Пока я смывал воду, голоса моих товарищей по команде эхом отражались от кафельных стен, смешиваясь с шумом бегущей воды. Голос Генри возвышался над остальными, в его глубоком тоне слышалось разочарование.

"…Даже не знаю, почему она вообще там оказалась", — сказал он. "Никакого предупреждения. Ничего. Если я собираюсь на ней жениться, я должен хотя бы знать, что она делает".

"Ты говоришь как преследователь", — заметил богатый голос Адриана.

Лиам что-то сказал, но его голос был слишком низким, чтобы я мог разобрать.

"Не… преследую", — сказал Генри. "Если бы это была твоя невеста…"

"Ты забываешь", — сказал Адриан, прервав его. "У меня ее нет. Мои родители решили не участвовать в архаичной бессмыслице, заставляя своих детей жениться на совершенно незнакомых людях, чтобы защитить свое богатство. Они скорее считали, что если мы будем делать глупый выбор и выбирать не того партнера, то они просто откажутся давать нам наследство вообще".

"Разве твой брат не встречается с какой-нибудь стипендиаткой?" спросил Генри.

"Мне плевать на то, с кем или с чем встречается Донован", — пробормотал Адриан. "Меня это не касается".

Лиам сказал что-то еще, чего я не расслышал.

"Отвали, Вулф", — ответил Адриан. "Я не знаю, что ты сделал со своей невестой, но, насколько я слышал, она тебя ненавидит, так что я бы не стал разговаривать".

Я закатил глаза.

Это было глупо.

Я прислонилсь к прохладной плитке, вода каскадом стекала по моей спине, а я слушал. Богатые парни из команды, такие как Генри, часто заключали браки по расчету. Это был мир, отдельно от моего, но не тот, с которым я был знаком.

Я размышлял о том, изменилась бы моя жизнь, если бы мой отец остался в "Змеях". Стал бы я, как Генри, привязанный к человеку, которого едва знал? От этой мысли у меня по позвоночнику пробежала дрожь, и не от воды. Мысль о браке по расчету, о жизни, расписанной семейными ожиданиями и деловыми сделками, казалась мне клеткой. Мне нравилась игра, но политика и сделки за кулисами? Не очень.

Я уже жил в такой клетке, благодаря ожиданиям моей матери. Мало того, что я попал в НХЛ, я должен был стать первым, потому что такие контракты приносили больше всего денег.

Как будто ее волновало только это.

Я зарычал.

Деньги были последним, о чем я думал.

Деньги были ничто… по сравнению с сладостью мести.

Я отключил воду, шум душа прекратился, но мысли продолжали кружиться в моей голове. Кто бы знал, кем бы я был, если бы мой отец не потакал желаниям и не был бы вынужден отказаться от своих прав.

Я собрал свои вещи, и голос Генри стал слабее, его проблемы напоминают о мире, частью которого я был рад не быть. Я направился к своему шкафчику, но уже на следующий день.

Когда шел, мои мысли, как ни странно, дрейфовали от льда, игры и грядущих занятий. Вместо этого, они нашли свой путь к Минке. Где она была сейчас? Что она делала? Чувствовала ли она, как и я, странное притяжение нашей следующей встречи? Мысль о ней, о тайне и предвкушении, которые окружали нас, навела на мои губы непроизвольную ухмылку.

Переодевшись в форму, я не мог не сыграть на возможностях в своей голове. Волнение от погони было то, что я хорошо знал на льду, но это было другое. Это была личная игра, которая выходила за пределы катка. Я наслаждался мыслью увидеть ее снова, танцем интриг и притяжения, который невольно начался.

Я не мог дождаться, чтобы обострить его. Это было как постановка пьесы, маневрирование на льду, за исключением этого раза ставки были выше, более интимные. Я представил ее взгляд, когда она поняла, насколько глубоко она была со мной. Мысль вызвала во мне трепет, смесь предвкушения и чего-то более примитивного.

Когда я закончил одеваться, моя ухмылка расширилась. В следующий раз, когда я увижу Минку, я буду готов. Готов раздвинуть границы, обострить напряжение, втянуть ее в мой мир. Это была опасная игра, но с другой стороны, опасность всегда была частью моей жизни — на льду и вне его.

