Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Однако, к сожалению, в силу ряда причин в современной России принцип независимости судей не реализован на должном уровне. И речь здесь об очень многом: как о часто критикуемых в юридической литературе порядке наделения судей полномочиями; требованиях, предъявляемых к кандидатам на должность судьи, так и, что очень важно, реально существующем подходе к кандидатам в судьи, которыми чаще всего становятся работники аппарата суда, прокуратуры, иных силовых структур. Но самое главное в нашем представлении препятствие к реальной независимости судей заключается в том, что в головах у многих работников судебной системы всё еще не сформировалось правильное понимание независимости; в том, что мышление отдельных служителей Фемиды, которым руководит алгоритм власти и подчинения, попросту неспособно к принятию этого принципа. Важно учитывать, что установленные в законе правила – без осознания судьями принципа независимости – не смогут в полной мере и повсеместно обеспечить этот принцип. Только если отход от независимости будет крайне редким и на деле порицаемым явлением, судебный процесс перестанет быть придатком иных властей, носящим красивое название «правосудие», и сможет занять то место, которое ему должно по праву принадлежать, и сделается по сути своей, а не только по названию, действительным порядком осуществления правосудия. Причина этого в значительной мере заключается в присущем российскому обществу правовом нигилизме. Само же право то и дело рассматривается как способ реализации не тех интересов, которые оно призвано защищать, а интересов другого рода.

Имеются в виду часто встречающиеся случаи умышленного злоупотребления правом. Нигилизм пустил глубокие корни в обществе. Истоки и причины нигилизма в нашей стране были описаны профессором В.А. Тумановым. Он пишет:

«Формирование национального сознания в России в течение длительного времени шло в таких условиях, которые не могли не породить широкомасштабного юридического нигилизма. Он – естественное следствие способов правления, которыми пользовалось русское самодержавие, многовекового крепостничества, лишавшего массу людей правосубъектности, репрессивного законодательства, несовершенства правосудия. После реформ 1860-х гг. в России шел активный процесс развития юридических профессий, правовой науки, юридического образования. Важнейшие юридические проблемы, в том числе конституционные, оказались в фокусе общественно-политической жизни, что предполагает достаточно высокий уровень правовой культуры. Однако всё это в столь исторически короткий промежуток времени не привело к сколько-нибудь радикальному преодолению юридического нигилизма в массовом сознании. Если в 20-е гг. всё же сохранялся шанс на развитие правовой основы государственной и общественной жизни, то с установлением режима сталинизма было сделано почти всё возможное для того, чтобы дискредитировать право в общественном сознании. Масштабные репрессивные кампании (раскулачивание; массовые „чистки“, достигшие апогея в 1937–1938 гг., а позднее – в 1949–1950 гг.; выселение народов и т. д.) сводили на нет принцип законности, превращали правосудие в трагическую карикатуру. Не поднимало авторитет права и правонарушающее законодательство. Под это определение подпадает длинный ряд законов периода культа личности. Урок, который преподала нам история, не прошел даром. И хотя общество развивалось достаточно противоречиво и периоды реального роста эффективности права и законности сменялись периодами, когда застой охватывал и эти сферы, хотя высокие слова официальных документов о необходимости укрепления правовой основы государственной и общественной жизни, прав и свобод личности зачастую не подкреплялись делом, а нередко и расходились с ним, тем не менее уровень права и правосознания сегодня у нас выше, чем когда-либо ранее. Свидетельство тому – сам факт выдвижения на авансцену общественной жизни понятия „социалистическое правовое государство“, ибо такие масштабные социальные идеи не возникают на пустом месте. В обыденном (а во многом обывательском) правовом нигилизме тесно переплетены правовая неосведомленность, скептические стереотипы и предубеждения, а неверие в право и закон нередко достигает такой степени, что человек отказывается от реализации своих законных интересов, лишь бы „не связываться с правом“. Если „юридический путь“ приводит человека в государственный орган и он наталкивается там на бюрократические процедуры и необоснованные отказы, если средства массовой информации сначала рассказывают о высоких достоинствах нового закона, а затем о том, как он искажается и препарируется, если гражданин обращается в суд за защитой своего действительного или предполагаемого им права и ему говорят, что судебной защите такое право не подлежит, то именно эти „если“, а их перечисление можно продолжать достаточно долго, и есть та среда, которая ежедневно и повсеместно воспроизводит юридико-нигилистические установки и предубеждения. Административно-приказная система неплохо уживается с неразвитой правовой культурой масс. Ведомственный правовой нигилизм связан с обыденным. Уровень правовой культуры не может не сказываться на многих областях профессиональной деятельности, но особенно наглядно и социально значимо он отражается в управленческой сфере. Нет никаких оснований полагать, что лицо, впитавшее в себя юридико-нигилистические установки, будучи наделенным властью, тотчас избавляется от них. Нередко случается как раз наоборот – слишком благоприятна почва для их активного бюрократического проявления. Однако бюрократический нигилизм порождается не только обыденным. Во многом он явление автономное, корни которого заложены в самой управленческой системе, когда она превращается в самодовлеющую силу. Административно-приказная система предпочитает правовым (как и экономическим) рычагам управления команду и административный нажим. Характерная черта ведомственного (местнического) юридического нигилизма наряду с неуважением к правам человека – неуважение к закону как высшему источнику права[326]

От себя замечу, иногда поменяв место работы, бывший чиновник силовой структуры может стать судьей, однако он всё еще не судья по сути, а всё тот же самый чиновник, с теми же установками подчиняться и подчинять, типом мышления, которые у него были и раньше.

Безусловно, многие служители Фемиды являются профессионалами высокого уровня, однако нередко лицам, осуществляющим правосудие, элементарно не хватает квалификации. В некоторых же случаях даже при наличии определенных юридических знаний у судей отсутствуют другие необходимые для этой должности качества и в первую очередь достаточный уровень правосознания.

Обращение к проблеме правового нигилизма приводит к парадоксальному заключению: с одной стороны, общество заинтересовано в материальном праве и правосудии, поскольку без них невозможны упорядочение и защита определенной группы наиболее важных общественных отношений, т. е. невозможна нормальная жизнь общества; с другой стороны, нигилизм – это общественное явление, которое в нашей стране носит характер неотъемлемой черты общества. Следовательно, в данном случае с целью обеспечения эффективности как права, так и правосудия, т. е. обеспечения нормальной жизни общества, его приходится защищать от его самого, а точнее, от возможных форм ярко выраженного проявления правового нигилизма. Истинное правосудие немыслимо без глубинного «прорастания» принципа независимости судей и уважения к праву в умах членов общества и в первую очередь, конечно же, самих судей.

Согласно существу правосудия юрист должен становиться судьей на вершине своей карьеры, а не в ее начале, им должен быть человек с сложившимся, самостоятельным мышлением, высоким уровнем правосознания, который способен к независимости не по названию, а по сути. Без этого, хотя бы применительно к основной массе судейского корпуса, говорить об истинном правосудии как реально и повсеместно встречающемся явлении, не приходится. Без этого едва ли можно будет реализовать многие из идей, касающихся защиты общественных интересов, о которых мы будем говорить в других разделах настоящей работы.

вернуться

326

Туманов В.А. О правовом нигилизме // Советское государство и право. 1989. № 10.

37
{"b":"900061","o":1}