Спокойно, не обращай на него внимания. Просто игнорируй.

– К чему ты клонишь?

Хорошо держишься, продолжай в том же духе.

– Ни к чему. Ты не из тех, кому нравится такое, – говорит он, подходя ко мне.

– Твоя работа? – спрашиваю, проигнорировав его замечание.

Внизу помещен псевдоним. Darkness.

– Ты не ответила на мой вопрос, – настаивает он.

Теперь я не сомневаюсь, что рисунок его. Мрачный, как сам художник, да и корона здесь как на его тату. Он единственный в этой квартире считает себя лучше всех.

– Какая-то детская мазня. Тут линия кривая, а здесь… Не могу разобрать. Что за буквы?

Я осмеливаюсь заглянуть ему в лицо. Он широко улыбается, обнажая идеальные зубы, и вскидывает бровь. Неужели я поставила его на место?

С ним надо разговаривать именно так. Если смогу дать отпор, может, он оставит меня в покое? Как тот парень в школе, который приставал, пока однажды я не закричала громче, чем он. От неожиданности мой обидчик застыл на месте. Весь оставшийся год он ходил за мной хвостиком, как последний подлиза. Не уверена, что этот из тех, кто будет пресмыкаться, но стоит попробовать, чтобы доказать: я не легкая мишень.

– Смешно и в то же время мило.

Он для меня потемки. Я сглатываю, сердце колотится. Не могу понять его. Он слишком необычный. Но не отступаю:

– Я реалист.

Смотрю на его рот: он подцепляет зубами пирсинг на нижней губе.

– Тебе пора. Малыши уже третий сон видят, – резко говорит он.

– Обиделся? Нечего ответить? Кто бы мог подумать, что ты так быстро сдашь? Тем лучше.

Чувствую, что у меня вырастают крылья, но пора сбавить обороты, пока Хайден не взорвался.

– Я ни перед кем не сдаю, малышка Кэсси, – говорит он, сжимая челюсть. – И уж тем более не перед такими ранимыми котятами, как ты. Не играй со мной в львицу. Если бы ты знала, что у меня в башке, то убежала бы. Было бы неприятно, если бы мне пришлось тебя обидеть, как думаешь? Так что иди домой и готовь учебники на завтра.

– Ты ублюдок! – шиплю я, наливаясь злостью.

– Ага, типа! Не жди меня во сне сегодня.

– Не буду, мне хватает кошмаров.

Он озадаченно смотрит на меня, но быстро приходит в себя.

– Такая самоуверенная. Я видел, как ты смотрела на меня в парке, – говорит он, презрительно оглядывая меня с ног до головы.

– Неправда! – выпаливаю слишком быстро и более агрессивно, чем ожидала.

– Осторожно, ты краснеешь, и по тому, как подрагивают твои веки, я знаю, что ты лжешь.

Так, пойду-ка. Едва дохожу до двери, он бросает вдогонку:

– Не вздумай появляться снова, тебе здесь не рады! Сюда приходят только те, кого приглашу я, – предупреждает он, откидывая со лба прядь волос.

Ага, заметила!

– Я и не собиралась возвращаться.

– Лучше не надо. И запрись сегодня покрепче, а то мало ли что… – добавляет он.

В горле встает ком. Выхожу из квартиры, не попрощавшись с остальными. Хайден идет за мной.

Да что он привязался?

– Я тоже пойду. До завтра, ребят! – кричит он, обернувшись.

В три шага я оказываюсь перед своей дверью и быстро поворачиваю ключ в замке, пока он издевательски смеется.

– Спокойной ночи, котенок! – раздается его хриплый голос, и он исчезает за поворотом.

В ответ хлопаю дверью. Жуть. И что мне теперь делать? Как можно быть таким придурком! И надо же случиться, что этот идиот – брат-близнец моей соседки! Придется его избегать. Как бы мне хотелось вернуться домой, на нашу террасу, смотреть на океан и вдыхать морской воздух, быть рядом с подругой, которая осталась где-то там. Скучаю по Марине.

Пока Джойс с приятелями, я иду на кухню, наливаю стакан воды и выбрасываю пластырь в мусорное ведро. Уже два часа, но я не хочу засыпать, потому что знаю, что впереди беспокойная ночь.

