Вскоре в бар вошла Света. Она выглядела еще ужаснее, чем на фото. Было заметно, как Света пыталась скрыть побои тональным кремом, но это не сильно помогло. Я хлопнула по соседнему стулу, приглашая ее сесть. Света села и начала свой рассказ:

– В общем, я заехала в тюрьму. Пришла с вещами и говорю: я должна у вас отсидеть. Там посмеялись и подселили меня в камеру к двум огромным бабам и маленькой девочке лет пятнадцати, которую эти бабы избивали и насиловали. Ну, я вступилась, – гордо рассказывала Света.

– Погоди, а откуда вообще в тюрьме пятнадцатилетняя девочка? – нахмурила я брови.

– Ее закрыли за проституцию и торговлю наркотиками. Она сама сидит на героине.

– Какой кошмар. И что?

– Ну, вот я вступилась, и они начали избивать меня. Самое страшное для меня как для врача, что мне отбили руку.

Света положила на барную стойку руку. Я увидела, что вся ее рука в отеках, а мизинец зверски изуродован, будто по нему много раз били молотком. Света продолжала:

– Я люблю свою работу больше всего на свете и не представляю, смогу ли я работать дальше, – последние слова она произнесла, чуть ли не рыдая.

– Ты делала рентген? – злобно прошипела я.

– Конечно, еще вчера. Разорваны сухожилия, неизвестно, восстановится ли палец вообще. Но если вернуться в прошлое, я бы все равно ее защитила.

– Ну конечно же, как еще.

– Я привезла ее с собой, – прошептала Света. – Эту девочку. Ее зовут Лена, – Света виновато опустила голову.

– Ты притащила с собой пятнадцатилетнюю наркоманку и проститутку из тюрьмы во Владивостоке? И где она?

– Я сняла ей квартиру.

– Ты больная? Она героиновая наркоманка. Мне очень ее жаль, но не думаю, что ей можно помочь самой. Тебе необходимо обратиться в полицию, органы опеки, какой-нибудь фонд! – закричала я.

– Таня, никто не будет этим заниматься. Ее просто запрут в психушке.

– Героиновая наркоманка, Свет. Ты думаешь, что вылечишь ее?!

– Думаю, да. Я достала ей метадон. Как заместительную терапию. Люди так выкарабкивались.

– Ты украла из больницы метадон?! Вряд ли же его продают в аптеках, – допрашивала я Свету.

– Конечно нет, я купила его через людей, которые занимаются провозом лекарств. В больницах часто нет нужных препаратов, и я часто к ним обращаюсь.

Я попросила бармена повторить мне коктейль и краем глаза увидела, как Дима, слушавший эту историю, налил мне больше алкоголя, чем обычно. Я кивнула ему и улыбнулась. Затем, отхлебнув виски, продолжила:

– Вот что ты должна сделать, Света. Ты должна подать на колонию в суд, которая допускала это. Может, надо осветить ситуацию, как-то еще повлиять, я не знаю, но нельзя же это так оставлять.

– Я уже направила документ, не волнуйся. Когда была там, – ответила Света.

– Ну, хоть что-то ты сделала разумно.

– Кстати, Таня. Мне звонил юрист, они открыли Женино завещание, он оставил мне квартиру в Новосибирске. Мне от него ничего не нужно, я продам квартиру. Она стоит где-то пять миллионов рублей. Можно я отдам эти деньги тебе?

Это предложение подняло во мне невероятную бурю возмущения. Мама с детства учила меня, что деньги достаются трудом, и, когда мне дарили деньги, аккуратно просила меня их вернуть. Она была убеждена, что большие деньги всегда опасны, если достаются даром. И что на самом деле даром ничего не бывает. К тому же последний в мире способ заработка миллионов, который я хотела бы пробовать, – забирать их у повесившегося мужа подруги.

– Нет, нельзя. Я не возьму их. Даже не проси, – отрезала я.

– Я не могу оставить их себе, Тань. Он бросил меня. Выбрал смерть и решил вот так откупиться от меня. Я тебя умоляю. Возьми их, – взмолилась Света. – Иначе я выброшу их в Неву.

– Я тебя заклинаю, хватит кидать вещи в наши реки!!! Ладно, давай так. Когда тебе придут эти деньги – мы отдадим их на благотворительность. Все. До копейки. Себе я ничего возьму.

Света согласилась. Мы пили и болтали, а потом мы разъехались по домам.

