– Когда ты поговоришь с моим отцом? Я намекала ему, и он не будет противиться нашему браку.

Фабиан не помышлял о женитьбе. Он никогда и никому не давал обещаний и пресекал подобные разговоры на корню, но сейчас решил не огорчать девушку.

– Я приеду, и мы вернемся к этому вопросу.

– Надолго ты уезжаешь?

Ответом ей стал поцелуй, лёгкий и целомудренный. Который намекал не на скорую встречу, а на окончательное расставание.

Фабиан припомнил какие сочные у Инэс губы. Но видение вмиг померкло, и перед глазами вдруг встал образ Мириам. Интересно, кто-нибудь успел уже сорвать этот цветок?

Легкий ветер покачивал яркие бутоны и разносил аромат по залитому солнцем саду. Стрекот цикад изредка уступал переливчатым трелям птиц. Эллиан устроилась на широком подоконнике в малой гостиной, наблюдая за полетом пестрых бабочек. Лучи заходящего солнца играли в длинных локонах медными переливами. Тонкий кремовый шёлк платья облегал стройную фигуру и ниспадал мягкими волнами до самого пола. Она уж позабыла как давно не выходила. Сильвы могут покидать свой мир только в отведённый им период. А Эллиан лишили привилегии выходить даже за пределы дворца. Сделали пленницей двора Ве́лен.

Не так давно в Амара́нте правили четыре двора, каждый из которых соответствовал своему времени года. Но однажды двор зимы Ми́динвейрн пал, и его обязанности разделили другие. Первый зимний месяц достался двору осени – Ве́лен. Второй и третий зимние месяцы отошли двору весны – Бирк, который в свою очередь отдал права на последний весенний месяц двору лета – Ми́дейт. С той поры в мире людей редко идёт снег, и почти не бывает холодов. Тем не менее Эллиан завидовала людям, которые могут наблюдать круговорот года и любоваться всеми его красками. Да, век их недолог, и время течёт быстрее, но тем ярче их жизнь и острее ощущения.

Дверь неслышно отворилась, и в комнату впорхнула взъерошенная девушка. Она походила на мальчишку в свободной тунике поверх трико, облегающих длинные, худые ноги. Между коротко стриженных, огненно-рыжих прядей торчали острые лисьи уши. Гостья присела рядом и выжидающе посмотрела на сильву.

– Какие новости, Та? – равнодушно спросила Эллиан, не отрывая взгляда от цветущего сада.

– Самое время вернуть Ма́ри домой.

Это имя снова напомнило Эллиан о матери, лица которой не могла вспомнить как бы не пыталась. Этим именем она нарекла дочь, чьи младенческие черты бережно хранила в памяти. Она повернула голову и вопросительно посмотрела на лисицу.

– Молодой лорд вернулся, – нехотя призналась Та́урэ.

В печальных голубых глазах Эллиан появился возбужденный блеск, который очень не понравился подруге.

– Это замечательные новости. Раз нет?

Та́урэ тряхнула головой и потупилась, подбирая слова.

– Ардонада́р не позволит Ма́ри остаться среди людей. Она одна из нас. Скоро лес позовёт, и она не сможет противиться зову.

– Если кто-то её не удержит, – лукаво добавила Эллиан.

Та́урэ поняла, куда клонит сильва, и сердито поджала губы.

– В мире людей так быстро дела не делаются! – в запале голос сорвался на крик.

– Тогда мы должны помочь им. Придется идти тебе, я не смогу покинуть дворец, – сильва засучила рукав и продемонстрировала исчерченное рунами запястье.

– Эль, это плохая идея. Ма́ри не сможет обрести счастье среди людей, её дом здесь.

– Ардонада́р наложит на неё сдерживающие руны, и она станет вечной пленницей. Нет. Я хочу, чтобы моя дочь познала любовь и обрела счастье.

– Этот человек разобьет ей сердце. Люди не способны на долгую привязанность, тебе ли не знать.

– Мы должны попытаться, – упрямо сказала сильва. – Стать узницей в собственном доме она всегда успеет.

– Как угодно, принцесса, – обиженно произнесла Та́урэ. – Но предупреждаю, ничего хорошего из этого не выйдет.

Эль взглянула на клепсидру, мерно роняющую серебряные капли.

– Поторопись, Та. Наше время и так течет слишком медленно. А Безвременье близко.

