— Сделайте все возможное. Я прошу вас. — тихо взмолилась Харита.

— Конечно, госпожа. — поклонился Гастон и вышел прочь.

***

Быстро взмахивая крыльями, маленькая, черная летучая мышь неслась к суше, преодолев почти половину ахея. К лапке ее была привязана длинная нить, свернутая в несколько раз, на поверхности которой виднелись маленькие, аккуратные узелки, громоздящиеся один на другом. Отдых был там, впереди, в высоком черном зиккурате, куда стремилось добраться животное. Вот уже и ослепительно белый берег большого царства показался на горизонте.

В эту часть дворца допускались лишь самые верные, самые проверенные временем и деяниями люди. Старик настолько древний, что кожа его свисала с тела, подобно растекающемуся тесту, медленно брел вдоль колоннады наружного прохода, опираясь на длинный посох. Там, впереди, вдалеке от посторонних глаз скрывался проход, о котором не знали даже бесконечные вереницы слуг черного дворца, и старик проскользнул в зияющую черную пустоту. Еще немного, и он оказался в маленькой, покрытой белым пометом башенке, под потолком которой летучие мыши свисали с широкой сетки, натянутой специально для них. Среди прочих там была и маленькая мышка, что отличалась от остальных — к ее лапке было привязано послание.

Старик осторожно забрал нить, побрел обратно, к своему повелителю. Через мириады проходов, залов и коридоров, шагая медленно в силу старости, но уверенно и непреклонно он добрался до совершенно темного, тихого зала, увешанного десятками и сотнями гобеленов знатных домов Шестилунья. Впереди, на самом конце длинного узорчатого ковра вверх уходили мраморные ступени, а дальше — тьма. Лишь огромный круглый витраж в самом конце комнаты выделялся в непроглядной темноте, и на его фоне виднелась массивная фигура огромного трона и человека, сидящего на нем.

Нить медленно поднялась в воздух, влекомая невидимой силой к повелителю шестилунья. Его руки коснулись послания, он стал читать, как и прежде вспоминая свою молодость, покорение Карды, учебу и жизнь в стане воинов.

“Она хитра, милосердна и красноречива. Ее оружие — обман, слабость — дорогие ей люди. Лечит старого кардийца. Ради него пошла на сделку.”

Тагац прикрыл глаза, сжимая нить в кулаке. Его губы тронула улыбка.

***

В день, когда летучая мышь еще только готовилась к путешествию на другой конец Эрцилля, Харита, как и много дней до этого, не отходила от постели Ара. С каждым днем ему становилось все хуже и хуже, Гастон пробовал самые разные методы, заклинания и зелья, но раны старого кардийца не затягивались. Доктор не сдавался лишь потому что его госпожа, Харита из дома Артанитов, приказала ему продолжать.

Началась лихорадка. Всю прошлую ночь Ара трясло от жара, и Харита лично меняла на его лбу холодные компрессы. Он стонал, не приходя в сознание, и иногда стон обретал форму слов, которые он ни за что бы не сказал наяву:

— Элина..! Элина..! — всякий раз, когда Харита брала его за руку, он начинал звать девушку, имя которой она слышала впервые. Когда отпускала, он продолжал: — Я найду… Найду тебя… Элина…

Сама Харита к этому моменту выглядела не лучше — под глазами выросли огромные мешки, темные круги изуродовали жесткий, красивый взгляд янтарных очей. Она осунулась от усталости, от несправедливости, но продолжала бороться за жизнь своего защитника.

— Мыбрик… — простонал он вдруг, проведя рукой по ее волосам.

Она уснула, положив голову на его колени. Медленно разлепила глаза, прильнула к его руке, не желая, чтобы этот момент заканчивался.

— Как ты..? — тихо всхлипнула она.

— Да едва сдерживаюсь, в ладоши хлопать хочется, — хрипло усмехнулся Ар. Харита вымученно улыбнулась сквозь слезы. — Ничего, ничего…

— Где ты был? Я тебя искала.

— Работал… Тот человек… Он — хороший человек. Хорошим делом занимается. Я немного помог. Слушай, мыбрик…

Она подняла голову, взглянула на его лицо, утерев слезы рукавом.

— Деньги теперь есть. Обещали помочь… Неважно, послушай. Я скоро поправлюсь, мы отсюда уедем, хорошо? Вместе.

— Н-но… — девушка сжала пальцами простынь, сминая ткань.

— Послушай. Деньги у старухи, под половицей. Там хватит чтобы уехать отсюда и на первое время. Нельзя тебе тут быть…

— Я тебя не брошу! — воскликнула Харита, впиваясь пальцами в руку кардийца. — М-мы вместе уедем, слышишь?!

— Слышу, слышу… Ты только помни, что деньги там, угу?

Харита коротко, устало кивнула. Рукой он почувствовал это и улыбнулся, шумно вздыхая.

— А сейчас я… Посплю… Немного…

И он снова провалился в сон, полный кошмаров. И снова она осталась одна.

Придя в себя, Харита покинула дом мастера Гастона. Она уже знала куда идти, знала к кому обращаться. Плевать на то, что будет дальше, пусть ее хоть конь отымеет, это уже не имеет значения.

— Кастор, — позвала она, выйдя на улицу. — Ты можешь спасти его?

Бледная тень пьярима появилась из-за угла. Он поклонился, коротко ответил:

— Возможно.

— Да или нет?!

— Все зависит от вас, госпожа Харита.

Она нахмурилась, жестоким, решительным взглядом приковывая кардийца к месту. Наконец, набрав в грудь воздуха, она громко сказала:

— Я согласна!

Глава 25: То, что погубит мир

Шло время, и летние шторма и шквальные ливни постепенно смягчались на слабый, легкий дождик. Кое-где над высоким шпилем стали расступаться тяжелые тучи, проглядываться тусклое, бледное небо Темиля, предвещая прохладный осенний сезон, а за ним и зиму, когда дожди становятся холодными, а над городами растут черные облака дыма печей.

Тревога, нависшая над домом Сеотосов, не ослабевала. Город под ними был в агонии, а глава дома, благородный Карамах, почти все время отсутствовал — его внимания требовали то Кольфены, правители Темиля, то посланники Артанитов, заставляя мужчину, как главу утопленной казны, разрываться меж двух огней, едва успевая отвечать и тем, и тем. Что-то ненормальное, тревожное было в его постоянной занятости — Кайра, незаконнорожденная дочь Карамаха, иногда тихо шептала о том, что он всегда был беспокойным, но сейчас у него выросли черные крылья, а на лице начинал прорастать клюв. Точного значения сказанного Келеф не мог понять, слишком пространными и загадочными были порой изречения художницы, но ее сестра, Рина, пояснила, что на Темиле мало птиц, и те кружат над водами неделями напролет в поисках суши. Даже спят они там, в вышине, не прерывая полета, прямо как отец семейства.

И всякий раз, когда он возвращался в шпиль, всякий раз, когда поздней ночью в свете очага его встречала его жена весь дом гремел и звенел от бьющейся посуды, ругани и плача.