Ранимый котенок… С тех пор как умер отец, я изо всех сил стараюсь не быть такой, но это не легко. Благодаря моим близким в Сан-Диего я пришла в себя. Здесь, вдали от семьи, чувствую, что в любой момент могу сорваться, так что, если Хайден продолжит ко мне приставать, он своего добьется. Чувствуя, что комната меня душит, беру ключи и отправляюсь на прогулку. Дома я часто так делала: гуляла, чтобы проветрить голову. Пляж, город, я могла идти и идти. Долго. В полной темноте. Меня это никогда не пугало, я просто привыкла. Здесь все по-другому. Даже ночью повсюду люди: и если не парочки на лужайке, то, судя по запаху, любители покурить.

Побродив по кампусу, устраиваюсь на скамейке перед своим корпусом. Решаю позвонить Марине. У нее бессонница, она будет не против поболтать среди ночи. Подруга берет трубку после первого гудка.

– Кассита! Как я по тебе скучаю! Ты в порядке? – восклицает она.

– И я скучаю, хотела тебя услышать. Этот вечер, не то чтобы… Тут классно, но без тебя будто чего-то не хватает.

– Так всегда поначалу, это нормально. Расскажи, как тебе стэнфордские парни?

Вот она, моя Марина. Парни всегда интересовали ее больше учебы. Прежде чем ответить, выдерживаю небольшую паузу.

– Обыкновенные, как и везде.

Накручиваю волосы на палец, смотрю на свои ноги.

– Врешь, я же тебя знаю! Уже с кем-нибудь познакомилась?

– Неважно. Как там в Сан-Диего?

– Еще один препод?

Упоминание Шона, моего 25-летнего тренера по серфингу, раздражает меня.

– Нет, Марина, – вздыхаю я.

– Окей, сдаюсь, там тебе тоже снятся кошмары?

– Да, сил нет, один и тот же сон, снова и снова.

Рев приближающегося мотоцикла заставляет меня вздрогнуть.

– Что за шум? Где ты?

Я не слышу Марину, только смотрю на черно-красный мотоцикл, который останавливается перед входом в общежитие, в нескольких метрах от меня. Свет уличных фонарей позволяет прочитать надпись на заднем номерном знаке: Darkness – как и под тем граффити. Замечаю модель: «Ниндзя ZX-6R».

– Кассита, ты тут? – раздается из мобильника.

Хайден снимает шлем, несколько раз проводит рукой по волосам и закуривает сигарету.

– Я перезвоню тебе завтра, дорогая, – отвечаю и кладу трубку.

Смотрю на спортивный мотоцикл, оборудованный для стантрайдинга. Повсюду упоры для ног, а за сиденьем – металлический бугель[2], весь в царапинах. Так вот где была его нога, когда он выполнял стойку. Шины на вид как новые. Я вспоминаю хлопок, который слышала той бессонной ночью, знаменовавший, по всей видимости, конец шоу.

Хайден снимает куртку, открывая черную футболку с красной надписью «Нахал». По крайней мере, он это не отрицает. Лжекороль откидывается на спинку мотоцикла и затягивается сигаретой, не обращая на меня ни малейшего внимания. Проваливай, черт возьми, я хочу побыть одна.

– Неужели Джойс наконец выгнала тебя? – говорит он, медленно выпуская дым.

– Дышу свежим воздухом. Извини, что разочаровала.

Он открывает бак и заглядывает в него, двигая мотоцикл. Бак плоский, чтобы на нем можно было сидеть во время трюков, я видела это по телеку.

– Совсем одна… В ночи. Не слишком осмотрительно.

Я подтягиваю ноги к груди и обхватываю руками колени. Сижу неподвижно.

– Это угроза?

– Это факт. А вот еще один: если ты сидишь тут в три часа ночи, значит, что-то не дает тебе уснуть.

Прошел час, надо же.

– Проницательно… – усмехаюсь я.

– Скучаешь по мамочке с папочкой? – подтрунивает он.

Сердце замирает, накатывают слезы. От его слов сдавливает грудь. Боль скорби.

– Ты ничего не знаешь о моей жизни, не лезь не в свое дело, – шиплю я.

Он поворачивается ко мне, на его губах играет ухмылка. Он забавляется тем, что наконец нащупал больное место.

– С тобой и не поговоришь. Сразу злишься.

В ярости, сжав кулаки, я отвечаю:

– А как еще, если ты только и делаешь, что грубишь?

– Это неправда, я со всеми так разговариваю, – спокойно отвечает он.