В литературе отмечается, что распространение получила концепция «пропорционального правосудия», связанная с идеей обеспечить всеобщий доступ к правосудию в условиях ограниченных ресурсов. Сторонники этой концепции полагают, что «если суды продолжат осуществлять правосудие по существу, судебные разбирательства будут несоразмерны по стоимости как для тяжущихся сторон, так и для государства. Суд должен соизмерить влияние выбора порядка защиты права по конкретному делу на то, как это отразится на правах лиц, обращающихся в суд по другим делам. При пропорциональном правосудии суд не выбирает порядок защиты, исходя из важности дела для спорящих. Главными критериями выступают факторы временны́х и финансовых затрат суда в целом. В соответствии с этой оценкой и предоставляется защита: полная либо усеченная. Осуществление правосудия в рамках такого подхода не является абсолютной обязанностью государства, равной по отношению к каждому гражданину. В свою очередь, и гражданин лишается возможности самостоятельно и субъективно определить степень важности для себя защищаемого права и в соответствии с этим определять тот или иной способ защиты»[226].
О том, каким должно быть правосудие и судопроизводство в настоящем и будущем, рассуждают и российские ученые[227]. В.В. Ярков замечает, что имевший место в 1990-е годы судебный романтизм постепенно проходит[228]. Общество «должно каким-либо образом платить за дальнейшую юридизацию отношений… его высокую конфликтность и другие характеристики современной цивилизации, увеличивающие количество дел в судах»[229]. В.О. Аболонин, в свою очередь, полагает, что «чем шире открываются двери в суд и чем больше дел туда поступает, тем меньше дел можно разрешить по всем предписанным законом правилам, в разумные сроки и с наименьшими затратами. В этом заключается парадокс современного гражданского процесса, который выражается простой формулой „чем больше доступ для всех, тем меньше он для каждого“»[230]. Он же ожидает, что «кризис парадигмы современного гражданского процесса неминуемо приведет к ее упадку и постепенной смене новой парадигмой, в основу которой, скорее всего, будет положена концепция разрешения конфликтов в рамках системы государственных судов… Некогда сопутствующее основной функции правосудия по защите права примирение сторон в суде может стать определяющей и основной функцией в рамках парадигмы „нового гражданского процесса“, развитие которой следует ожидать в ближайшие десятилетия»[231].
Действительно, сегодня доступ к суду по значительному числу правовых вопросов в той или иной мере усложнен. Отнюдь не только в зарубежных странах, но и в России возникла буквально мода на примирение, что выражается в том, что на дискуссионных площадках различного уровня обсуждаются его всевозможные варианты, в том числе предусматривающие обязательное применение примирительных процедур по некоторым или даже многим спорам (в одном из проектов закона о медиации предлагалась обязательность этой процедуры в некоторых семейных спорах)[232].
Примирительные процедуры не просто получили развитие, а определенным образом «проросли» в судопроизводство: содействие судопроизводства мирному урегулированию споров названо одной из его задач (целей) (см., например, ст. 2 ГПК РФ), а в процессуальных кодексах появились разделы, посвященные примирительным процедурам.
Если еще сравнительно недавно правосудие не мыслилось без суда, рассматривающего дело в открытом для каждого судебном заседании, то в настоящее время для многих исследователей отказ от гласного процесса – не нонсенс, а норма. В соответствии с действующими процессуальными правилами подавляющее число требований рассматривается не в режиме развернутого гласного судебного порядка путем проведения судебного заседания, а в упрощенных не гласных порядках.
Некоторые исследователи теперь рассматривают режим судебного процесса (гласный или закрытый; роль суда в нем активная или пассивная) лишь с точки зрения удобства для тяжущихся[233].
В современных подходах к правосудию права человека первых двух поколений все еще оказывают на него влияние, что выражается во многом, и в числе прочего в деятельности ЕСПЧ, однако в определенном смысле их влияние ослабевает, что проявляется в снижении доступности суда, попытке переосмысления роли государственных судов в обществе и том или ином «вытеснении» их из области того, на что можно претендовать в силу прав человека, в сферу услуг, объем которых определяется государством и оказание которых не столь важно для общества и человека. Следование путем минимизирования роли государственных судов в обществе привело и к сильнейшему развитию альтернативных ему форм защиты прав и интересов и даже к возникновению уверенности в том, что они могут заменить собою суд.
Усложнение доступа к государственному суду (или даже его замена несудебными формами разрешения спора), упрощение судопроизводства и некоторые иные тенденции Е.Г. Стрельцова (со ссылкой на иностранных авторов) именует приватизацией правосудия. Она пишет: «Воплощаемая в законах разных стран идея приватизации правосудия, несмотря на сумму предпосылок, породивших ее, в первую очередь движима всё же финансовыми соображениями. Человечество долго шло к доступному для всех суду, равенству всех перед законом и судом, равноправию в процессе, помощи слабой стороне в суде, гарантиям вынесения законного и обоснованного решения. В настоящее время исполнение всей суммы этих положений может предложить только государство: ни наднациональные суды, ни АРС не имеют ресурсов обеспечить всеобщность доступа и участия в процессе, обеспеченном таким уровнем гуманитарных стандартов… Однако в результате „приватизации правосудия“ этот уровень государственной судебной защиты резко понижается… Правосудие имеет равно высокое значение для обращающегося за защитой гражданина, для общества и для самого государства. В судебном порядке при рассмотрении и разрешении дела могут быть защищены как частные интересы спорящих, так и публичные интересы, а этого эффекта невозможно достичь при частной организации защиты права… Только государственный суд… в состоянии обеспечить реальное действие единого правового пространства… способен гарантировать всеобщность судебной защиты… Безусловно, судебный процесс дорог для государства… Но осуществление правосудия и его финансовая затратность – несопоставимые величины…»[234]
От себя заметим, что солидарны с абсолютным большинством утверждений Е.Г. Стрельцовой относительно отрицательных последствий существующих тенденций. Однако вряд ли правильно в данном случае говорить о приватизации правосудия даже в виде метафоры, т. е. в некотором переносном значении. Напомним, что термином «приватизация» принято называть «особый способ передачи имущества из публичной в частную собственность»[235]. В такой ситуации меняется собственник, но само имущество остается самим собой, т. е. имуществом. В случае же обозначенных выше касающихся правосудия тенденций – ситуация абсолютно иная. При радикальных формах упрощения судопроизводства или в ситуации, когда государственные суды устраняются от разрешения спора и замещаются некоторыми иными органами, «перехода» правосудия в неизменном виде от государства к кому-то иному не происходит. В научной литературе, в том числе и автором этих слов, неоднократно подчеркивалось, что правосудие – это деятельность судов не просто по защите различных прав и интересов, а такая, которая протекает в рамках особой системы гарантий[236]. Радикально упрощенный порядок рассмотрения дел судами, а также несудебные порядки подобных гарантий не содержат. Получается, что при реализации указанной тенденции в действительности одно явление – правосудие как деятельность суда, протекающая в особой системе гарантий, – по сути своей уничтожается, а правосудием теперь предлагается именовать нечто совсем иное.