Выйдя из раздевалки, я почувствовал новое чувство цели. В этом семестре речь шла не только о хоккее или учёбе. Это было о Минке и игре, в которую мы собирались играть. Игра, которую я был преисполнен решимости выиграть, независимо от стоимости.

Войдя в класс прямо перед началом занятий, я просканировал комнату. Профессор Брэдли еще не приехал, что дало мне время выбрать место. Мне нравилось не торопиться, оценивать окружающую среду, так же, как я делал это на льду. Каждое решение, каждый шаг имели значение.

Класс был смесью знакомых и новых лиц, в основном спортсменов, с тем общим чувством цели, которое пришло от балансирования спорта и академиков. Я просто прогулялся по проходу, глядя на сидения. Тогда я увидел ее — Минку. Рядом с ней также сидела Брук Вествуд. Казалось, они были поглощены своим собственным миром, пузырем смеха и болтовни.

У меня на губах потянулась ухмылка. Игра стала еще интереснее. То, что Минка была здесь, в том же классе, было похоже на судьбу, которая бросила мне шайбу и заставила меня выстрелить.

Не колеблясь, я подошел и сел на место прямо за Минкой. Достаточно близко, чтобы быть в ее пространстве, но только вне прямой видимости. Идеально подходит для наблюдения, для планирования моего следующего шага.

Я откинулся назад в кресло, и мои глаза сосредоточились на затылке Минки. Я видел пряди ее волос, как она наклоняла голову, когда смеялась над тем, что сказала Брук. В ней была легкость, легкость, которая резко контрастировала с миром, к которому я привык.

Гнев прошёл через меня.

Она не знала, каково это.

Она никогда не узнает, каково это.

И это меня бесило.

Класс заполнен, гул разговоров растет, как все больше студентов в аудитории. Однако, мой фокус остается неизменным. Я был в курсе каждой смены, каждого движения Минки.

Я не мог оторвать от нее глаз.

Приезд профессора Брэдли снял заклятие, принеся тишину в комнате, так как занятия официально начались. Я выпрямился, мой взгляд сместился вперед.

Когда класс погрузился в сосредоточенное молчание, профессор Коннор Брэдли занял свою позицию на фронте, его поведение привлекло к себе немедленное внимание. Его взгляд был интенсивным и присутствие наполняло комнату.

Кто знал, сможет ли он преподавать, особенно после того, что с ним случилось.

"Добро пожаловать в Мораль и Этику в профессиональном спорте", — начал он, его голос тверд, резонируя с уверенностью, требующей уважения. "В этом классе мы будем изучать этические дилеммы и моральные обязанности, которые приходят с атлетом. Мы рассмотрим сценарии реального мира, обсудим трудные решения, с которыми вы можете столкнуться в своей карьере, и я ожидаю, что вы будете заниматься, задавать вопросы и бросать вызов не только представленным здесь идеям, но и самим себе."

"Значит ли это, что мы будем обсуждать то, что случилось с тобой?" — спросил знакомый голос.

Я перевернул свои глаза.

Дэмиен Синклер.

Я должен был заподозрить, что большинство моих людей должны посещать этот курс, но было странно видеть его, из всех людей, здесь. У него была своя репутация — змея, проскальзывающая через клетку правил. Каким-то образом, ему всегда сходили с рук худшие вещи.

Если бы он мне не был нужен для первого знакомства с Минкой, я бы с ним вообще не общался. Не больше, чем должен был.

Глаза Брэдли пронеслись по комнате, сделав паузу, как будто оценивая каждого из нас. Он проигнорировал вопрос Дэмиена, когда сканировал класс. Его глаза смотрели на Брук Вествуд дольше, чем необходимо, интенсивность его взгляда удваивалась. Он не хотел, чтобы она была здесь, это было ясно. И я не мог его винить. Я был уверен, что ее отец ждал, когда он выйдет за рамки, любой предлог, чтобы уволить парня.

"Дело не только в том, чтобы понять, что правильно, а что неправильно", — продолжал он. "Речь идет о понимании серых зон, давления и выбора, которые могут определить вашу карьеру и, что более важно, ваш характер."