Раздались громкие аплодисменты. Я не мог представить, что, декламируя стихи с койки в палате психбольницы, буду утопать в рукоплесканиях пациентов. Сама мысль об этом казалась безумной. С завистью хлопал и тот, кто начал литературные вечера. Он больше никогда не читал нам.

С Аней мы все чаще проводили время вместе. Оказалось, ей лишь летом исполнится пятнадцать. Однако внимание мальчиков постарше ей очень нравилось. Как-то я сидел на скамье с соседями по палате, а она решила лечь на нас. Мне досталась ее соблазнительная попа. Я передавал ей стихи через подругу. Первое послание было таким:

Мой интерес к Ане совсем не понравился парню из соседней палаты. До моего прихода в стационар она общалась с ним каждый день. Как-то он со своими друзьями пришел ко мне в палату выяснить отношения. Начал швырять мой учебник истории. В первый раз я не стал поддаваться на провокацию – вышел из палаты, будто мне безразлично. Однако во второй раз, когда они скинули мою постель на пол, такие нападки уже нельзя было игнорировать. Я запрыгнул на пустую кровать, чтобы занять положение выше их, и стал громко крыть их матом. Они испугались. Сказали, что я полный псих, и ушли. Больше они не лезли ко мне. Я мог без опасений общаться с Аней.

Она страдала селфхармом: каждый год наносила себе травмы и отправлялась сюда. Кожа на ее ладонях всегда была в царапинах. Она показала мне шрамы на запястьях, на внутренней стороне бедер – куча синяков. Меня это не напугало. Я влюбился.

Еще месяц назад я чувствовал себя совсем неинтересным для женского пола. У меня долгое время была мечта: я делаю домашнее задание, а тут ко мне в дверь стучит девушка и предлагает пойти в постель. Я думал, всем одинаково хочется ласки.

Помню, однажды – это было в феврале – передо мной открылись слегка оголенные плечи Галины, сидящей на первой парте. Она так и не превратилась из гадкого утенка в лебедя. Я подумал, она может согласиться на близость. После шестого класса у нее не было отношений (если принимать в расчет те наши встречи). Испытывая жуткий дискомфорт, я приобрел в аптеке презервативы. Водку покупать было проще. Я отправился к Гале. Стоя на лестничном пролете перед ее квартирой, я ждал: на ступеньке сидела черная кошка, и мне не хотелось, чтобы она перебегала мне дорогу. Все это время я собирался с духом. Тогда я понял, что моя мечта о внезапной гостье не может осуществиться, если я сам боюсь сделать это. Черная кошка устала ждать, пока я решусь, – ушла по краю ступенек вниз. Я глубоко вдохнул и постучал в дверь.

– Привет, – удивленно сказала она.

– Можно войти?

– В чем дело?

– Ты одна?

– Одна. А что случилось?

– Можно пройти в комнату?

Мы сели на диван. Я повернулся к ней и взял за руку.

– Я подумал, что мы уже давно друг друга знаем. Уже скоро разъедемся после выпускного. У тебя нет парня. Я тоже один. Предлагаю стать тайными любовниками.

Ее лицо вытянулось от изумления, она резко выдернула руку.

– Извини, но нет. Тебе лучше уйти, – решительно сказала она.

Галина указала на дверь. Я попросил сохранить этот разговор в тайне. Мне казалось, завтра об этом нелепом инциденте будет знать вся школа.

Вернувшись домой, я свернулся на кровати эмбрионом и уставился в телевизор. Шел боевик с Брюсом Уиллисом «Герой-одиночка». Сюжет мне был безразличен, но не покидала мысль, что я тот еще герой, оставшийся одиночкой.

И после такого разве мог я упустить симпатичную, хоть и психически нестабильную девочку? Даже заведующий отделением, часто видя нас вместе в коридоре, обращал внимание, что давно не замечал учебника в моих руках. За день до отъезда Ани я написал ей последний стих.

Утром после завтрака мне и Павлу поручили вынести биксы из отделения для взрослых. Зелибобы с нами не было. У него случился нервный срыв из-за того, что не приехала бабушка. Его положили в одиночную палату, из которой он выглядывал в круглое окошко, как из иллюминатора.

Мы оделись потеплее и спустились этажом ниже, где располагалась та психбольница, которую представляют себе люди, никогда не попадавшие в подобные места. В коридорах – пациенты в смирительных рубашках с отсутствующим взглядом. Ходящий взад-вперед человек запинается о порванный линолеум. Стены выкрашены в потускневшие зелено-белые оттенки. Палаты закрыты. К отверстиям в дверях, защищенных мелкой металлической сеткой, прислоняются лица с открытыми ртами.

Когда мы выполнили работу, я пошел к Ане. Ее постель была свернута. Я спросил ее подругу, где она. Та передала мне записку. Аню забрали родители. В своей палате я сел на кровать и развернул листок. Она благодарила меня за стихи и прекрасно проведенное вместе время. Под стихотворением, которое Аня написала для меня, она оставила постскриптум: очень ждет от меня писем. Внизу – адрес.

По прошествии трех недель меня с отцом пригласили на беседу с членом консилиума – педантичной строгой женщиной пенсионного возраста. Она сразу сказала, что мой диагноз снимать не собирается. У нее самой взрослая дочь с установленной шизофренией. Некоторые люди, сказала врач, умеют скрывать свои недостатки. А если мы решили добиваться признания врачебной ошибки, то придется провести здесь полгода. Эти слова повергли меня в ужас. У меня на носу последний этап борьбы за медаль, о каких шести месяцах могла идти речь! Если я сейчас уеду, продолжала она, то решение по мне консилиум принимать не будет из-за недостаточного срока пребывания. И соответственно в будущем военкомат направит меня во взрослое отделение для получения заключения от врачей.

Когда она ушла, заведующий пояснил, что в 1999 году Анна Генриховна защитила научный труд о внезапности появления детской шизофрении, основанный на опыте работы со мной. Теперь Анна Генриховна один из ведущих специалистов в Москве. Никто не решится ставить под сомнение ее выводы. Заведующий сказал, что, если я уйду из стационара, все было впустую. Он обещал решить вопрос насчет постановки более мягкого диагноза. Дал мне вечер на размышление и отпустил домой к отцу. У него я был только по выходным, а всю неделю оставался в больнице.

Обдумав все «за» и «против», я вернулся в стационар. Зашел в кабинет к заведующему. Он пожал мне руку. Сказал, что я принял смелое и взрослое решение. Через несколько дней он отпустил меня в школу, не видя смысла держать в отделении. Просил вернуться через две недели в понедельник, чтобы обсудить дальнейшие действия.

Я приехал домой. Весь вечер слушал “You Don't Know” – сингл, записанный Эминемом при участии других известных рэперов, – настраивался на борьбу. По химии предстояло написать сложную контрольную. В последнем полугодии учительница часто отсутствовала по личным обстоятельствам. Оценок у многих было недостаточно, чтобы вывести итоговую. Нам сообщили, что она увольняется и нового преподавателя химии до конца года не будет. Кто хотел сдавать экзамен по химии, должен был выбрать другой предмет. Я самостоятельно изучал последние темы, которые пропустил. Войдя в класс, учительница сказала, что проведет итоговое испытание по темам десятого класса. Многие обрадовались, но я и еще одна одноклассница решили писать работу по новым темам. Старый материал я давно забыл, а с новым был шанс. Урок закончился. Я попросил дать мне время дописать. Через десять минут сдал работу. Ноги нервно дергались под партой, пока она проверяла. Итог – «отлично». Первая ступенька к пьедесталу пройдена.