— Мгм! — напряженно прикусив губу уверенно промычала девочка. — Ровнее голову! Ровнее!

И стала кружить вокруг Любы, локон за локоном срезая лишнюю длину, оставляя лишь аккуратное каре примерно до шеи. Зеркала у таких простых людей, разумеется, не было, и видеть сам процесс Любе не приходилось, но в подобном деле оставалось лишь довериться руке мастера, пусть это самое мастерство и находилось под вопросом.

А за лоскутной тканью, на истоптанном перепутье, в окружении повозок трещал костер. Ар, сняв маску, отдыхал недалеко от него, удобно облокотившись на большое колесо — спать сидя ему вообще, судя по всему, было не впервой. Вот только Цуйгот, хозяин каравана, никак не унимался. Люба едва могла расслышать отдельные обрывки слов и то, как воин изредка коротко, жестко что-то ему отвечает, после чего обычно шла очередная возбужденная тирада человека-жабы. Оставалось лишь гадать в чем именно был предмет спора: не могли мужчины договориться о времени, цене или же просто перечили друг другу без особого смысла, чего Люба успела наслушаться еще на пару жизней вперед.

— Ух, ну какая ж ты красивая! — приговаривала изредка Ниля, вырывая свою жертву из пучины размышлений. — Ну ты посмотри, посмотри!

Она отошла, и Люба наконец выдохнула. Над ее головой больше не летал острый нож, а по затылку пробежал приятный холодок, как обычно бывает после новой стрижки. Девушка придвинулась, сидя на коленях, к бадье с водой, и склонилась над ней, прищурившись и пытаясь что-то разглядеть в полутьме. Впрочем, когда глаза к ней привыкли, то моментально распахнулись от удивления. Опасения подтвердились: она больше не она, из отражения на нее взирала не уставшая неудачница, неумолимо приближающаяся к страшной цифре “30”, а удивительно красивая, молодая девушка. Внешность ее была настолько выдающейся, что казалась искусственной — огромные янтарные глаза в обрамлении пышных черных ресниц, изящный, точеный овал лица, тонкая шея. Кем бы ни была прошлая владелица этого тела, теперь Люба понимала, почему Ар посчитал, что сможет получить за нее кругленькую сумму у родственников, если таковые, конечно, у нее были. Портила образ лишь прическа — Ниля неплохо справилась с работой, но все же короткая стрижка была явно не тем, что подошло бы к такому личику.

— Мне нечем вам отплатить, — виновато опустила взгляд Люба. — И, боюсь, мой спутник в этом плане не лучше.

— Брось, — привычным, ленивым жестом отмахнулась Манья. — Таких как ты обидеть — себе дороже. Да и скользкий за вас уже заплатил.

Если Ниля, дочь семейства, излучала совершенную искренность и детскую непосредственность, то ее мать, судя по всему наученная горьким опытом, относилась к гостье с некоторой долей пренебрежения. Это не умаляло ее гостеприимства, но достаточно ясно давало понять, что злоупотреблять им Любе не дадут.

Не зная местных обычаев и правил этикета, пришелица не придумала ничего лучше, кроме как поклониться. Манья лишь усмехнулась, провожая гостью взглядом, когда вслед за ней скрылся за шторками шатра длинный хвост ее дочери, по пятам следующей за Любой.

— Ну и сиди себе, бродяга блохастый. Эй, эй! Вразуми своего друга, он болван! — жаболюд, завидев приближающуюся Любу, оживился. Его спутники из числа караванной прислуги, о чем-то тихо переговаривались. — Объясни ему, что мы не сможем выехать, пока эту срань не перебьют!

— Что случилось? — Люба присела недалеко от Ара, который, кажется, уже пребывал в полудреме.

— Ничего. Утром уходим.

— Хах! Вот ты послушай его, послушай! — снова воскликнул Цуйгот. — Уйдет он! Никуда ты, подчеркну, ни-ку-да ты не уйдешь! Или ты иди туда, откуда пришел, или сиди тут со всеми нами, пока не появится настоящий воин, которого за трусость не погнали в шею!