Забегая вперед, я напомню, что Светлана Владимировна Богачёва – мошенница и не было никогда ни денег, ни мужа, ни тюрьмы во Владивостоке, ни девочки Лены.

Раскрыла я Свету спустя почти три года. И когда она во всем признавалась, я спросила ее про этот день. Оказалось, что все эти страшные увечья на лице и руке Света нанесла себе сама в день нашей встречи – чтобы поддерживать эту легенду. Это был не грим или накладные раны. Она взяла молоток и раскрошила себе руку и лицо, после чего написала мне сообщение с просьбой встретиться.

И к сожалению, это еще не самое страшное и не самое безумное, на что была способна эта женщина.

Мы сняли уже три сцены для Светланы Богачёвой и ее медицинского видео. Анечка занималась поиском студий, арендой оборудования и помогала мне сниматься. Все съемки проходили с личным присутствием Светы. На одной из съемок я заметила, что она еле сдерживает слезы. Я не выдержала и спросила, что случилось. Света долго улыбалась и убеждала меня, что все хорошо, но вскоре расплакалась и сказала, что сегодня годовщина Юли.

– Кто такая Юля? – спросила Анечка, но я взмахом руки остановила ее вопрос. Я моргнула ей и мотнула головой, что означало: «Я позже тебе все расскажу».

Мы приняли решение прервать съемки. Дело шло уже к вечеру, я отпустила Аню, сказав, что прослежу, чтобы Света спокойно села на такси. Аня уехала, а мы со Светой остались ждать ее машину. На Свете не было лица, и она была белая как смерть.

– Ты нормально доедешь? – спросила я, увидев, как желтая машина тормозит напротив нас.

– Конечно, – Света многозначительно посмотрела на меня мертвыми глазами.

– Так, давай-ка я с тобой до дома доеду, чтоб ты ничего не учудила. А то кинешься в Неву, а я просила не засорять реки.

Света улыбнулась. Хороший знак. Значит, она еще может улыбаться.

В машине Света значительно расслабилась и уже не сдерживала слезы, а также не притворялась, что ей легко передвигаться.

Когда мы приехали, я проводила Свету до дома. Не так давно она сняла себе новую квартиру, больше предыдущей, с двумя комнатами – мол, ей морально очень тяжело долго оставаться на одном месте. Квартира находилась в новом красивом ЖК, в самом центре Петербурга, в десяти минутах ходьбы от небольшого парка, в котором располагался ТЮЗ – Театр юного зрителя.

Мы зашли в гостиную с большим телевизором и диваном. Здесь же были кухня и обеденный стол. В стене были две двери, ведущие в разные комнаты. Пахло в этой квартире так же, как в предыдущей: медицинским спиртом, хлоркой и каким-то омерзительным цветочным бальзамом для белья. Этот запах впоследствии будет твердо ассоциироваться у меня со Светланой Богачёвой. И, учуяв его случайно на улице, я буду покрываться холодным потом.

– Танюш, умоляю, останься со мной, я сегодня одна не выдержу, – попросила Света. – Мне нужно с кем-то поговорить.

– Конечно, без проблем.

Мне было некомфортно, но я не могла бросить Свету. Я даже не представляла, что это такое – пережить смерть ребенка и любимого мужа. Тем более из-за поврежденного пальца Света не могла толком работать реаниматологом, что ее вдобавок сильно расстраивало. Ведь работа была единственным ее утешением. Было бы крайне мерзко с моей стороны бросить человека одного в такой ситуации.

Мы попили чаю, поболтали, и Света снова рассказывала мне свои истории о Юле, когда та была еще жива. Я делала вид, что слышу их впервые, и умилялась. Когда на часах был уже почти час ночи, я сказала Свете, что ей надо поспать. Чем скорее закончится день, ассоциирующийся со смертью Юли, тем лучше, считала я.

Света поднялась и пошла спать. Перед сном она сказала, что я могу брать все что захочу, и очень попросила остаться до утра, чтобы она с собой ничего не сделала. Я согласилась.

Когда Света улеглась, я села на диван в гостиной, включила телевизор и быстро долистала до канала «Культура». Показывали моноспектакль с Алисой Фрейндлих «Оскар и Розовая дама». «Замечательно, – подумала я, – пусть драма будет по ту сторону экрана, а не по эту». Я тихо открыла холодильник и плеснула в чистую чашку, стоящую на столе, немного лимонада, который нашла на нижней полке.