Подруга тяжело вздохнула и, обернувшись лисой, выпрыгнула в окно.

Сородичи Таурэ служили в каждом из трёх дворов. Перевёртыши не способные принимать человеческий облик в мире людей, они были прекрасными шпионами, так как могли покидать Амара́нту в любое время. В отличие от сильв. Единственный раз в году, когда главы всех дворов собирались, чтобы держать ответ перед Отцом Мира – ночь Безвременья. Самая тёмная и длинная. Ночь, когда правительница подземного мира – Мать Сени выпускала призрачных гончих, и те рыскали по свету в поисках жертв. Ночь, когда пал Ми́динвейрн. Когда правители Ве́лен и Бирк потеряли близких. Когда привычный уклад пошатнулся.

Эллиан поёжилась и обхватила себя за плечи, не хотелось бы, чтобы трагедия повторилась.

Приём, который Гаэль устроил в честь совершеннолетия дочери, стараниями Адалины превратился в торжество по случаю возвращения Фабиана. Тот с готовностью взял на себя роль хозяина вечера и непринуждённо общался с гостями. Для Мириам же оказалось слишком утомительным строить из себя леди: учтиво кланяться и натужно улыбаться. Она укрылась в тёмной нише и, прислонившись щекой к шершавой стене, подглядывала из укрытия. Для неё это было сродни наблюдению за переменой погоды. Никто не замечал её отсутствия. Это не радовало и не огорчало.

Сквозняк гонял чад свечей и перемешивал с запахом резких духов. Пол натёртый до блеска, гладкий и холодный, напоминал замерзшую поверхность пруда. Гомон голосов отражался от каменных стен и эхом проносился по огромному бальному залу. Разодетые господа, гордо приосанившись, расхаживали точно фазаны. Разряженные дамы прикрывали напудренные лица веерами, такими пышными и пестрыми, что птицы позавидовали бы их оперению.

Мириам вздрогнула, когда рядом раздался голос брата.

– Я украл у тебя праздник, прости, – Фабиан вырос за спиной словно гриб.

Мириам обернулась и взглядом прошлась по его фигуре. Он оделся по последней дворцовой моде. Короткая куртка, облегающая крепкий торс, с воротником стойкой и узкими рукавами, прикреплёнными к плечам тонкой кожаной шнуровкой. Алый, расшитый затейливым узором, жилет, из-под которого выглядывала кипенно-белая сорочка. Глаза скользнули ниже; штаны до колен с перехватывающим талию широким кушаком, плотно облегали узкие бедра. Мириам почувствовала, как щёки вспыхнули жаром, и стыдливо потупилась. Фабиан по-своему понял её смущение, слишком уж откровенно атласное кремовое платье обтягивало стройный девичий стан, не оставляя простора воображению. Высокие перчатки закрывали руки до середины плеча, гибкие и изящные сравнимые с лебединой шеей. Адалина так стремилась выставить напоказ все достоинства приёмной дочери, что явно перестаралась.

Они стояли, скрытые полумраком, рассматривая и изучая друг друга, пока распорядитель не объявил танец. Глядя, как пары стекаются в центр зала, Фабиан протянул руку.

– Думаю, пришло время вернуть тебе праздник. Потанцуешь со мной?

– Господин Анибал говорит, что худшего танцора, он ещё не встречал.

– Глупости, – он взял её под локоть и вывел на середину.

– Все на нас смотрят.

– Забудь о них.

Заиграла скрипка, а к ней присоединился клавесин. Мелодия полилась приятным густым потоком, и танцующие пёстрым вихрем поплыли по залу. На первых же аккордах Мириам оступилась, лишь крепкая хватка Фабиана не позволила упасть. Среди гостей прокатился встревоженный шепот. Леди Адалина не сдержала раздраженный вздох. Анибал покачал головой и закатил глаза.

Мириам отсчитывала про себя шаги, как учил танцмейстер, и старалась не сбиваться. В глазах Фабиана появилось сочувствие. Жар от его ладони обжигал поясницу. Если бы только она могла сбежать, непременно сделала бы это. Он крепче сжал её руку и склонился к лицу.

– Так не пойдёт, – шепнул он на ухо. – Ты слишком сосредоточена на технике. От процесса нужно получать удовольствие. Помнишь ту поляну, на которой мы играли в детстве?