— Ты, друг мой, не сильно-то борзей, — нахмурился Ар, постукивая пальцами по рукояти меча. — Ты просишь от меня невозможного. Я тебе не собака и не следопыт, чтобы выслеживать тех, кто даже не оставляет следов.

И снова разговор зашел в тупик. Все сказанное уже звучало в отблесках догорающего костра, ничего нового никто из присутствующих не добавил. Люба с немым вопросом взглянула на караванщиков, на Цуйгота, что нервно забивал трубку остатками курева. Тот объяснил лишь после первой затяжки, чуть успокоившись и прикрыв глаза:

— В полях байлефы. Знаешь таких? — он приоткрыл один глаз, влажно поблескивающий на свету. Люба покачала головой. — Здоровенные такие летучие мыши. Питаются мелкими животными, вредителями всякими. Ну и казалось бы, чего такого? А вот проб-лем-ка! Они вдруг стали сбиваться в стаи!

— И нападать на людей, я угадала?

— В точку, — жаболюд взмахнул в воздухе длинным мундштуком. — И ни местным в поля не выйти, ни нам не уехать. Живность как с ума посходила. А они, вообще-то, твари пугливые. Ненормально это, не-нор-маль-но! И твой этот старик вместо того, чтобы помочь, как цут какой-то, повторяет одно и то же, раз за разом, раз за разом!

— Хрмф… — проворчал Ар сквозь подступающий сон. — Придумаешь как увидеть следы ЛЕТАЮЩИХ тварей — умничай на здоровье. Ложись спать, девка, утром уходим.

Но Люба не обратила внимание на очередное ворчание своего спутника. Нахмурившись, скрестив руки на груди, она думала о том, как можно поймать того, кто находится высоко и не оставляет следов. Как решить проблему на корню, найти логово, вожака, что-то, что сбивает их в стаю. Убивать поодиночке? Наверняка уже пробовали, иначе не было бы и самой проблемы. Нужен один удар, точно в сердце. Но сперва — его нужно найти.

— Цуйгот! — Люба щелкнула пальцами, устремив взгляд в пустоту и что-то прикидывая в уме. — А лишние бурдюки найдутся?

***

Поутру, когда проснулся весь шуррский юрт, начались приготовления. Теперь, когда появился настоящий, действенный план, оживились уже все. Если шурры и готовы были просто переждать напасть, то каравану нужно было отходить, потому-то последние и были заинтересованы в скорейшем решении проблемы как можно скорее. Однако теперь, когда решение ее было возможным, оживились и шурры, у которых оказался свой интерес в происходящем.

— К вам гости. Девушка с эрциллийка и безродный кардиец, — в шатер заглянул один из шурров, и тут же исчез.

Это жилище сильно отличалось от прочих. Если обычные дома напоминали нечто отдаленно схожее с юртами земных кочевников, то этот шатер, в первую очередь, выделялся тем, что явно не был переносной конструкцией. Ткань была натянута прямо на расщепленных стволах странной формы дерева, образующих купол, и причем дерева живого. Там, среди толстых ветвей, в прохладной тьме, восседал среди ароматной дымки старый, почти слепой шурр, отличавшийся от сородичей длинными, тонкими рогами, испещренными выщербленными на них символами и примитивными рисунками. Сам старик был сплошь увешан вырезанными из кости и дерева бусами и амулетами, что выдавало в нем местного религиозного лидера, как подметила для себя Люба.

— Шаман готов принять вас. — сообщил гонец и, приподняв полы входной занавески, пустил пришельцев в шатер.

Они вошли, сели перед шаманом. Ар нетерпеливо постукивал пальцем по ноге, Люба с интересом разглядывала убранство шатра, но хозяин все молчал. На мгновение ей даже показалось, что он уснул, но только она потянулась к нему рукой, чтобы растрясти, как старик неожиданно громко, басовито заговорил: