Повторение делает изменения невозможными.
Клановое мышление защищает личность и приводит в восторг душу, доставляет безумное счастье тем, кто готовится пойти войной на инакомыслящих. Войны из-за убеждений – явление неизбежное.
Для получения опыта человеческого общения нужна уверенность в себе, на этом построены манипуляции всех тоталитарных режимов. «Я расскажу вам правду, единственную правду, – говорит Спаситель. – Следуйте за мной, повинуйтесь мне и сыщете славу, принесете счастье своим сородичам». Сложно не поверить такому заявлению. «Несчастье постигнет всех, кто противится нашему счастью, – говорит Спаситель. – Те, кто думает иначе и молится иному богу, желают нам несчастья, потому что нарушают нашу уверенность».
Нередко дети, чьими юными душами овладевают диктаторские режимы, восстают против родителей. Своими вопросами, сомнениями и вниманием к деталям взрослые гасят энтузиазм и разбивают мечты.
Один мальчик говорил: «Я был возмущен. Я не понимал, почему отец не вступил в национал-социалистическую партию, чтобы обеспечить всей семье столько привилегий?!» А вот слова маленькой Аннели, очарованной девушками из Гитлерюгенд: «Я хотела вырасти и носить такую же форму, как у двоюродных сестер Эрны и Лизль. Они устраивали праздники, читали стихи, а я из-за родителей была лишена этой радости».
Психический мир человека всю жизнь расширяется.
В первые недели формирования мозга ребенка в утробе матери он обрабатывает только похожие информационные сигналы. Эмбрион вырабатывает гормоны, они взаимодействуют с гормонами матери, и это влияет на развитие конкретных органов. К концу беременности мир эмбриона обогащается настолько, что он через воздействие гормонов стресса (кортизол, катехоламины) или счастья (эндорфины, окситоцин) воспринимает эмоции матери. После появления на свет младенцы узнают мать и отца, объекты привязанности, по отдельным признакам: глаза по их блеску, голос, движения.
Начиная с третьего года, ребенку открывается мир слов и его психический мир углубляется. Сначала слова обозначают ситуативные предметы (мяч, соска), но постепенно усложняются (пойдем на прогулку). К возрасту пяти-шести лет у мозга формируется представление о времени, ребенок способен рассказать историю. Теперь он может составлять фразы с невоспринимаемыми предметами, событиями или понятиями: битва, проигранная тысячу лет назад, славное или наоборот постыдное происхождение.
Рассказ об окружающем мире формирует индивидуальность («я родом из Сен-Луи»), чувство гордости («я бретонец»), стыда («мой отец был пособником нацистов») или логический бред («я принадлежу к высшей расе, потому что у меня русые волосы и голубые глаза»).
На стадии самореализации ребенок разделяет убеждения тех, кто его защищает и наставляет на пути развития.
Он вбирает в себя ценности тех, к кому привязан.
Когда родительский дискурс соответствует общественному, молодые люди активно проявляют себя в обществе. Если в других институциях – школе, церкви, политической партии или секте – представляется иная точка зрения, а члены семьи придерживаются разных убеждений, семейные связи в результате разногласий ослабевают. Так произошло с маленькой Аннели: она мечтала вступить в ряды Гитлерюгенд, а родители выступали против.
К возрасту семи-десяти лет тоталитарная культура предлагает ребенку прекрасные поощрения и может предоставить то, что ему нужно: «Я бы носила форму, как Эрна и Лизль, мы бы танцевали и общались с русыми детками, которые принесут нашему народу тысячу лет счастья». Когда подобный культурный дискурс завоевывает детские сердца, любое замечание, любая оценка разочаровывает. Одержимые тоталитарным дискурсом молодые люди, будь то члены Гитлерюгенд или молодые джихадисты, без колебания донесут властям на родителей.
Когда психический мир детей сопоставим с миром их родителей, в противостоянии тоталитарному дискурсу они становятся единомышленниками.
