– Уходи. Ты и так меня сегодня опозорил в ресторане, – начала она, едва увидела меня. – Неужели не мог заранее деньги снять с карты? Все видели, как мой парень сбежал. А когда вернулся, на кого ты был похож? Весь красный, потный. У тебя вообще есть достоинство?

– А что я должен был делать в этой ситуации? Я же мчался как мог, чтобы не заставлять тебя ждать!

– Чтобы потом пропасть в туалете? Мужики, курившие у ресторана, поглядывали на меня с вопросом в глазах – почему я стою одна у входа. Вот я и пошла к метро, чтобы не приставали.

– А позвонить нельзя было?

– А самому-то не ясно, в какую сторону я могла пойти?

– Я думал, ты в туалете.

– В туалете дольше тебя? Не смеши меня.

– Как можно было испортить такой вечер? Знаешь, я хотел отвезти тебя в Париж, все бросить к твоим ногам, а ты просто не можешь мне дать. Мы с тобой уже два года вместе. Понятно, что ты не берешь в расчет первый курс, но по факту я тебя вижу каждый день.

– Я тебе ничего не должна. Иди в душ, а то пахнешь как псина.

– Всю жизнь мне не везет с сексом. Сейчас уже могу честно тебе сказать – терять нечего. Не было у меня никакой девушки, только уродливая проститутка. Ты меня даже видела в тот день год назад. Я стоял у входа в общагу разодетый.

– Я помню. Ты тогда проститутку заказал? – удивилась она.

– Да. Один никчемный раз, после которого вообще ничего не хотелось. Я тебе все честно выложил, а ты уж решай – общаться тебе со мной после этого или нет.

На следующий день О. после занятий позвала меня к себе. Она сказала, что ее не смущает мое откровение. Она, наоборот, рада, что я рассказал ей правду. Потом протянула мне что-то большое и плоское в подарочной упаковке. Я хотел открыть дома, но она настояла, чтобы посмотрел при ней. Я развернул бумагу. Вышитая картина в рамке из темного дерева: волк с волчицей под луной. Снизу в инициалы О. было ловко вписано (точнее, вышито) число 13 нитками чуть более яркого оттенка. На первом курсе я читал ей свою поэму. Иногда посылал MMS с изображениями верных друг другу волков. Эта созданная ее руками картина стала самым личным подарком, который я когда-либо получал.

– Он больше не один, теперь у него есть пара, – сказала она.

Еще зимой я подал заявку на участие в конкурсе молодежных короткометражных проектов, который устраивала администрация города. Меня попросили предоставить фильм для отборочного жюри. Я принес диск, приложив к нему пояснения по поводу сюжета. В мае куратор мероприятия сообщила, что фильм стал участником основного конкурса. Его планировали показать вместе с другими работами на большом экране в кинотеатре дворца культуры. С. не захотел пропускать занятия ради показа, а я решил сходить.

Полный зал зрителей. Журналисты. Во время показа конкурсных фильмов я понял, что не вписываюсь в формат. Это были любительские истории из жизни школьников, наподобие «Ералаша». Лишь одна работа в стиле мокьюментари[2] выглядела любопытной. Она рассказывала о ребенке, интересовавшимся изобретениями деда, который оказался древним волшебником.

Когда включили наш фильм о расщеплении личности у больного СПИДом студента, зал замолчал. Я сидел в среднем ряду и следил за реакцией публики. Мне доставляло несравненное удовольствие, что мое творение показывают в настоящем кинотеатре перед полным залом. Фильм закончился, и раздались аплодисменты. Однако при появлении в титрах других фрагментов съемок под музыку Виктора Цоя снова наступила тишина, словно зрители хотели увидеть продолжение истории.

После мероприятия ко мне подошли несколько человек и сказали, что этот фильм очень необычный, а концовка берет за душу.

Большую часть призов взял фильм о волшебном деде. Свой приз и я получил – показ на большом экране.

До завершения съемок нашего полного метра оставался всего один день. Нам нужен был проливной летний дождь. Мы сверились с прогнозом и были наготове. Едва хлынул ливень, мы быстро вышли из метро и сняли одни из лучших кадров. Весь отснятый материал превысил тридцать часов. Мы уже утомились от проекта, длившегося без малого год. С. сказал, что за лето соберет черновую версию фильма.

