поиске Артёма Иванова. Но версия причастности самого генеральского отпрыска к стрельбе по балконам, показалась молодому следователю не лишённой логического основания. Он решил, что перед тем, как отправиться в заброшенную воинскую часть на краю города, будет полезно ещё раз посетить семейство Тёминых. Благо при таком затворническом образе жизни, застать их дома не представляло проблемы.

Елена Сергеевна не удивилась очередному визиту следователя и безропотно провела посетителя на свою кухонную вотчину.

– Скажите, когда раздался тот злополучный звонок, – Жаров решил разговор начать издалека, чтобы растормошить память хозяйки перед более важной серией вопросов, – почему вы удивились тому, что к телефону позвали Шнайдера? Ведь у вас театре числился сотрудник с такой фамилией?

– Разве?

– Осветитель Соломон Иванович.

– Так Соломон Иванович Шнайдер, а в трубке потребовали Шнейдера.

– Вы запомнили столь незначительную разницу. Удивительно. Интонацию вы тоже зафиксировали в памяти столь же отчётливо? Вы только что произнесли слово «потребовали».

– Да, голос в трубке звучал жёстко. Шнейдер у вас? Так это прозвучало. Строго.

– Голос был мужской или женский?

– Мужской. Хотя скорее он принадлежал молодому мужчине. Тембр был соответствующий.

– Вам тогда не показалось, что вы его уже слышали?

– Нет.

– Кто-нибудь из работников театра не мог быть обладателем подобного голоса?

– Нет, что вы. У меня музыкальный слух.

– Например, Тупота Андрей Викторович.

– А, кто это?

– Тогдашний работник вашего заведения. Как раз молодой парень. Он занимался чехлами в зрительном зале. Одевал их и снимал по мере надобности. Вот такую важную миссию он выполнял, а вы не в состоянии его припомнить. Хотя, разницу в одну букву между двумя фамилиями прекрасно сохранили в закоулках мозга по прошествии пятнадцати лет.

– Судя по вашему тону, вы мне не верите, молодой человек?