Виолетта, врач в Тимишоаре[2], вышла замуж за однокурсника. Во времена Чаушеску (1918–1989) в Румынии признавались только церемонии гражданского бракосочетания. В браке родились две дочери, но Виолетта была православной и не чувствовала, что перед Богом они муж и жена. Семья поехала в Карпаты, нашла церковь и священника. Дочери не были верующими, но из-за тотальной слежки им казалось, что на их одежде отличительный номер, по которому их могли вычислить в церкви. Любой мог позвонить в полицию и продиктовать цифры. На следующий день к родителям бы пришли с проверкой, установили слежку и запретили перемещения. Все венчание девочки не находили себе места, но тайну не выдали. Соучастие в нарушении сплотило семью, противопоставило ее режиму Чаушеску.
Любить негодяя
В 1945 году после освобождения Франции от нацистов многие дети узнали, что во время войны их отцы сотрудничали с оккупантами. Было сложно приспособиться к противоречивым дискурсам: «Я любила отца как члена семьи, который играл для меня важную роль, но как член общества он был близок к Дорио[3]», – вспоминает Мари о своем детстве. В восемь лет она с изумлением наблюдала восторг матери, когда на одном политическом собрании Дорио, мэр Сен-Дени и депутат от коммунистов, распалял настроение толпы и убеждал создать Французскую народную партию. Она должна была сотрудничать с нацистами и вступить в Легион борьбы французских добровольцев против большевизма в СС.
Задавались ли вы уже вопросом, как ребенок может любить негодяя? Достаточно всего лишь не думать о нем как о негодяе и любить в нем того доброго папеньку, в которого он – Менгеле, Гиммлер и другие – превращается дома.
«Папа хотел, чтобы я хорошо училась в школе», – говорила дочь Пола Пота, которая не могла не знать, что ее «милый папа» закрыл университеты и депортировал преподавателей. В детстве Алессандра Муссолини только и слышала прославления ее деда, фашиста Бенито Муссолини. Как ей не гордиться им?
У Киры Аллилуевой было по-настоящему сказочное детство: с ней играли те, кто отдавал приказы о репрессиях, преступных решениях и депортациях, – играли, а затем подписывали несколько смертных приговоров. Она вспоминала о голодающих, которые просили подаяния, и удивилась аресту ее матери. Кира не поняла, как она сама, беззаботная молодая актриса, оказалась в тюрьме.
Мао Синьюй, внук Мао Цзэдуна, писал книги, восхваляющие деда. Старшая дочь Саддама Хусейна, Рагад, говорила: «Я горжусь, что этот человек – мой отец».
Другие дети ненавидели своих отцов еще до того, как узнали об их преступных делах. Дочь Фиделя Кастро не знала, кто ее отец. Он никогда не появлялся дома, а мать даже имени его не называла. Только в 12 лет девочка узнала: ее отец – Фидель Кастро. Никлас Франк в детстве не знал, что его отец в апреле 1943 года огнеметами сжег выживших в Варшавском гетто. Никлас и без того принимал сторону матери, с ненавистью говорившей об отце. Любовь или ненависть, которые преступники вызывали у своих детей, формировались не на фактах, а на мнении окружающих.
Развиваясь, ребенок сначала воспринимает прикосновения и эмоции матери. К третьему году жизни, с развитием речи, а затем к шестому году, когда малыш может строить рассказ, он погружается в мир окружающих его слов. Поэтому дети легко овладевают родным языком и принимают сформированные в нем убеждения.
Нас всех определяет то, что нам сообщает наше окружение.
Мы достигаем внутренней свободы, вступая на путь достижения автономии. Так мы можем судить, оценивать, принимать или отвергать предлагаемый нам дискурс.
Для некоторых людей принадлежность к некой группе настолько важна, что они полностью и безоценочно принимают дискурс этой группы, и любая критика ослабляет мобилизующую потребность в принадлежности. Другие, наоборот, благодаря чувству защищенности, которое им дала мама, настолько уверены в себе, что решаются добиваться автономии.