Сессия, завершающая второй курс, для меня стала успешной, а вот для О. нет. Один из предметов у нас вела надменная преподавательница, которая не интересовалась студентами. За год она никого в группе не запомнила по фамилии. Ей было безразлично, как мы проявляли себя в течение года. В итоге экзамен я написал хорошо, а О. удовлетворительно. Ей не хватило одного балла до четверки. Преподавательница заполнила ведомость не моргнув глазом. Проигнорировала все старания О. в течение семестра.

О. срывалась на мне, высказывая, что жизнь несправедлива, потому что дуракам незаслуженно везет. Меня огорчало, что она принижает мои достижения, и все-таки я попробовал изменить ситуацию. Объяснил преподавательнице, что О. сирота и лишится стипендии из-за удовлетворительной оценки. Та сказала – надо было раньше предупредить. На ее столе лежали незаполненные зачетки и ведомость. Я с презрением посмотрел на взрослого человека, которому из лени не хотелось заново заполнить листок.

Я рассказал О., что пытался помочь. Через неделю она свыклась с мыслью, что диплом будет не красным, и выдохнула: больше не надо стремиться лишь к отличным оценкам.

Настали последние июньские дни. Мы с О. гуляли на закате по смотровой площадке небоскреба. Она игриво от меня убегала, а я ее догонял. Я посадил ее к себе на колени и сказал, что люблю, крепко обняв. Не отпускал ее, пока у меня не затекли ноги.

Наши интимные отношения развивались. Оральный секс был бесподобен. Ей доставляло удовольствие ублажать меня. Она любила определять по вкусу спермы, какой рацион у меня был накануне. Я был без ума от ее промежности. Целовал бедра, теплым дыханием заставлял раскрываться ее половые губы, как цветок. Она захватывала мои волосы на затылке и, крепко сжимая их в кулаке, задавала темп моему языку. С другим же видом секса все было в зачаточной стадии. Мы начали практиковать его в позе сзади. Она могла расслаблять свой сфинктер до полного раскрытия, чем меня приятно удивила. Однако, когда я начинал двигаться, ее подташнивало. Она сразу хотела в туалет.

Перед отъездом из общежития я еще раз решил попробовать заняться с ней анальным сексом. Она уклонялась, кокетливо просила не делать этого. Я думал, она играет. О. раньше четко давала знать, когда не хочет. Тем более она не сопротивлялась. Я вошел в нее и легкими поступательными движениями проникал все глубже. А потом неожиданно увидел ее слезы и сразу же остановился. Я не понимал, почему она заняла роль безропотной жертвы.

В туалете я вымыл испачкавшийся член. «Я тебе говорила – не надо. Там не свободно», – стыдясь сказала она, когда я вернулся. Пришлось успокаивать ее: ничего страшного не произошло. Однако я переживал, что причинил ей боль, да еще перед нашим долгим расставанием на лето.

За пару месяцев я решил привести себя в форму. Приметил у деда в огороде толстый металлический прут. Попросил приварить к нему арматуру в равном соотношении на каждый край. Вышла штанга на 45 килограммов. Первые две недели я занимался с этим весом, а потом попросил деда приварить еще 20 килограммов. Я с раннего утра занимался спортом. Отжимался, бегал, подтягивался. К концу дня у меня совсем не было сил.

Вечерами О. любила поговорить – могла провисеть на трубке несколько часов. Ей часто хотелось секса по телефону. Мне не очень нравилось такое, но я ей подыгрывал. Она заводилась от этих разговоров. Мне приходилось ждать, пока все лягут спать в квартире, или спиной подпирать дверь, чтобы никто не застал меня за этим делом.

Как-то она сказала, что скучает по времени, когда я дарил ей цветы. Я срисовал постер с обложки DVD-диска с проходным фильмом «Я знаю, кто убил меня» (в главной роли Линдси Лохан), на котором была изображена пышная синяя роза. Рисунок я снабдил подписью: «Для моей Лапы». Сфотографировал и отправил по MMS. О. была впечатлена больше, чем изображением на асфальте, хотя и признавала, что ей приятно видеть его из окна. Она понимала – мое сердце принадлежит ей. Буквально.