Помню, как родители с самого детства окружили меня и брата заботой и принятием всех шалостей. По нам можно было снимать рекламные ролики с лозунгами “Счастливая семья – это реальность, а дети – ее лучшее украшение”.
Если из приятных воспоминаний-бусин сделать ожерелье, то оно было бы таким королевским, многоярусным. Например, я любила поспать подольше. Даже когда нужно было собираться в детский сад, я вставала за 5 минут до выхода. Мама с папой по очереди меня тискали, целовали, нежнятничали со мной, пока я жмурила глаза и из последних сил сдерживала смех и притворялась спящей красавицей. Папа неизменно хватал меня на руки и бежал в ванную, изображая ретивого коня, садил на горшок и убегал на кухню, чтобы успеть позавтракать. Я, сидя на горшке, чистила зубы, а мама аккуратно расчесывала мои колтуны, зная, что одно неосторожное движение и я устрою рыдающее шоу “мне тут выдрали все волосы, спасите—помогите”. Мама ворчала, что я актриса погорелого театра. Эм, кто-нибудь в курсе, что за название такое – Погорелов?
На сборы в сад у нас реально уходило какое-то невероятно мизерное количество времени. Папа в шутку назвал меня “мой малыш-солдат” в такие минуты и говорил, что даже его новобранцы так быстро не собираются после подъема, как я.
В это время на кухне уже стоял завтрак, Тёма (это мой брат, старше меня на три года), конечно же, уже был собран в школьную форму, уплетал папину яичницу с беконом и мамины сырники. Если честно, ему по сравнению со мной несладко приходилось. Папа заставлял его отжиматься, подтягиваться на турнике, даже когда тот ревел навзрыд.
– Ты мужик, – говорил папа, – Ты должен быть сильным и смелым, а без дисциплины и тренировок никуда. Знаю, тебе сложно, обидно, но через это надо пройти каждому пацану. Через пару лет еще “спасибо” мне скажешь, когда в классе будешь самым сильным, любому отпор сможешь дать и все девчонки на твои бицухи смотреть будут. Тёмыч, если со мной что-то случится, ты останешься за главного, маму с Кирой защищать будешь. Без вариантов – надо быть сильным и преодолевать свои страхи и лень. Ты же будущий защитник и опора нашей семьи, своей семьи, Родины. Ты сможешь, вот увидишь, а пока злись на меня сколько влезет.
Мама в такие моменты убегала в другую комнату, чтобы не вмешиваться и не жалеть сына, хоть и очень хотелось отругать папу и обнять своего ребенка. Но это был один из принципов нашего воспитания – не оспаривать решения друг друга в присутствии детей. Мама следовала ему неукоснительно. А вот папа, он иногда о нем забывал и отменял мамины запреты, правда, потом всегда за это получал от мамы порцию назиданий и ходил с провинившимися глазами, целуя маму и уговаривая ее не злиться. Возвращалась к теме домашних тренировок, я всегда вставала рядом с братом и начинала отжиматься и приседать, зная, что папа точно смягчит свой напор, глядя на меня. Да и брату было веселее, когда я в напарники ему набивалась, он не говорил об этом, я просто знала, видя, как он смех сдерживает, глядя на мои волны-отжимания пузом по полу. Спорт в нашей семье был добровольно-обязательным. В зависимости от того, где мы жили и в каких условиях, родители либо бегали, либо ходили в тренажерный зал, либо занимались спортом дома. В свои “много взрослых лет” они были красавцы, я обожала, когда папа вибрировал мускулами на груди, а мама стояла в планке или качала пресс. Я ей в этом тоже помогала.
3.1
Еще бусинка. Папа разрешал мне все, втихую от мамы покупал “отраву химозную” чупа-чупсы или чокопайки (мама его так сильно каждый раз ругала, а он хохотал – “Ну не могу я ей отказать!), в день зарплаты брал меня и Тёму в детский магазин и мы выбирали любую понравившуюся игрушку, даже если это была малюсенькая куколка за миллиард миллионов. Знаю, мама выпучивала глаза от стоимости покупок, но никогда папу за это не ругала. Только ласково говорила: “Избалуешь, Игорь”. При этом сама не могла мне отказать. Когда я не хотела спать в садике и с утра ревела, мама садилась на корточки в раздевалке группы, обнимала, гладила по спине, слегка похлопывая и говорила, что заберет до сна. Я знала, что у нее много работы, но ничего не могла с собой поделать. Дома мне было лучше, никто не заставлял днем спать и не ругал, что ношу разные носки (мама, наоборот, этим сильно гордилась и говорила, что я особенная и так самовыражаюсь). У нас был уговор, что иногда, или когда сильно захочется, или когда взгрустнется, мне так можно. И я частенько своим правом прогулять садик пользовалась.
