Кристиан чувствовал, как его лицо, несмотря на слабость и дурноту, заливается краской – принц Даниэль снова в точности обрисовал его планы.

– Можешь не отвечать – я по твоему лицу вижу, что прав. Наивный простак. Думаешь, тебя наградили бы? Да стражники прибили бы тебя на месте, чтобы вся слава досталась им. Но сначала позвали бы пытчика – вдруг ты рассказал не все, что знаешь? Так что про свои мечты о награде забудь. И про двор королевы Леоноры забудь, там нет места людям без фамилии, и уж точно нет места мальчишке из глухомани. Ее величество никогда не примет чужака, даже если это будет лучший из лучших – она королева и вынуждена держать уровень, ей есть что терять, – Даниэль Нортер изобразил усмешку. – А вот мне терять совершенно нечего. Но я уверен, что доберусь в срок до грота Небесного суда. И почти уверен, что Небесные судьи в этот раз отдадут предпочтение нашему роду. И тогда мне понадобится человек, который сможет вести подробнейшую летопись, рассказать историю возвращения Нортеров на престол – и сделать это так, чтобы показать наш род в самом правильном свете.

Принц замолчал, вопросительно глядя на Кристиана, но тот стоял, не решаясь вымолвить ни единого слова.

– Историки – продажные твари, – продолжил наследник Нортеров. – Вот я и хочу тебя купить. Верт рассказал, что ты переписчик. А значит, почерк у тебя разборчивый и чистый. Будешь описывать каждый день, событие за событием. Повторяю – в правильном свете показывая все мои свершения. Проверять буду лично. Платить много не стану, до Небесного суда и вовсе ничего не заплачу, ни единого иста. Но едой и одежкой тебя обеспечим. А дальше видно будет. Может быть, и фамилией тебя пожалую. Летописец при короле – это и имя, и слава, и память навсегда.

– А если я откажусь? – пролепетал Кристиан.

Принц Даниэль рассмеялся:

– Лучше соглашайся. Но даже если ты доберешься до Лоттена и бросишься к страже – то что? Допустим, они не замучают тебя до полусмерти, а сразу пошлют сюда отряд. Лоттен – город далеко не самый крупный, гарнизон тут небольшой. Что за отряд они направят? Дюжину? Полторы? Ты всерьез думаешь, что Верт с его приятелем не смогут размазать десяток-другой еле обученных стражников?

Он замолчал и принялся снова беззастенчиво разглядывать Кристиана. Тот стоял, опустив голову, и наконец еле слышно выдавил:

– Ваше высочество, я почту за честь стать летописцем при древней династии Нортеров.

Принц с видимым трудом сдержал усмешку.

– Верт, войдите к нам! – произнес он громко и отчетливо, так, чтобы его точно услышали за стеной. Через миг дверь отворилась, и Кристиан увидел в проеме высокий стройный силуэт Рихарда.

– Да, ваше высочество?

– Представляю вам моего летописца, – Даниэль Нортер кивком указал на Кристиана, который готов был съежиться под его взглядом. – Он будет подробнейшим образом излагать все события.

Верт кивнул, серебряный клинок на его груди сверкнул бриллиантами, и Кристиан при виде этого символа снова вспомнил о знаменитой клятве верности рода Вертов. Как там? «Быть верным, всегда защищать честь династии Нортеров и никогда не связывать свою жизнь с женщинами из рода Лейнеров».

– А… а клятва? – осторожно спросил он.

– Что?

– Ваше высочество, я ведь, наверное, должен поклясться вам, что… что… – он замолчал, окончательно растерявшись.

Принц расхохотался в голос:

– Клятва? Клятву я могу принять только от благородного человека с фамилией. А ты, если вздумаешь предать меня, просто отправишься к Небесным судьям. И поверь, твой путь к ним будет долгим и мучительным.

В библиотеке королевского дворца было почти темно, света от единственной масляной лампы, стоявшей на столе, не хватало, но больших факелов не зажигали – королева Истарала не любила яркого огня, ей казалось, что в отблесках пламени ее лицо смотрится старше. Леоноре Лейнер недавно исполнилось пятьдесят, и она изо всех сил старалась выглядеть как можно моложе. Высокая, суховатая, с правильными чертами, она была бы красавицей, если бы не слишком жесткий взгляд голубых глаз и их чересчур властное выражение.

Сейчас королева, устроившись в глубоком бархатном кресле, внимательно слушала Генриха Стела – канцлера Истарала. Кроме них, в библиотеке были младшая дочь Леоноры – принцесса Марианна, и сын канцлера – Артур Стел, командир дворцовой стражи.

– Ждать Нортера пока рано, но он наверняка тайно готовится к походу, – неторопливо произнес канцлер. – Я знаю, что он в последнее время стал напоминать о себе давним сторонникам Нортеров. В конце апреля мои люди чуть было не перехватили гонца, но тот сумел вырваться и ускользнуть.

– И они не бросились в погоню? – удивленно спросила королева.

Генрих Стел смутился:

– Нет, ваше величество. Никто из них уже не смог подняться.

– Откуда у Нортера деньги на толкового гонца?

– Гонцом, судя по описанию, был Верт.

– Тогда понятно. Но откуда у принца вообще деньги? Неужели его сторонники потратились на то, чтобы он мог добраться до грота?

– И это тоже может быть. Но основной его капитал – драгоценности, которые во время бегства вывез из страны его прадед, король Вильгельм. Да еще приданое, которое Вильгельм получил, женившись на силийской принцессе. И пусть казна Нортеров не пополняется, а только тратится, но сокровищ у этой семьи было немало, а живет их род со дня изгнания довольно скромно. Мои люди издалека наблюдают за замком Нортера, и, похоже, принц Даниэль хоть и не шикует, но и не бедствует, так что средства для похода на север у него наверняка есть.

Леонора перевела взгляд с Герниха Стела на его сына, Артура, потом снова взглянула на канцлера.

– Будь вы на месте Нортера – когда бы вы двинулись?

– Как можно позже, ваше величество. Принц Даниэль наверняка не захочет провести на территории Истарала ни единого лишнего дня – по крайней мере, до тех пор, пока Небесный суд не отдаст Истарал ему. Но этого, я уверен, не случится.

Артур Стел кивнул, показывая, что согласен с отцом, потом почтительно обернулся к принцессе Марианне:

– Ваше высочество, до июля еще достаточно времени, и я смогу вас лично проводить к чудотворному камню.

Принцесса мягко улыбнулась. Каждый год в начале лета Марианна, не раскрывая никому в пути своего имени и титула, приезжала к огромному валуну в долине в трех днях пути от столицы. Древние предания говорили, что этот камень Небесные судьи наделили волшебной силой, что он может выполнять желания, если проситель не злоупотребляет желаниями и обращается к камню не чаще раза в год – и принцесса, искренне верившая в это, еще с подросткового возраста взяла себе за правило приезжать к чудодейственному валуну.

– Не стоит, Артур, – быстро остановил сына канцлер. – Ее высочество возьмет обычных городских стражников, а тебе сейчас лучше оставаться в Стреттене.

Генрих Стел обменялся быстрыми взглядами с королевой, та едва заметно кивнула. Юная принцесса и молодой командир стражи не испытывали какой-либо привязанности друг к другу, но и королева, и канцлер на всякий случай старались на корню пресечь их возможное взаимное влечение. Марианна Лейнер могла выйти замуж только за человека чистой королевской крови, и даже Артур Стел из древнего аристократического рода – такого же древнего, как Нортеры, Лейнеры или Верты – не мог мечтать о принцессе.

– Значит, раньше июля отряд Нортера у нас не появится, – холодно подытожила королева Леонора. –Мы готовы его встретить?

– Конечно, ваше величество. Стража в городах давно предупреждена, а во все приграничные селенья мы ближе к июлю направим хотя бы по паре опытных людей. Наверняка Верт убедит принца пробираться лесами и глухими местами, так что в городах они могут и не показаться – но им придется пополнять запасы еды и воды, и рано или поздно их заметят.

Стоило канцлеру снова упомянуть Верта, как глаза Артура Стела засверкали. Он, как и все при дворе королевы Леоноры, тщательно следил за всеми новостями о принце Даниэле и о его окружении. С раннего детства Арутра Стела воспитывали воином, с раннего детства он знал, что именно ему, когда придет время очередного Небесного суда, придется защищать от Нортеров Истарал и грот, находящийся на дальнем северном архипелаге. И он прекрасно понимал: ведь и Рихард Верт с раннего детства знает, что именно на его долю выпало провести принца Даниэля к гроту. Артур часто думал, что Верт, скорее всего, считает этот путь к гроту делом своей жизни – так же как и он сам считал делом своей жизни защиту грота.