Горе было тому, кто меня обидит. Что мама, что папа превращались в тигров, готовых рвать и метать за своего тигренка. Однажды во втором моем детском садике в гарнизоне, где папа опять “наводил порядок”, новая воспитательница начала кормить меня супом с ложки. Я говорила, что я не люблю суп и не буду его есть, но она не слушала. Помню, как меня вырвало этой гадостью с капустой прямо в тарелку. Я так сильно плакала и сказала ей: “Вечером будете разговаривать с моим папой”. Она так смешно глаза выпучила – моего папу боялись все, что в военной части, что в любом другом месте. Он каким-то удивительным образом внушал уважение и желание подчиняться одним своим видом и ему для этого не надо было громко ругаться или показывать мускулы. Как только воспитательница поняла, что получит от моего супермена, попыталась меня задобрить и заговорить зубы. Я сделала вид, что забыла про суп, но вспомнила про него первым делом, как только папа пришел за мной.
– Оксана Ивановна, не заставляйте Киру есть. Я понимаю, что вы из добрых побуждений, но не нужно так. Это принципиально. Я не хочу, чтобы моего ребенка заставляли и насильно кормили. Она дома тоже плохо ест. Но чем-то же каждый день какает, так что придет время, распробует, сама будет есть.
– Конечно, конечно, Игорь Владимирович, – натянуто выдавила из себя улыбку Оксаниванна. – я просто хотела, чтобы она поела хорошо. Кира так грозно сказала, что вечером со мной ее папа поговорит, я аж напугалась. Генералом растет.
– Пусть растет счастливой девчонкой и привыкает, что никто и никогда не сможет ее заставить делать что-то против ее воли.
– Я вас поняла, Игорь Владимирович.
– Надеюсь. Иначе мне придется накормить супом вас. Шут-ка.
Оксаниванна посмеялась, но почему-то сделалась вся красная-прекрасная, как помидор, шумно задышала, сказала “до свидания” и быстро убежала к другим детям. Больше в этой группе ко мне никто не приставал ни с супом, ни с кашей, ни с чем—либо другим.
3.2
Мой папа был военным. Но не бездушным солдафоном, строгим или с вечным покер-фейсом. Нет. Это был мой личный (ну, еще мамин и брата) супермен с огромным добрым сердцем, ласковыми руками и непоколебимым внутренним благородством. И даже когда он заставлял брата заниматься спортом, мы все знали – это для нашей же пользы.
Папа был большим начальником и его всегда отправляли в самые неблагополучные военные части разруливать ситуацию на месте и приводить все в порядок. Мама вздыхала, что опять переезд, а нам говорила, что мы счастливы увидеть всю нашу страну, что такое мало кому удается в детстве. И что это наш бонус за папину принципиальность и уважение на службе.
Иногда мы жили на одном месте полгода, иногда пару лет, обзаводились новыми знакомыми и друзьями. И хоть родители и учили нас относиться к переездам, как к приключению, все же каждый раз было тоскливо расставаться со своими друзьями.
Единственное, что мне принципиально не разрешали, так это домашних животных. А я их обожала! И не могла пройти мимо всех этих кошечек, птичек в парках, но больше всего я любила собак. Дворняжек, породистых, домашних и бродячих. Любых. И если реинкарнация существует, то в прошлой жизни я точно была собакой. Как бы я не умоляла родителей подарить мне щенка, сколько бы бездомных животных домой не таскала, мне НИ—КОГ—ДА не позволяли оставить их больше чем на сутки, за это время мы каждый раз умудрялись куда-то их пристроить. В вопросах чести и питомцев папа был непреклонен.
